– Я стащила твою футболку, когда уехала из твоего дома, потому что мне хотелось сохранить хотя бы маленький кусочек тебя, на случай если ты решишь, что больше не хочешь меня видеть.

Джекс выпрямил спину и недоуменно приоткрыл рот.

– Я странно себя чувствую, – призналась я. – По-моему, меня ранили.

Выражение его лица стало серьезным.

– Милая, тебя действительно ранили. В живот.

Я облизала губы.

– Звучит не очень.

Насколько я знала, ранения в живот могут быть очень опасны. На одном из курсов мы целую неделю изучали огнестрельные раны.

– Тебе повезло. Врач сказал, что пуля не задела жизненно важные органы. Прошла навылет, – тихо объяснил Джекс. – Было внутреннее кровотечение.

– О… Вот это уж точно звучит не очень.

Он наклонил голову набок и закрыл глаза.

– Да, милая, тут ничего хорошего.

Голос Джекса был пронизан такой тревогой, что я почему-то почувствовала необходимость заверить его, что все не так уж плохо.

– Мне почти не больно.

– Я знаю, – пробормотал он. – Тебе дают обезболивающие. Я… Черт возьми, Калла… – Он наклонился так близко ко мне, что я почувствовала легкий аромат его одеколона. – Милая…

Джекс покачал головой, и его глаза резко потемнели. Он коснулся рукой моей левой щеки, и я ощутила, как дрожат его пальцы.

– У тебя, наверное, куча вопросов, но можно я скажу первым?

– Давай.

– Вчера, когда ты проснулась, а меня не было рядом, все было не так, как ты подумала.

События последних суток начали заново прокручиваться у меня в голове, словно в замедленной съемке.

Вчера у меня выдался на редкость дерьмовый день.

– Мне нужно было поехать в город на примерку для свадьбы, потому я и уехал рано. Нужно было оставить тебе записку, но я все еще злился из-за нашей ночной ссоры. Я думал, что мы поговорим, когда я вернусь, но потом мне позвонила Рокси.

Я нахмурилась.

– Она… она тебе позвонила?

– Да. – Парень скользнул взглядом по моему лицу, а затем опустил глаза ниже и – клянусь! – посмотрел на мою грудь, как будто желая удостовериться, что я все еще дышу. – Она позвонила мне по дороге к тебе, потому что беспокоилась о твоей безопасности. Я узнал, что ты сбежала, и разозлился. Я думал, мы друг друга поняли. – Он сухо усмехнулся. – Но я все равно позвонил Рису и сказал, что ты дома у мамы. Он отправил к тебе машину.

Я этого даже не заметила. Да, с наблюдательностью у меня явно были проблемы, так что мне, наверное, стоило пересмотреть свои планы стать медсестрой.

Джекс провел большим пальцем по моей щеке и снова встретился со мной взглядом.

– Я вчера весь день злился на тебя, на нас, на самого себя.

Честно говоря, мне вовсе не хотелось это слышать, но я чувствовала, что ему просто необходимо выговориться, и молчала.

Уголок его глаза чуть дрогнул.

– Целый день, – повторил парень и снова покачал головой. – Черт возьми, я изводил себя целый день – и ради чего? Знаешь, я точно так же терзался из-за сестры. Я так часто злился на Джену, а когда ее не стало, не смог даже сосчитать, сколько часов упустил из-за того, что был полон злобы, хотя мог бы провести их с ней.

– Джекс, – прошептала я. Мое сердце обливалось кровью.

– Я злился на тебя, но это ничего не изменило. Я не идеален. Совсем не идеален. Я повел себя как настоящий козел. Я должен был позвонить тебе и удостовериться, что ты все понимаешь. Я должен был ответить на твое сообщение. Но я этого не сделал. Мне показалось, что нам обоим нужно остыть, чтобы мы наконец смогли поговорить нормально. А вечером, когда я пошел в клуб, туда заявилась Эйми.

Теперь я тоже вспомнила об этом. Мерзкое чувство снова появилось у меня в груди, но на этот раз оно было уже не таким сильным, и это меня обрадовало.

– От этого я разозлился лишь сильнее. Я ушел. Она последовала за мной. Черт возьми, мы поругались прямо на парковке. Клянусь, даже самое жуткое расставание с любимой девушкой не сравнится с разговором с ней. Эйми больше не будет нас доставать, но, черт возьми, я снова потерял драгоценное время. После этого я поехал домой. Я хотел заехать в бар перед закрытием и забрать тебя. Я не знал, что ты уйдешь раньше, и уже собирался к тебе. Но было слишком поздно…

Когда Джекс заговорил снова, я услышала в его голосе всю боль, которую он испытал.

– Я собирался выезжать. Калла, я уже держал в руке чертовы ключи. Подходил к двери. Как раз хотел тебе написать, но тут у меня зазвонил телефон. Звонил Колтон. Я чуть не сбросил звонок, думая, что они еще веселятся. У меня не было настроения. Но я все же ответил. И он сказал, что ему только что позвонил один из помощников и сообщил, что возле бара была стрельба и кто-то пострадал. Больше он ничего не знал. Черт возьми, милая, мое сердце в тот момент… Оно сделало то же самое, как и в тот раз, когда мне позвонили родители. Я врагу не пожелаю это почувствовать. Я словно падал в бездну. Я попытался тебе позвонить и, когда ты не ответила, я все понял – я понял, ведь после стрельбы возле бара ты бы точно ответила на звонок, если бы могла.

– Со мной все хорошо, – торопливо прошептала я, посчитав, что ему нужно это услышать, но он даже не обратил внимания на мои слова.

– Подъехав к бару, я увидел, что твоя машина в дырках от пуль, а тебя нигде нет. И Рокси тоже… – Его рука дрожала у меня на щеке. Слова давались ему с огромным трудом. – Ник сказал, что с тобой стряслась беда. Он был уже на улице. Он успел перехватить меня еще до полиции. Он знал только то, что тебя ранили и что, когда приехала «Скорая», ты была без сознания. Калла, я… Я даже не могу выразить словами, что почувствовал в тот момент и что чувствовал, пока ехал в больницу. Я только знал, что вчера я наломал дров. – Он глубоко вздохнул. – Я мог тебя потерять. Черт, я правда мог тебя потерять. И, если бы мне не выпало шанса снова говорить с тобой, если бы тебя забрали у меня, если бы по собственной глупости я потерял последнюю возможность провести с тобой еще один день, быть с тобой, любить тебя, я бы никогда себе этого не простил. Поэтому я больше не хочу ходить вокруг да около. Надеюсь, ты чувствуешь то же самое, но даже если нет, я уйду и ни на секунду не пожалею, что сказал все начистоту.

Мне стало трудно дышать, но виной тому была не рана. Я понимала, что сейчас произойдет что-то важное. Горло болело, но не от сухости. Глаза жгло огнем. В них стояли слезы, потому что я услышала два слова, которые заслонили собой все остальные важные слова, сорвавшиеся с его губ. Любить тебя.

– Калла, я хочу сказать, что люблю тебя, – проговорил Джекс, и я удивилась, что сердечный монитор не запищал, когда мое сердце на секунду остановилось. – Это правда. Я люблю то, как ты думаешь. Пускай порой это раздражает меня, но все равно это непередаваемо как здорово. Я люблю в тебе то, что есть до хрена вещей, которые ты никогда не делала в этой жизни, а значит, сможешь впервые сделать со мной. Это честь для меня. Я люблю твою силу и все, что тебе пришлось пережить. Я люблю твою смелость. Я люблю, что ты день за днем смешиваешь дрянные коктейли, но никто не жалуется, потому что ты чертовски мила.

Я тихонько рассмеялась от неожиданности.

– Да, коктейли у меня получаются так себе, – прошептала я.

– Это точно. По-моему, твоим «Лонг-Айлендом» можно убить, но это ничего. – Уголок его губ приподнялся. Джекс смотрел мне прямо в глаза. – Я люблю твое чувство юмора. Я люблю и то, что ты никогда прежде не пробовала кукурузную кашу. Я так много всего люблю в тебе, что точно влюблен в тебя. Так что, милая, можешь забрать все мои футболки, если хочешь.

У меня снова перехватило дыхание. Я открыла рот, но правильные слова пришли не сразу, потому что сказать мне хотелось очень многое. Мне хотелось перечислить все, что я люблю в нем, но произнесла я только одно:

– А я влюблена в тебя.

Джекс порывисто вздохнул, его глаза распахнулись, и я поняла, что он не ожидал от меня таких слов. Конечно, только полный идиот мог не увидеть очевидного, но я любила этого идиота, поэтому повторила их еще раз, после чего он подался ко мне, коснулся губами моих губ, и поцелуй… Я узнала этот поцелуй, потому что он уже целовал меня так, и этот поцелуй всякий раз был полон любви.

А потом, может, потому что Джекс любил меня – был влюблен в меня, – а я была влюблена в него, а может, просто потому что меня ранили и напичкали лекарствами, я заплакала.

Джекс пробормотал что-то прямо мне в губы и вытер мне слезы большими пальцами. Поместиться рядом со мной на койке он никак не мог, так что он сделал кое-что другое. Он придвинул кресло вплотную к постели, наклонился ко мне, обнял за плечи и положил голову на мою подушку. Через какое-то время слезы иссякли, и я улыбнулась ему. Сумев, наконец, поднять правую руку, я положила ее ему на шею и принялась играть с его спутанными волосами, пока Джекс в мельчайших подробностях рассказывал, как покажет мне, насколько он меня любит, когда я поправлюсь. Подробности были столь личными, что лицо у меня покраснело, как помидор, но – что уж там говорить! – мне было что предвкушать.

Шли часы, похоже, Джексу как-то удалось уговорить медсестер разрешить ему не покидать моей палаты. И я была счастлива от того, что он сидел рядом.

– Нам еще многое надо обсудить, – сказал Джекс, – но все это подождет, пока тебя не выпишут из больницы. Хорошо?

Он сказал мне уже все, чего я отчаянно желала, так что остальное уж точно могло подождать. Я кивнула и закрыла глаза – я устала. Мы оба устали. И вдруг вспомнила! Только сейчас, хотя и очнулась уже несколько часов назад.

– Господи! – Я снова попыталась сесть, но Джекс тут же поспешил опустить меня обратно на подушки.

– Что? – с тревогой в голосе спросил он. – Что случилось?

Я схватила его за запястье.

– Мама. Джекс, мама была там. Она была на парковке. Она пострадала?

Парень уставился на меня, а затем покачал головой и нахмурился.

– Там была Мона?

– Да! Она ждала меня на улице, но потом появилась машина и началась стрельба. Ее ранили?

– Так. Успокойся. – Джекс снова коснулся моей щеки. – Милая, я впервые слышу о твоей маме. Никто не знает, что она там была.

Я озадаченно посмотрела на него.

– Погоди-ка. Она была там. Я с ней говорила. Она назвала меня малышкой. Джекс, она точно была там.

Парень молчал.

Мысли путались у меня в голове.

– Она была там, когда началась пальба, а потом я услышала, как отъезжает машина…

– Полицейские нашли брошенную машину в нескольких милях от бара, – подтвердил Джекс. – Не знаю, на кого она зарегистрирована, но они считают, что скорее всего тачка в угоне. Уверен, мы скоро узнаем все подробности.

– Но… почему.

Джекс посмотрел мне в глаза и поцеловал меня в щеку.

– Милая, я… мне очень жаль.

Сначала я не поняла, почему он сказал, что ему жаль, но потом до меня дошло. Ему было жаль, потому что мама приехала к бару, увидела меня, потом люди, которым она насолила, открыли огонь, а значит… мама должна была знать.

Я закрыла глаза и покачала головой.

– Значит, она знала, что меня ранили.

Джекс провел большим пальцем по моей нижней губе. Я не могла в это поверить. Я вспомнила, как звала ее и не получала ответа.

– Она бросила меня, Джекс. Мама бросила меня на парковке, истекающую кровью, после того как меня ранили пулей, которая предназначалась ей. Она бросила меня.

– Милая, – тихо произнес он. – Я не знаю, что сказать.

А что можно было сказать? Собственная мать бросила меня истекать кровью на парковке. Боже мой, неужели ей было на меня плевать? Мои губы задрожали, и Джекс снова наклонился и повернул к себе мое лицо. И поцеловал меня в губы.

– Я люблю тебя.

Я закрыла глаза и слабо кивнула. Он прижался лбом к моему лбу и обнимал меня, пока усталость наконец не взяла свое и не заставила меня забыть и о радости, и о печали.


Меня оставили в больнице еще на два дня. За это время в моей палате кто только не побывал. Несколько раз заходили детектив Андерс и Рис. В какой-то момент заглянули Рокси и Ник, причем Рокси пронесла в палату пончики, есть которые мне было нельзя, но я так и не набралась смелости сказать ей об этом, а Ник был угрюмее, чем обычно. Я чувствовала себя виноватой перед ним. Парень предлагал подбросить меня домой, и, если бы я согласилась, мама, возможно, не стала бы подходить ко мне и я сейчас не лежала бы на больничной койке, сходя с ума в четырех стенах.

Происшествие со стрельбой попало в новости. Об этом услышал Кэм, и они с Терезой принялись названивать мне. В конце концов Джекс ответил – не знаю точно, кому именно, а может, обоим сразу, – и мои друзья, услышав, что я ранена, снова примчались в наш городок. Они остановились в отеле в нескольких кварталах от больницы и делали вид, что я не нарушила их планов. Джейс даже шутил, что я внесла разнообразие в их летние каникулы, но я прекрасно понимала, что на самом деле они все переживают за меня, особенно Тереза, которая заявила, что мне лучше как можно быстрее вернуться в Шеперд. У меня, однако, не хватило мужества признаться ей, что это ничего не исправит.