Увидев на другой стороне улицы надпись «Компьютеры», он перешел дорогу и вошел в магазин.

На полках стояли мониторы, в витринах лежали дискеты, клавиатуры, принтеры, картриджи, наушники, мышки и коврики…

— Интересуетесь? — подошел к нему продавец, молодой парень с экстремальной прической, если можно назвать прической налысо бритую голову.

На столе по экрану включенного монитора плавали золотые рыбки. На голубом фоне они смотрелись очень живописно.

— Есть новые лицензионные поступления, — улыбался продавец. — Полная защита от дурака, то есть от чужих проникновений… — Он взял со стола коробочку и протянул Смирнову. Тот машинально принялся читать надписи по-английски, почти ничего не понимая. — Объяснить?

Смирнов вздрогнул и отдал коробочку обратно:

— Нет, спасибо…

Он вышел из магазина и вновь побрел по улице. «Я и есть тот самый дурак, от которого защита нужна, — думал он тоскливо. — Наобещал с три короба, хвост распушил, кредит под мою идею Ирина выбила. Я ей все о прибыли толковал… А сотрудники? Говорил ведь Герберт Иванович, что не верит в мою идею, и оказался прав. А я его уволил…»

Он все шел и шел, мимо старых домов и палисадников. На ярком солнце играли дети, мимо изредка проезжали машины. В мире царил покой и летняя благодать, а в душе Смирнова полыхал стыд.

«И ведь советовал мне Стульев сначала запатентовать, а потом продавать. А я-то торопился, надеялся сорвать большой куш. Контрактов наподписывал… Как я теперь этим людям в глаза смотреть буду?»

На углу стояла урна. Андрей мутно посмотрел на злополучную папку, которую все еще таскал с собой. Зачем она ему нужна? Как напоминание о самом тяжелом поражении, какое когда-либо наносила ему жизнь? Он бросил ее в урну, но, пройдя несколько шагов, вернулся. «Будешь таскать! — остервенело приказал он себе. — И вспоминать, чтобы неповадно было впредь хвастаться!» Он полез в грязное отверстие, извлек оттуда папку, стряхнул с нее мусор.

Андрей вышел на набережную. Сейчас здесь никого не было, только в отдалении несколько ребятишек играли в мутной луже. Некоторое время он просто стоял, облокотившись на ограду, и смотрел вниз. Река плескалась с таким равнодушием к его проблемам, что он почувствовал себя лучше, словно плеск волн заговорил боль.

«Папку я оставлю себе, на память о собственной глупости. А бумаги… Зачем они мне?»

Он достал из папки лист, сложил из него кораблик и бросил вниз. Кораблик качнулся, загреб бортом воду и утонул.

— Дубль два, — пробормотал Смирнов, складывая следующий лист.

— Дядь, а дядь, что ты делаешь? — возник радом белобрысый мальчишка. Нос у него облупился от солнца, а хитрые глаза неотрывно следили за руками Смирнова.

— Кораблики пускаю, — усмехнулся Андрей. Он кинул второй корабль на волны, и его постигла участь первого.

— Кто ж так кидает, — не выдержал мальчик. — Их же осторожно надо спускать, чтоб воды не набирали…

— А как я это сделаю? — огрызнулся Смирнов. — Причал высокий…

— Я сейчас спущусь, — вызвался мальчик. — Давай сюда свой кораблик!

Смирнов быстро соорудил еще одно «судно». Игра стала его забавлять. Мальчик взял его в зубы и с ловкостью обезьяны полез вниз, цепляясь за ржавые балки. Андрей не заметил, как его окружили остальные ребятишки. Круглыми глазами они следили за белобрысым.

— Свалится, — радостно пищал малыш, свешивая голову вниз. — Точно свалится. Эй, Васютин, ты за ту балку не берись, она трухлявая!

Белобрысый мальчишка навис над водой, держась за балки руками и ногами. Потом осторожно отпустил одну руку и взял из стиснутых зубов кораблик. Смирнов боялся пошевелиться. Что за игру он затеял? Вот свалится ребенок, придется прыгать за ним, доставать из холодной воды…

Мальчик осторожно опустил корабль на воду, и тот поплыл, подпрыгивая на волнах.

— Ура! — заверещали его друзья. — Молодец, Васютин, хорошо пошло!

— Давайте еще один, — поднял голову белобрысый. — Спустим!

Смирнов растерялся.

— Да не надо, вылезай, — сказал он. — Еще свалишься…

— Не-а, — мотнул головой мальчишка. — У меня руки сильные. Я так могу час висеть.

— Так уж и час! — насмешливо сказал карапуз с царапиной на щеке. — А кто вчера с тарзанки свалился? И пяти минут не провисел…

— Смотрите, крыска! — вскрикнул самый маленький пацан, которому Смирнов дал бы не больше пяти лет. — Давайте ее на корабль посадим!

Крупная, гладкая черная крыса сидела на ржавом бачке и деловито уплетала сухарик, не ведая об опасности, которая над ней нависла.

— Ты слева, ты справа, — скомандовал мальчик с царапиной. Два его приятеля потихоньку направились к крысе.

Они были в метре от нее, когда животное почувствовало опасность. Бросив недоеденный сухарь, она молнией метнулась под бачок, но один из ребят ее опередил.

— Поймал! — торжествующе кричал он, прыгая с зажатым в кулаке зверьком. — Давайте ее спустим…

Смирнов, подчиняясь давлению малолетней общественности, соорудил прочный кораблик из двух листов сразу. Один из ватаги достал из кармана веревку, и крыса была привязана к кораблю, а потом спущена белобрысому смельчаку у воды.

Тот изрядно утомился висеть вниз головой, пока остальные развлекались, мучая животное. Чтобы отвязать зверька, ему пришлось сесть на ненадежную балку.

После двух неудачных попыток, когда крыса цапала его за палец и за нос, ему удалось развязать ее и посадить в кораблик.

— Спускай! — кричали ему сверху. Крыса в бумажном корабле была осторожно опущена на воду.

Казалось, она примирилась со своей горькой участью капитана дальнего плавания. Затихла и сидела спокойно, но, как только корабль коснулся воды, с тихим писком прыгнула за борт.

— Утонет! — кричали мальчишки, и Смирнов вместе с ними. — Точно утонет!

Но крыса не утонула. Судорожно подгребая лапками, она добралась до подпорок, на которых держался причал, и вскарабкалась на них. Там она и осталась сидеть, пытаясь отдышаться после купания. Возвращаться наверх, в компанию малолетних мучителей, она не спешила.

Мальчишки помогли Васютину влезть обратно на причал и помчались по своим неотложным мальчуковым делам.

Смирнов заглянул в папку. Ни одной бумажки в ней не осталось.


— Спасибо тебе, Леня, что помог мне разобраться с этими абсорбентами, — сказала Ирина Макишеву, входя в свой кабинет. Воздыхатель суетился где-то за спиной. — Другие уже знают?

— А что, это секрет? — саркастически поинтересовался Макишев.

— Да какой секрет, — вздохнула Ирина. — Где Смирнов, не знаешь, кстати?

— А они начальство, они не докладывают…

— А он тоже знает?

— А ты разве не сказала? — ушел от ответа Леонид.

— Нет. — Она покачала головой.

Разумеется, Макишеву было прекрасно известно, что Кленина и на сей раз пощадила чувства вахлака. Поэтому ему и пришлось подстраховаться, передать пакет через Димочку. Он прекрасно понимал, что Смирнов наверняка уйдет сам, как только выяснится, что он оказался некомпетентным. А Ирина и на этот раз захочет его удержать. Нет уж, конкурента надо сплавлять поскорей, не дожидаясь, пока они с Ириной снова споются.

— Я не успела, но думаю, что ему уже кто-то сказал. Не ты случайно?

Макишев изобразил на лице обиду.

— Ладно. — Ирина махнула рукой. — Кто-то рассказал, и Смирнов исчез. Иди, Леня!

Макишев остановился рядом с ней и нерешительно протянул руки к ее талии. Ирина тут же обернулась:

— Ты действительно ради дела старался? Только честно говори!

Леонид решил не лукавить:

— И ради дела тоже. И Смирнова этого хотел притопить… Не люблю выскочек!

Она усмехнулась:

— А может, ты ревнуешь?

— Не исключаю такую возможность.

Кленина внезапно развеселилась. Для каждой женщины обожание и кавалеры — неиссякаемый источник жизненной силы.

— Неужели до сих пор, Леня? Столько лет прошло…

— Первая любовь не проходит, — грустно возразил Макишев. — Она только зарастает. Иногда всю жизнь.

Ирина вспомнила Соньку. Действительно, та до сих пор своего Костю помнит. И Ирине мстит.

Она посмотрела на Макишева — он стоял перед ней и мял в руках какую-то бумажку. Неожиданно ей захотелось его помучить, подразнить. Она выхватила у него из рук бумажку и встала, касаясь грудью его груди. У Макишева перехватило дыхание.

— А если я соглашусь? — томно спросила она.

Тот судорожно сглотнул:

— На что?

— Ты сам понимаешь…

Он напряженно на нее смотрел, потом отошел, качая головой, и ослабил внезапно ставший тесным узел галстука.

— Нет, нет… Тогда все пройдет, а я не хочу… Душе тоже чем-то жить надо! А то получится, что сбылась мечта идиота, а что дальше? Никакого интереса!

— Ты прав. — Ирина стала колюче-насмешливой. — Осторожности научился?

— Просто поумнел. — Макишев грустно посмотрел на нее. — Любить можно одну женщину, а жить с другой. С другой заводить семью, детей, быт налаживать — все обычно, нормально. А с любимой женщиной изведешься. Все сердце себе надорвешь. Детей будешь любить по-сумасшедшему. Ради любви, ради семьи себя гробить…

Кленина задумчиво кивнула:

— Может, ты и прав…

— Нет, Ирина, нет, — продолжал Макишев. — Не стоит. Пусть все остается как есть. Жизнь — это штука мудрая, куда умней нас. Раз чего-то не дает, — значит, и не надо.

— Глубокий ты человек, оказывается, Макишев, — с притворным уважением вздохнула она.

Однако веселье спало с нее, как шелуха. Она погрустнела, села в кресло, сложив руки на коленях.

— А меня вообще любить-то можно?

Теперь пришел черед Макишева усмехнуться. Он встал перед ней на колени и поцеловал руки.

— Тебя лучше ненавидеть, — ласково попенял он ей. — Ты тех, кто тебя любит, в бараний рог скручиваешь. А вот если тебе сердце не отдать, ты по крайней мере заинтересуешься.

— Я же не старуха и вроде не урод. — Ирина захлюпала и стала искать в карманах носовой платок.

— Не волнуйся, — понимающе глядя ей в глаза и поглаживая руки, успокаивал Макишев. — Появится твой Смирнов, куда он денется…


Смирнов сидел за столиком уличного кафе и методично напивался. Хоть он и перестал пьянеть с одной рюмки, но все-таки целая бутылка водки сделала свое дело.

Уже почти достигнув состояния похрюкивания, он сделал из салфетки ажурную снежинку и стал примерять ее себе на разные части тела. Особенно ему понравилось сдувать снежинку с носа — она слетала прямо в тарелку. Смирнов тупо повторял эту нехитрую забаву вновь и вновь, и в этот момент увидел у светофора машину.

Ничего в ней особо примечательного не было. Обычный «БМВ», почти как у него, только не черный, а темно-серый. Как говорят, цвета мокрого асфальта. Торчали антенны связи, но самое главное — в открытом окне маячила знакомая толстая рожа. Это был товарищ Куролесов собственной персоной.

Смирнов просиял.

— А, Борис Ефимыч, — закричал он, делая безуспешные попытки подняться со стула. — Как жизнь? Самочувствие как? Шея не болит? — Он подергал себя за галстук, отчего лицо Куролесова покрылось красными пятнами.

Борис Ефимович схватился за трубку мобильного телефона. С такого расстояния Смирнов не мог услышать, с кем и о чем он говорил, но это его не обескуражило. Он схватил два стакана из-под водки, приложил один к уху, другой ко рту.

— Алло! — закричал он, передразнивая чиновника. — Секретаршу срочно сюда, твою мать…

Куролесов пробуравил его злым взглядом. В это время светофор дал зеленый, и машина начальства, сорвавшись с места, скрылась в облаке пыли.

Через несколько минут, когда Смирнов начал было мирно клевать носом, сидя за столом, из-за угла показались два милиционера. Один из них смотрел в блокнот.

— Темные волосы, хорошо одет… Ты где-нибудь его видишь?

— Да в кафе он сидит, — подтолкнул его напарник. — Под зеленым полосатым зонтом, разуй глаза!

Смирнов представлял собой забавное зрелище. Водрузив на голову дырявую салфетку, чтобы солнце не припекало макушку, он дремал, приоткрыв рот.

— Пьем? — поинтересовался мент, присаживаясь к нему за столик.

Андрей встрепенулся.

— Выпиваем, — покорно согласился он. Деваться было некуда: пустая посуда с запахом водки красноречиво говорила о том, что он здесь не свежим воздухом дышит.

— Выпивают в компании, а в одиночку — пьют! — припечатал второй, усаживаясь по другую сторону.

Андрей стряхнул с волос салфетку и вопросительно прищурился на нежданных собеседников.

— Алкоголик, — поддержал напарника первый мент, повыше и пошире в плечах.

— И в компании можно напиться, а выпивать можно и одному, — решил Андрей поддержать алкогольную тему.