Волоски у меня на затылке встали дыбом, по коже пробежали мурашки. Мне вдруг подумалось, что лучше бы я сейчас сидела.

– И ты в тех же хороших руках. Мне всегда казалось, что… вы с Джексоном прекрасно подойдете друг другу. Он хороший мальчик. Хороший мужчина. Он умеет любить и заботиться, – продолжала мама, пока я пыталась устоять на ногах, опираясь на спинку стула. – Он отлично управляется с баром. Он вернет ему былую славу.

Я порывисто вздохнула.

– Бар принадлежит Джексу?

Мама кивнула и сжала дверную ручку.

– Я не хочу, чтобы ты им занималась. Ты же станешь медсестрой? Будешь заботиться о людях. Это хорошо. Это… это твой путь.

Погодите-ка. Что? Я недоуменно моргнула.

– Откуда ты узнала?

Она открыла рот, и ее сальные волосы снова упали ей на щеки.

– Мне пора, малышка. Всего хорошего. Я знаю, ты не пропадешь. Будь счастлива. Ты этого заслуживаешь.

С этими словами она бесшумно выскользнула в дверь, и я осталась одна, не в силах пошевелиться от горечи и сожаления. Мама ушла. На этот раз она ушла навсегда, оставив мне целый мир.

А перед этим разрушила его почти до основания.


Я чувствовала себя идиоткой.

Взяв бумаги, которые дала мне мама, я села с ними на диван и взяла с журнального столика телефон. Жаль, у меня не было машины. Но во время пенсильванской версии перестрелки возле корраля О-Кей[8] заднее стекло было разбито, а в корпусе появилось несколько пробоин, поэтому мой «Форд» уже во второй раз оказался в мастерской – и на этот раз я вряд ли могла рассчитывать, что его починят бесплатно. Впрочем, сейчас это было неважно. Мне просто хотелось выбраться отсюда. Потому что голова у меня шла кругом, а грудь сдавило.

До полночи оставалось часа полтора. Джекс должен был скоро вернуться, и я сначала решила позвонить ему или написать сообщение, но в конце концов бросила телефон на журнальный столик.

Какой же я была глупой и невнимательной!

Теперь вся картинка сложилась. Я должна была раньше догадаться, что мама больше не имеет никакого отношения к бару. Чистота, четко организованная работа и аккуратно подшитые документы в офисе так и кричали, что им управляет кто-то другой. К тому же Клайд говорил, что мне не стоит переживать из-за бара. Похоже, так и было.

Мама продала его Джексу, а он мне об этом не сказал. Мне не сказал об этом и Клайд, но я не спала с Клайдом и не была в него влюблена, так что отказ Джекса делиться со мной такой малозначительной мелочью казался мне гораздо более важным.

Я не знала, что и думать. Я даже не могла понять, почему парень ничего мне не сказал, особенно после того, как я пришла в офис и стала изучать все его бумаги, полагая, что имею на это полное право, хотя на самом деле у меня этого права не было.

Обхватив щеки руками, я смотрела на документы на мамин дом, который теперь был моим. Этот дом – мой билет из ямы, куда меня загнала мама. Теперь, когда дамоклов меч из долгов, который висел надо мной последние несколько недель и о котором я старалась не думать, чтобы не сойти с ума, исчез, испарился… я могла подумать и о других проблемах.

Джекс мне врал.

Я не знала, как к этому относиться, не могла разобраться в тех чувствах, которые то и дело вспыхивали во мне. Через столько лет я наконец встретилась и поговорила с мамой, и теперь она ушла навсегда. Джекс скрыл от меня очень важную вещь, и доверие к нему было подорвано. Разбито на мелкие кусочки.

Если он солгал мне об этом, если он скрыл от меня такое, то что еще он мог от меня скрывать? У меня были основания сомневаться и задавать вопросы. Прошлый опыт успел научить меня: когда люди что-то скрывают, всегда оказывается, что на самом деле они скрывают гораздо большее.

Да я и сама была тому примером.

Я опустила руки и взглянула на телефон. Наклонившись, я подняла его со столика и сделала то, чего никогда прежде не делала.


Мне было неловко звонить Терезе. Время было очень позднее, а судя по ее спутанным волосам и измятой одежде Джейса, я, похоже, нарушила их уединение.

Но она ответила на звонок как настоящий друг. Более того, они с Джейсом приехали обратно к дому Джекса, забрали меня и отвезли в отель, где занимали один люкс с Кэмом и Эвери.

Было уже за полночь, дверь номера была открыта, и я сидела в окружении друзей. Устроившись на чудовищно неудобном кресле, обитом тканью в цветочек, я рассказала им, что произошло.

Эвери, похоже, была шокирована новостями.

Кэм, который сидел позади нее на полу, обнимая руками и ногами, тоже не знал, что сказать, услышав, что бар, который я рассчитывала однажды получить по наследству, уже какое-то время принадлежит Джексу.

Тереза глубоко задумалась.

Джейс откинулся на спинку кровати. Его лицо было непроницаемо, но он первым отреагировал восклицаниями «какого черта!» и «вот дерьмо…».

– У людей часто бывают свои причины хранить некоторые вещи в секрете, – помолчав, заметил он. – Я не говорю, что это оправдывает Джекса, но тебе нужно сперва его выслушать.

Кэм закатил глаза.

– Слушай, такое в секрете не держат.

– Да, я знаю все о вещах, которые не надо держать в секрете. – Джейс посмотрел на Кэма таким тяжелым взглядом, что мой радар зашкалило. Они явно поняли друг друга без слов. – Но у каждого человека свои причины. По-моему, Джекс классный парень, вряд ли он скрыл это, просто потому что он козел.

– Джейс прав, – согласилась Тереза, не дав Кэму ответить. – Конечно, ничего хорошего в том, что он скрывал это от тебя, нет. Но у него наверняка были на то причины.

Кивнув, я посмотрела на телефон, который лежал у меня на коленях. Джекс позвонил минут двадцать назад. Я не ответила на звонок, но написала ему, что я с Терезой. От него пришло сообщение, но я не позволила себе открыть его. Джекс снова позвонил, а потом я отключила звук. Глупо, конечно, но я до сих пор не знала, что ему сказать и даже что обо всем этом думать.

Но Джейс и Тереза были правы. Все мы хранили секреты и лгали другим. Мне хватало мужества признать, что я наврала друзьям с три короба, но в конце концов они выслушали меня и простили.

Мне просто нужно было разобраться в себе. За короткое время случилось слишком многое. Теперь я сомневалась во всем.

– Ты точно ему небезразлична, – сказала Эвери, и я посмотрела на нее. Неужели эта рыжая красотка умела читать мысли? – Когда ты была в больнице, он ни на шаг от тебя не отходил.

– Я знаю, – прошептала я.

– Нет, ты знаешь не все, – продолжила Эвери. – Твоя подруга Рокси рассказала нам, как он повел себя, пока ты была без сознания. Он устроил скандал, когда доктора отказались сообщить ему о твоем состоянии, потому что вы не родственники.

– Что? – удивилась я.

Эвери кивнула.

– Его чуть не выставили из больницы. Только одному из его друзей-полицейских удалось его успокоить. Ты точно ему небезразлична, Калла, так что у него явно были свои причины…

Ее прервал стук в дверь, от которого я тут же выпрямилась. Было очень поздно – в такое время по гостям не ходят.

– Ребята, вы кого-то ждете?

Кэм отпустил Эвери и поднялся на ноги.

– Мы – нет, но я готов побиться об заклад, что знаю, кто это, – сказал он.

Тереза посмотрела на меня огромными глазами, и мое сердце забилось чаще. Я спустила ноги с кресла и схватилась за подлокотник.

Кэм посмотрел в глазок.

– Точно. Я был прав.

Я встала, думая, что мне, пожалуй, лучше было ответить на звонок, ведь теперь и я уже начала догадываться, кто пришел к нам в такое время.

Кэм открыл дверь и сделал шаг в сторону. Мои подозрения полностью подтвердились.

Джекс стоял на пороге, и по выражению его лица – по виду вытянутых в тонкую линию губ и потемневших глаз – я сразу поняла: он знает, что я знаю.

Что я знаю все.

Закрыв дверь, Кэм пробормотал.

– Проходи.

Не обращая на него внимания, Джекс смотрел прямо на меня.

– Нам нужно поговорить.

Сердце чуть не выпрыгивало у меня из груди. Я стояла, сжимая в руке телефон.

– Да, нам нужно поговорить.

– Только мне интересно, как он узнал, что она здесь, в этом отеле? – спросил Кэм, возвращаясь к Эвери.

– Отелей у больницы не так уж много, – ответил Джекс, по-прежнему не сводя с меня взгляда. – К тому же у меня есть пара друзей, которые быстро могут все разузнать.

– Звучит жутковато, – едва слышно буркнул Кэм и протянул руку, помогая Эвери подняться.

Плечи Джекса были напряжены.

– Знаю, – бросил он.

Я моргнула.

– Может, нам лучше…

– Уверен, они все уже знают, потому что ты поехала к ним, а не ко мне, так что пусть услышат и остальное.

Ого.

Кэм и Эвери остановились возле двери в свою спальню, куда хотели незаметно улизнуть. Быстро взглянув на Джейса и Терезу, я поняла, что они бы сейчас не отказались от ведра с попкорном.

– Джекс, может, мы выйдем?

– Я приехал домой, а тебя там нет, – сказал он. – Учитывая события последних дней, мне это совсем не понравилось. Да, я знал, что у нас все хорошо, но могла бы хоть сообщение послать.

– Погоди-ка, – перебила его я, – я же написала тебе, что я с друзьями.

– После того как я пришел домой и увидел эти бумаги на журнальном столике, – уточнил он, сверкая почерневшими глазами. Черт, с этим было не поспорить! Я захлопнула рот. – Ты виделась с мамой. Я сразу понял, что у тебя сорвало крышу. Я видел, что она оставила тебе дом. Это хорошо. Я рад.

Посмотрев по сторонам, я почувствовала, как к щекам приливает краска. Все мои друзья, включая Кэма и Эвери, с огромным интересом наблюдали за нами.

– Но я понял, что сейчас ты оказалась здесь, а не в моей постели по другой причине.

Я стала красной как помидор.

Тереза поджала губы. Ее глаза загорелись.

Так, пора было в зародыше убить эту ветвь разговора. Раз уж Джекс захотел, чтобы мы говорили на глазах у друзей, так тому и быть.

– Бар твой. Он твой уже больше года, и ты даже не подумал мне об этом сказать?

Джекс вобрал в грудь побольше воздуха.

– Я собирался тебе сказать. Я хотел…

– Ты это имел в виду, когда в больнице сказал, что нам еще о многом надо поговорить? У тебя было время мне рассказать. Куча времени, еще до больницы. Например, когда я впервые пришла в бар и стала копаться в бумагах в офисе!

Джейс резко повернул голову к Джексу, как будто мяч теперь попал на его поле.

Джекс ответил не сразу, но это и хорошо, потому что я готова была разразиться потоком слов, вопросов и проклятий, а когда он заговорил весь мой мир пошатнулся уже во второй раз за вечер.

– Я знаю тебя больше года, – сказал Джекс, и его плечи расслабились, как будто с них спал тяжелый груз. – Не только по рассказам Клайда и твоей мамы. Я знал тебя. Я видел тебя, когда ты еще не знала о моем существовании.

Я обалдело раскрыла рот.

– Что?

– Впервые я увидел тебя прошлой весной, больше года назад. Ты шла на занятия, – продолжал парень, и мне вдруг захотелось сесть. Я забыла о том, что в комнате есть кто-то еще. Остались только мы вдвоем. – Я приезжал к тебе вместе с твоей мамой. Не один раз. Каждые пару месяцев, когда Мона на день-другой трезвела, ей хотелось повидать тебя. Так что я привозил ее в Шеперд, потому что знаю… Я знаю, что такое не иметь второго шанса. И ты это знаешь. Так что я привозил ее к тебе. Однажды я видел, как вы с ней, – он кивнул в сторону Терезы, – разговаривали возле какого-то здания. С вами был еще один парень. Потом подошел Джейс.

У меня подкашивались ноги. Я пыталась вспомнить тот день. Скорее всего, тогда он видел с нами Брендона.

– Последний раз я видел тебя весной. Ты одна сидела на скамейке, кажется, возле библиотеки. Читала. Мона ни разу не подходила к тебе, когда я привозил ее. Ей не хватало смелости попробовать исправить все дерьмо, которое она наворотила, хотя она очень хотела. Но ты всегда казалась такой счастливой, поэтому этого так и не произошло. – Он медленно выдохнул. – Ты казалась такой чертовски счастливой. Улыбалась. Смеялась. Мама не хотела тебе мешать.

Я попятилась.

– Каждую поездку Мона рассказывала о тебе. По-настоящему, понимаешь? Она не была пьяна или под кайфом. Так я обо всем и узнал. Это не Клайд мне рассказал. И не твоя мама по пьяни. Хотя порой она говорила о тебе и пьяная, но обычно рассказывала все, когда была трезвой. Она узнала, что ты учишься на медсестру, и ничуть этому не удивилась. Однажды она сказала мне, что ты, пока лежала в больнице, подружилась со всеми медсестрами.

Чувства переполняли меня, и я закрыла глаза. Мама сказала правду. Я подружилась со всеми медсестрами и теперь понимала, как мама узнала, на кого я учусь. Она была в Шеперде вместе с Джексом.

– И каждый раз она приезжала, чтобы поговорить со мной? – срывающимся голосом спросила я.

– Да. Мне кажется, никто не знает, насколько Мона осознавала свою вину, – ответил Джекс. Когда я открыла глаза, он все еще смотрел на меня. – Ей никогда не хотелось, чтобы ты занималась баром, не хотелось, чтобы ты понижала планку, чтобы ты даже рассматривала это как один из вариантов. Мона понимала, что ей недолго осталось здесь жить. Когда она узнала, что я готов забрать у нее бар и управлять им, она продала его мне.