— Ты ведь не любил Марти Нилсена, правда, Карран? — спросил Моран таким тоном, будто привел блестящий аргумент в споре на жаркой предвыборной дискуссии.

— Это и так всем известно. Я уверен, что и ты кое-кого не любишь, Моран. И бьюсь об заклад, что полным-полно людей, которые терпеть не могут тебя.

— Это не относится к делу.

— Ты набросился на него вчера днем, — сказал Салливан, — на глазах более, чем десятка офицеров полиции.

— Правильно. Ну и что из этого? Хорошо. Я пришел кое-что выяснить у него. И потерял самообладание.

— А может, у тебя его никогда и не было. Может, ты поджидал Марти за баром «Десять-четыре» и пустил пулю ему в голову. Может, ты хотел еще раз посчитаться с ним за то, что он был строг к тебе. Ведь и такое вероятно, правда?

— Насрать мне на то, как Нилсен относился ко мне, Моран. Я вообще не обращал на него внимания.

— Тогда что же так достало тебя, так задело тебя за живое? — спросил Салливан. — Почему ты его вдруг возненавидел?

— Я относился к нему безразлично, но он… Послушай, Нилсен заполучил мое досье вместе с медицинской картой. Ее завели на меня в управлении сразу после того, как я пустил в расход двух туристов.

Толкотт поморщился. Он терпеть не мог такие грубые, прямолинейные выражения. Он предпочел бы медицинские термины Бет — травма или несчастный случай.

— Бред собачий, — убежденно сказал Моран.

— Я знаю, что он достал мое досье. Но ему этого было мало, он использовал его. И показывал за пределами управления. Он использовал мое досье против меня.

— У тебя есть какие-нибудь доказательства? Можешь ты убедить нас, что он действительно показывал кому-то твою медицинскую карту? И есть ли у тебя доказательства того, что он вообще владел ею?

Конечно, доказательства у Ника были. Он располагал множеством доказательств. Но если он расскажет о Кэтрин Трэмелл и ее сверхъестественной осведомленности о его психике и привычках, они подумают, что он совсем сбрендил. А если он расскажет о признании Бет Гарнер в том, что она отдала его досье Нилсену, у нее будут неприятности. Ему оставалось только одно — лгать.

— Я спрашиваю о доказательствах, Карран. У тебя они есть?

Ник Карран покачал головой.

— Нет. Нет. У меня нет никаких доказательств.

— В таком случае, у тебя вообще ничего нет, — заметил Моран.

— Только я еще не совсем свихнулся, чтобы впутаться с человеком в драку, а двумя часами позже пристрелить его из служебного револьвера тридцать восьмого калибра. Это ведь тоже о чем-то говорит, правда?

— Вовсе необязательно. Люди иногда совершают безумные поступки? Ты ведь знаешь об этом, Карран.

Дверь в комнату для допросов открылась, и вошла Бет Гарнер. Под глазами у нее залегли темные круги, будто она не спала всю ночь, а не была всего-навсего поднята с постели плохими новостями. Она с беспокойством посмотрела на Ника Каррана.

— А вот и наш специалист по людям, совершающим безумные поступки, — сказал Моран.

Салливан меньше всего хотел видеть здесь психиатра Каррана.

— Мы побеседуем с вами позднее, если вы не возражаете, доктор Гарнер.

— Я бы хотела присутствовать здесь, я думаю, что могла бы помочь расследованию.

— Я на самом деле попросил бы…

Странно, но именно Толкотт решил и спор. Для репутации управления было лучше объявить Каррана безумным полицейским, нежели признать при всем честном народе, что работник полицейского управления Сан-Франциско хладнокровно убил коллегу-полицейского.

— Я не вижу ничего дурного в том, чтобы доктор Гарнер присутствовала здесь, если не возражает детектив Карран.

Ник пожал плечами.

— Мне все равно.

Бет Гарнер кивнула, взяла стул и пододвинула его к столу, она была взволнована и напряжена.

— Где ты был сегодня ночью, — требовательно спросил Моран.

— Дома, — сказал Ник. — Смотрел телевизор.

— Всю ночь? — Да.

— И что ты смотрел?

— Я не знаю. Какое-то дерьмо.

Он едва ли мог припомнить, включен ли был у него телевизор, а тем более перечислить названия передач на экране.

— Ты пил? — спросил Салливан. Карран ожег Бет взглядом горящих глаз.

— Да. Я пил. Салливан нахмурился.

— А я думал, ты завязал.

— Я долго не пил. Два месяца я вообще ни капли не брал в рот. А теперь, когда прихожу домой, выпиваю пару стаканчиков. Я знаю свою норму. И я не пью, когда это не положено. Я не потребляю спиртного на службе, как образцовый полицейский.

— Но ты пил.

— Я же только сказал, что да.

— Сколько?

— Пару стаканчиков. Я же сказал.

— Когда ты снова начал пить? Ведь ты же так долго придерживался сухого закона.

— Я начал пить два дня назад. Я перестал пить, потому что этого хотел. Я снова взялся за бутылку опять же по своему желанию. Тебя это волнует, лейтенант?

— Меня это не волновало. Пока ты не набрался и не решил выйти на улицу и наделать глупостей. Вот и все.

Бет Гарнер решила вмешаться.

— Вчера около десяти часов вечера я видела детектива Каррана у него в квартире. Он был уравновешен и не пьян. — Бет говорила уверенно, голосом объективного врача.

Салливан подозрительно посмотрел на нее.

— Скажите, пожалуйста, если вы не возражаете, что вы делали вчера в десять часов вечера в квартире детектива Каррана?

У Бет был готов ответ.

— Я была там по делам службы как штатный врач управления. Я слышала о ссоре Каррана с лейтенантом Нилсеном и подумала, что он, возможно, нуждается в помощи.

— Прямо среди ночи, — усмехнулся Моран.

— Это было вовсе не ночью лейтенант. Я же сказала вам, что посетила Каррана около десяти часов. И какие бы у вас ни были представления о моей профессии, вы должны помнить, что я могу потребоваться больному в любое время суток.

— Очень впечатляюще, — съязвил Моран. — Очень самоотверженно. И очень удобно.

— И каково, по-вашему, мнению было состояние детектива Каррана, доктор?

— Я же сказала, что он был уравновешен и не пьян.

Он признался, что сожалеет о стычке с Нилсеном, и не проявлял враждебности.

— Сколько времени вы пробыли у него?

Она прямо посмотрела на Ника Каррана, выдержав его взгляд.

— Я пробыла у него около пятнадцати минут, поняла, что причин для беспокойства нет, и ушла.

Ник отвел глаза в сторону, поискал сигарету, зажег ее и жадно затянулся.

— В этом здании не курят, — раздраженно сказал Моран.

Уокер, Толкотт и Гас Моран точно знали, что ответит ему Карран.

— И что вы сделаете со мной? Привлечете меня к суду за курение?

— Послушай, Карран.. — сердито сказал Моран, приподнявшись в кресле.

Салливан оборвал Морана.

— Я спрошу у тебя всего раз, Ник. Это будет записано в протокол: ты убил его?

— Нет, — без запинки ответил Ник.

— Ты уверен? — стоял на своем Салливан.

— Послушай. Я уже сказал. Зачем мне днем при всех врываться в кабинет Нилсена, а ночью убивать его? Назовем это глупостью, сумасшествием… как хотите, но я недостаточно глуп и недостаточно свихнут, чтобы натворить такое.

— Ты считаешь, что, если утром сцепился с ним, — сказал Моран, — это освободит тебя от обвинения в убийстве. Дает тебе алиби.

— Так же, как создание книги об убийстве одного парня освобождает ее автора от подозрения в таком же убийстве, — заявил Уокер. Он обменялся взглядами и улыбками с Мораном и Карраном.

— Вы знаете, лейтенант, пожалуй, вам это следует принять во внимание, — сказал Ник.

Салливан и Моран догадались, что их обошли, и им это не понравилось.

— Не понимаю, — сказал Салливан. — О чем вы говорите, черт побери? Какая книга?

— Забудь об этом, Джейк, — проговорил Уокер. — Это к делу отношения не имеет. Мы просто пошутили, вот и все.

— Пошутили? Долбаного следователя «Внутренних дел» пускают в расход, а вы, дерьмовые филеры, вместо того, чтобы заниматься расследованием убийства, обмениваетесь шуточками, Это что еще за бред собачий?

Лицо Морана сильно покраснело.

Толкотту тоже было не до веселья.

— Ничего тут смешного нет, — строго заявил он и поднялся со стула. — Вы в отпуске, Карран. — Он многозначительно посмотрел на Бет Гарнер. — В отпуске в связи с предстоящим психиатрическим обследованием. Посмотрим, каковы будут его результаты.

Ему не нужно было договаривать до конца, всем и так было ясно, что он имел в виду: нужно уволить Каррана из полиции по причине психиатрического расстройства.

На сегодня допрос прекратился. Толкотт выскочил из комнаты, бодро проследовав за Салливаном и Мораном. Уокер остался один.

Гас Моран почесал щетину на щеке.

— Ник, док, вы не против пойти позавтракать. Я предлагаю отведать старомодного лакомства полицейских: яичницу с сосисками на слегка поджаренном сале. Я угощаю.

— Спасибо, Гас, но я не могу.

— Ну, а вы, док?

— Я провожу Бет до ее машины, Гас. Моран пожал плечами.

— Похоже, вы не хотите разделить со мной компанию, да? Что ж, тогда я, пожалуй, куплю «Кроникл» и пойду набивать брюхо в одиночку.

Он, волоча ноги, побрел прочь, его плечи согнулись от усталости и гнета забот.

Ник Карран взял Бет Гарнер под руку и повел к двери. В предрассветные часы жизнь замирает даже в штабе полицейского управления большого города. В коридорах не сновали полицейские и их поднадзорные, вместо них там иногда попадались сторожа и уборщики. В холлах было тихо, лишь гудели машины, полировавшие мраморные полы.

Бет искоса взглянула на Ника, будто сомневалась, в здравом ли он уме.

Ник Карран предвидел ее вопрос.

— Я всего лишь хотел поблагодарить тебя.

Он говорил спокойно, его голос был нежен и мягок.

— Пустяки, Ник, особенно если учесть, какие неприятности я навлекла на тебя своими отчетами.

— Тебе не следовало предоставлять мне алиби. За все, что я тебе наговорил и сделал, ты вполне могла бы бросить меня на произвол судьбы.

— Зачем мне это? Ник криво улыбнулся.

— Я ведь этого заслужил.

— Выкинь это из головы. — Она доброжелательно улыбнулась. — Как ты догадался, что Кэтрин Трэмелл видела твое досье?

— Очень просто. Она знает обо мне такие секреты, которыми я делился только с тобой.

Бет. Гарнер покачала головой, будто не верила ушам своим.

— Она действительно уникальная женщина. С клинической точки зрения, конечно.

— А какая она была во время учебы.

— Я мало знала ее. Но мне всегда было рядом с ней как-то не по себе.

Ник распахнул перед Бет большие стеклянные двери здания управления.

— Не по себе? Почему?

Бет вздрогнула. Трудно было сказать — от холода или от неприятных воспоминаний.

— Я… я не знаю почему. Это было давно, я на самом деле забыла.

Они остановились возле ее машины.

— Ник, ты должен отдохнуть. Обещай мне, что ты больше не будешь перенапрягаться.

— Обещаю.

Она быстро нежно поцеловала его в щеку.

— Хорошо.

Она поискала ключи от машины, нашла их и открыла дверцу.

— Ступай теперь домой, Ник. Поспи часа два. Ты почувствуешь себя намного лучше.

Но он и теперь мог сделать нечто такое, от чего почувствовал бы себя гораздо лучше.

— Бет, я был зол на тебя. Поэтому и сказал, что… Она подняла руку и оборвала его.

— Ты сказал то, что думаешь. Я уже большая девочка. И справляюсь с этим.

— Бет…

— Ступай домой, Ник.

Ник оставался на стоянке, пока не уехала Бет. Он не пошел домой. Он подождал, когда она скроется из вида, а затем отправился искать Гаса, чтобы съесть с ним порцию чистейшей холестериновой отравы в ожидании новостей из управления.

* * *

В девять часов Ник решил, что Андруз должен уже появиться в служебном кабинете на своем рабочем месте.

Когда Ник вошел в сыскное бюро, Уокер хмуро посмотрел на него из своей кабинки. Этот взгляд говорил яснее ясного; что ты делаешь здесь, черт побери?

— Пришел очистить мой стол, — отозвался Ник.

— Даю тебе пять минут, Ник, — крикнул Уокер. — Потом убирайся отсюда ко всем чертям.

— Ну, конечно. В чем дело.

Он надеялся, что у него вид невинного пай-мальчика, которого незаслуженно обижают. Андруз сидел за столом и как заведенный стучал по клавишам пишущей машинки, приводя в порядок записи, нацарапанные в служебном блокноте, который лежал тут же на столе.

— Привет. Как дела, Сэм?

Андруз с преувеличенной подозрительностью посмотрел на Ника.

— Как у меня дела? У меня все в порядке, Ник. А вот что ты скажешь о себе? Хочешь пополнить список служащих полицейского управления Сан-Франциско, уволенных по причине психического расстройства?

— У меня талант влипать во всякие истории, — сказал Ник, пододвигаясь быстрыми, мелкими шажками к столу Андруза. Он взглянул на Уокера в стеклянной кабинке, затем понизил голос. — Ты выяснил что-нибудь о ее родителях?