Вера и Марина Воробей - Останься со мной!

– Ладно, мам… Давай лучше поговорим о второй группе. Она называется «Грачи прилетели».

– Постой. – Елена Юрьевна выставила вперед ладонь правой руки. – Это что ж, получается, что Маша в обеих группах поет?

– Раньше – да. А теперь она окончательно перешла к «Грачам».

– А зря! – резко прокомментировала этот факт Елена Юрьевна. – Потому что группы «Грачи прилетели» не существует!

– То есть как? – удивилась Черепашка. – А что же тогда, по-твоему, записано на этом диске? – Она покрутила в руке радужный плоский круг.

– Бессмысленный набор звуков и слов, – вынесла безжалостный вердикт Елена Юрьевна. – Можешь так своей Маше и передать. Уверена, ваш музыкальный редактор скажет тебе то же самое.

– Я уже высказала Маше свое мнение, – призналась Люся. – Не в такой форме, конечно, но по сути…

– Представляю ее реакцию! – покачала головой мама.

– Нет, не представляешь, – грустно возразила Люся и, как могла, пересказала ей телефонный разговор с Машей.

– А Женя интересовался твоим мнением о его группе? – спросила Елена Юрьевна, когда дочь замолчала. Что-то во всей этой истории ее сильно тревожило. Казалось, Черепашка скрывает от нее самое главное. – Ведь каким-то образом к тебе его кассета попала?

– Я сама все это устроила, сыграв на его чувствах к Маше, понимаешь? – Люся готова была расплакаться, и мама, почувствовав это, сказала, понизив голос почти до шепота:

– Ну, не рассказывай, если не хочешь. А то получается, что я из тебя вытягиваю…

– Я сказала ему, – будто не услышав маминых слов, сквозь слезы проговорила Люся, – что Маша вернется к нему только в том случае, если поймет, что ей это выгодно… Вернее, не так, но смысл именно этот… – Ее щеки уже блестели от слез, но Люся, не обращая на них внимания, перевела дыхание и заговорила снова: – Я убедила его в том, что он должен что-то сделать для продвижения своей группы, должен стать популярным, известным, и тогда Маша вернется. И это так и есть, понимаешь? Я предложила Жене свою помощь. – Наконец она вытерла щеки руками. – Вот ты не веришь, что человек может писать песни только для себя?

– Почему же? Бывает и такое, – вставила слово Елена Юрьевна.

– Ему самому это не нужно! Слава нужна Маше… И он сделает все, чтобы ее вернуть! А та прибежит сразу, как только увидит его на экране телевизора!

– Вот и отлично. – Елена Юрьевна склонила голову набок и попыталась заглянуть дочери в глаза. – Ты ведь этого и добиваешься, насколько я понимаю?

– Нет! – выкрикнула Черепашка. – Я не хочу, чтобы он был с Машей! Она его не любит! Он достоин лучшего! Ты же слышала его песни! Я хочу, чтобы он посвящал стихи не Маше, а мне! – Больше Черепашка не могла говорить.

Резким движением она сорвала с глаз очки, бросила их на диван, а потом закрыла лицо ладонями и, не сдерживая себя более, горько и безутешно разрыдалась.

Они просидели до глубокой ночи. Мать и дочь. Слезы давно уже высохли, и о том, что Люся плакала, говорили только несколько припухшие веки да покрасневший кончик ее маленького, чуть вздернутого носа.

– Мам, как ты думаешь, он когда-нибудь сможет забыть Машу? – с наивной надеждой в голосе спросила Люся.

– Думаю, сможет. Хотя мне судить трудно. Ведь я не знаю ни Женю, ни Машу.

– Он очень хороший, мам… И красивый. А глаза – огромные, серые и глубокие. Когда он сердится, они темнеют, а когда улыбается, наоборот, становятся прозрачными и зыбкими, как дымок, и в них будто огоньки пляшут… Ты когда-нибудь встречала человека, у которого меняется цвет глаз?

– Когда же ты успела все это разглядеть? – вопросом на вопрос ответила мама.

– В больнице, когда же еще? – удивилась Черепашка. – И знаешь что? – Люся поправила очки на переносице. Так она делала всегда, когда начинала волноваться. – Женя несколько раз угадал мои мысли, представляешь? Удивительное ощущение!

В ответ Елена Юрьевна лишь грустно покачала головой. Состояние Черепашки очень ее беспокоило. Никак не получалось закрыть глаза на то, что человек, в которого влюбилась ее дочь (а это было именно так), несколько дней назад пытался свести счеты с жизнью. Как правило, такие люди отличаются неустойчивой психикой, а нередко страдают серьезными психическими отклонениями. Случаются, конечно, и исключения. Можно было допустить, что Женя, когда лез на крышу, вовсе не собирался с нее прыгать, что к этому шагу его подтолкнул страх потерять Машу и он решил использовать последний шанс. Но даже если все именно так и было, это отнюдь не характеризовало Женю как человека уравновешенного и разумного!

«Да, парень талантлив. Видимо, этим он в первую очередь и заинтересовал мою Черепашку. Но мало ли на свете талантливых безумцев? Известно, что художественно одаренные натуры зачастую обладают тонкой и уязвимой психикой. Только бы он не навредил Люське… Только бы не причинил ей боли! Что-то моей бедной Черепашке и впрямь в любви не везет… А тут еще эта истеричная и тщеславная Маша! Ужас какой-то!» – Все эти тревожные мысли Елена Юрьевна оставила при себе. Нет, она ни в коем случае не станет отговаривать Черепашку! Да та и не послушается, что бы она ни сказала… Будь что будет!

– А ты уже решила, где справлять Новый год? – спросила Елена Юрьевна. Люся говорила, что приглашений много, как никогда, но она никак не может пока определиться.

– Ты только представь себе, – ушла от ответа дочь, – все люди будут за столом сидеть у телевизора, пить шампанское, смеяться, а он один в больничной палате…

– Ну, телевизор, положим, в холле, наверняка есть, – возразила Елена Юрьевна. – Да и еды ему мама обязательно принесет, можешь даже не волноваться на этот счет.

– При чем тут еда! – аж подскочила на стуле Черепашка. – Неужели ты не понимаешь, о чем я говорю? Ты хоть раз в жизни встречала Новый год в больнице?

– Бог миловал, – ответила Елена Юрьевна, а про себя подумала: «Все ясно, она пойдет к нему!»

И, в подтверждение ее догадки, Люся сказала:

– Мам, а может, мне стоит навестить Женю? Ну, с праздником поздравить, поговорить о его песнях, а? Странно, что он до сих пор не позвонил…

– Может быть, стесняется? – высказала предположение Елена Юрьевна.

– Стесняется! – несказанно обрадовалась Черепашка. – Конечно, стесняется! Он же не такой, как Маша!

Все утро тридцать первого числа Люсю терзали сомнения: ей ужасно хотелось увидеть Женю, и повод вроде бы был… Даже целых два: во-первых, праздник, а во-вторых, им действительно было что обсудить: сроки записи песни и съемок клипа. Для этого необходимо знать, когда Женю выпишут из больницы. С другой стороны, Черепашке совсем не хотелось выглядеть навязчивой. Конечно, было бы лучше, если б инициатива исходила от Жени. А вдруг он передумал записываться? Поэтому и не звонит ей? Часам к трем, окончательно вымотавшись и устав, Люся решилась на первый шаг, который в любом случае следовало сделать. Она позвонила Жениной маме.

– Люсенька! С наступающим тебя! – обрадовалась Татьяна Сергеевна, в первую же секунду узнав девушку по голосу.

– И вас тоже! Как там Женя?

– Звонил вчера. Настроение у него как будто нормальное… Спрашивал, заходила ли ты за кассетой. – Услышав это, Черепашка почувствовала, как ее сердце сделало три лишних удара, а потом ухнуло куда-то вниз. Кровь горячей волной ударила в голову, в ушах зашумело. Ей хотелось о чем-то спросить, что-то уточнить, но мысли путались, и Люся так ничего и не сказала. А Татьяна Сергеевна между тем продолжала: – Вот часикам к шести собираюсь к нему. Не составишь компанию? – спросила она, но тут же возразила сама себе: – Хотя нет… Что это я? Ты, наверное, к празднику уже готовишься?

– Нет! Не готовлюсь! – почти прокричала Черепашка. – Я пойду с вами.

Они договорились встретиться в метро, и, взглянув на часы, Люся приступила к сборам.

Лу позвонила в самый неподходящий момент. Черепашка как раз примеряла очередную кофточку. Две предыдущие с разбросанными в стороны рукавами валялись на кровати. Впрочем, такая разборчивость была излишней, ведь сверху она все равно наденет свитер или какой-нибудь теплый джемпер, и кофточка, какой бы замечательной она ни оказалась, полностью скроется под ним. Как же Люся не сообразила это сразу?

– Алло! – нетерпеливо выкрикнула она в трубку.

– Откуда ты выскочила? – усмехнулась Лу. – Ну, ты как, надумала?

– В каком смысле? – не поняла вопрос Черепашка. Все ее мысли были сейчас о Жене, о предстоящей встрече с ним.

– В смысле, где будешь Новый год встречать?

– А-а-а! – протянула Люся. – Ты знаешь, пока нет. Мне сейчас не до этого. Я собираюсь в больницу, к Жене! – выпалила она.

– Ах, к Жене, – не смогла скрыть разочарования Лу. – Тогда все ясно. Он тебя, что, пригласил?

– Нет, я сама… То есть меня его мама пригласила.

– Ясно, – повторила Лу упавшим голосом. – Ну, если надумаешь, приходи. Запиши телефон на всякий случай.

Люся не стала возражать и записала телефон квартиры, в которой Лу вместе с Костей собиралась праздновать Новый год. «Вот радость! Все там будут по парам, а я одна…» – подумала Черепашка, возвращаясь в свою комнату. Надо было торопиться, иначе она опоздает на встречу с Жениной мамой.

Нет, в ее планы этот визит не входил. Для принятия решения ей потребовалось лишь несколько секунд. Все получилось спонтанно. Впрочем, для нее, взбалмошной и непредсказуемой, такое поведение было в порядке вещей. Девушка не задавала себе никаких вопросов – что она скажет и вообще зачем туда идет? Наспех одевшись, она выбежала из дому, даже не выключив в прихожей свет. Со стороны могло показаться, что у этой полненькой, но удивительно красивой девушки с роскошной русой косой, доходящей почти до самого низа коротенькой дубленки, что-то случилось. Щеки пылали румянцем, глаза беспокойно бегали, в них появился нездоровый, лихорадочный блеск.

…Первое, что подумал Женя, когда услышал громкий и нетерпеливый стук в дверь, было: «Мама… Нет, она так никогда не стучит!» – успел возразить себе он, прежде чем дверь его палаты резко распахнулась и он увидел стоящую на пороге Машу.

– Ты? – только и смог произнести он, вскакивая на ноги.

– Сиди! – Маша резко выкинула вперед правую руку. – С праздничком! – с непередаваемыми интонациями в голосе произнесла она.

– И тебя тоже, – оторопело отозвался Женя. Ему никак не удавалось прийти в себя: дыхание сбилось, а на побледневшем лице остались, казалось, одни только глаза. – Проходи. – Он едва шевелил обескровленными губами.

Если бы сейчас его увидела Черепашка, она бы узнала в нем того самого парня, с крыши шестнадцатиэтажного дома.

– Ну, и что ты ей наболтал про меня? – спросила Маша, с шумом выдвигая стул в центр комнаты.

В следующий миг она уселась на него, широко разведя колени в стороны. Упертые же в колени руки придавали ее позе еще большую агрессивность.

– Кому? – окончательно растерялся Женя.

Подавшись всем корпусом вперед, Маша смотрела на него немигающим, тяжелым взглядом.

– Че-ре-паш-ке, – раздельно проговорила девушка, не сводя глаз с собеседника. Она буквально пожирала его глазами.

– Какой черепашке? – в этот миг Жене показалось, что он видит сон. Нелепый, абсурдный сон.

Он с силой тряхнул головой, будто желая сбросить с себя наваждение. Но Маша никуда не исчезла.

– С панцирем, блин! – криво ухмыльнулась она. – Ты мне тут спектакль не разыгрывай! Я точно знаю: она у тебя была!

Это было вранье чистой воды. Маша не знала, приходила Люся к Жене или нет, зато прекрасно помнила, как та просила у нее телефон Жениной мамы и говорила, что собирается пойти к Жене в больницу. Тогда Маша не придала ее словам никакого значения.

– Ах, вот ты о ком! – наконец сообразил Женя. – Да, Люся приходила ко мне, – не стал отпираться он. – Но почему ты решила, что я ей что-то рассказал про тебя? Да и что я мог сказать?

– Именно это я и намерена выяснить! Ведь это ты ее убедил в том, что «Грачи» играют плохую музыку! Сама-то она ни черта не понимает! Это ж и козе понятно! – напирала Маша, повышая голос.

– Я ей ни слова не говорил, – начал оправдываться Женя.

– Что, хочешь сказать, ты не знал, что я дала ей кассету?

– Знал. – Он опустил голову, но тут же резко вскинул ее. – Только я ни слова о «Грачах» ей не говорил. Она сама сказала, что прослушала кассету…

– И что же? – нетерпеливо перебила Маша.

– Она ей не понравилась… Больше мы об этом не говорили. Но это было Люсино мнение, а не мое…

– Я тебе не верю! – выкрикнула Маша, сверкнув глазами. – Ни одному твоему слову не верю! Надавил на жалость, а та дура и повелась! А про Игоря она тебе что-нибудь говорила?