Мужчина был наверху. Стоял к ней спиной, опираясь руками о поручень балкона. Один. Бросив взгляд на его личный столик, она никого не увидела, кроме пары знакомых мужчин – друзей жениха. Регина не знала, что почувствовала в этот момент – облегчение или неудовлетворение. Уже развернулась, чтобы незамеченной и не уличенной в слежке покинуть клуб, как взгляд привлекла девушка, направившаяся в сторону блондина. Алан обернулся к ней, оказываясь полу боком к Регине. Но даже не видя глаз мужчины, едва различая его лицо, нельзя было не понять, что именно эта рыжеволосая красавица – предмет его задумчивости. То, как он оплел рукой ее талию, собственнически прижимая к своему телу близко-близко, будто желая чувствовать всю ее без остатка; то, как его рука скользнула по открытому горлу запрокинувшей томно голову красавицы – нежно, властно, плавно спустившись на грудь, где кончиком пальца он провел по прямому краю ее платья; то, как эти самые пальцы следом же очертили контуры призывно распахнутых губ; то, как скользнули в распущенные волосы, чтобы удержать прелестную головку для сладкого, медленного, полного эротичности и страсти поцелуя – все это говорило о том, как мужчина хочет любимую женщину: целиком, полностью, без остатка, без намека на сдержанность, которая была знакома каждой, кто был с ним, но не стал возлюбленной.

  И Регине была знакома эта сдержанность. Алан всегда был страстен, неутомим, умел и нежен, но никогда она не видела его - даже в самый острый пик наслаждения – таким, каким он был, всего лишь целуя другую. Обрушься на него сейчас стены, а он и не подумает оторваться от девушки, что держит в руках.

  Молодая невеста увидела достаточно, чтобы сделать выводы, а потому ушла, не став мешать, разоблачать или устраивать скандал. Во-первых, не считала себя оскорбленной. Во-вторых, у них с Аланом был договор – она не вмешивается в его «развлечения». Ну а в-третьих, ей нужно было подумать. Что касается истерик – они были не по ее части – она умела вести себя достойно.

* * *

 - Кажется, это была твоя невеста, - облизывая губы, и бросив короткий взгляд в сторону лестницы, протянула Оля.

 - Но тебя же это не волнует? – спокойно произнес Алан, лаская губами ее ушко и шею под ним.

 - И не должно. А вот ты слишком спокоен для того, кто так рьяно отстаивает свои планы.

 - Мое равнодушие – не признак твоей победы, - усмехнулся мужчина, заглянув ей в глаза. – Даже не надейся. Я женюсь. И это окончательно.

 - Не зарекайся, - сладко улыбнулась Оля, сверкая хитрыми глазами.

  Алан не стал в очередной раз спорить с ней на эту тему, затыкая сладкий рот очередным поцелуем. Ему было все равно, что Регина только что застала его за изменой, было все равно, как она отреагировала на это – все это не волновало его сейчас абсолютно. Все, что имело значение – Оля в его руках. Он ни о чем и ни о ком не мог думать, когда она была рядом. Своими глазами, голосом, запахом она сводила его с ума, заставляя концентрироваться лишь на себе. И он был не прочь потерять голову в очередной раз, обещая себе снова, что он последний.

 - Сегодня я поведу, - улыбнулась Оля, когда, разорвав поцелуй, Алан зазвенел ключами от машины, доставая их из кармана, намекая, что они уходят.

  Он безропотно отдал девушке брелок и направился за ней к выходу.

 - И куда мы едем? – спросил блондин, когда Ольга направилась в противоположную от его дома сторону.

 - Ко мне, - бросив на него короткий взгляд, ответила с улыбкой Оля.

 - С чего вдруг?

 - Сегодня увидела твою невесту и вдруг подумала о том, что ты спал с ней в той же постели, - язвительно протянула девушка, выжимая педаль газа до предела.

 - Да ты ревнуешь, - рассмеялся Алан, глядя на нее с насмешкой. – Никогда бы не подумал, что ты на это способна.

 - Я на многое способна.

 - Я запомню, - хмыкнул мужчина. – А что насчет твоей постели? В ней кто-то был за последнее время?

 - Она девственно чиста, - усмехнулась Оля.

 - Хочешь сказать, за тот год, что тебя не было, ты ни с кем не была? – голос Алана был спокоен, но сам он был в напряжении, ожидая ответ.

  Его не должен был волновать этот вопрос, да и какая разница? Но волновал, и разницу хотелось почувствовать.

 - Нет. С тех пор, как ты вытащил меня из «клетки» Димы, у меня никого не было.

  Алан проницательно взглянул на девушку. Она храбрилась, отвечая на этот вопрос, но было видно, что тема ей неприятна и даже болезненна. И эти ее вздрагивания, и испуг, если он подходил к ней незаметно – ему казалось, что подсознательный страх даже такая сильная личность как Оля никогда не сможет взять под контроль.

 - Знаешь,- неожиданно продолжила девушка, невесело усмехаясь и как-то мрачно глядя на дорогу, словно не асфальт видя перед собой и не мигающие знаки, а что-то неприятное, пугающее, - не особо тянет к мужчинам после многократных изнасилований.

 - Не надо, - отворачиваясь, тихо, но решительно произнес Алан.

 - Почему же, - как-то странно и нервно хмыкнула Оля. – Когда-то ты просил меня открыться тебе, выплеснуть все из себя. Может быть, я готова это сделать.

 - Я не готов, - хмуро посмотрел на нее блондин, доставая сигареты.

  Оля не стала ничего говорить – не самая приятная тема для развития беседы. Но даже эта пара фраз уже испортила настроение. И когда они поднимались на лифте на нужный этаж, оба были молчаливы, избегали смотреть друг на друга, а на лицах была хмурость и задумчивость.

  Оля открыла квартиру и вошла, он следом за ней. Она не успела зажечь свет и вздрогнула, когда в темноте он сразу же коснулся ее плеч, положив на них ладони.

 - Тш, это всего лишь я, ты же знаешь, - тихо произнес Алан, перехватывая ее руку за пару сантиметров до кнопки выключателя.

 - Знаю, - хрипло, сглотнув, прошептала Оля. – Но я всегда буду бояться. Столько времени прошло, как ты меня вытащил, а я все еще боюсь.

 - Всего год, этого ничтожно мало для того, что ты пережила.

 - И я даже не поблагодарила тебя тогда, - повернулась к нему лицом Оля, привыкнув к темноте и разглядев его глаза.

 - Это уже не важно, - покачал головой Алан, касаясь ладонями ее лица.

 - Для меня важно, - прошептала девушка. – Ты всегда был важен для меня. Именно поэтому я тогда уехала. Я не знала, приду ли в норму, и стоит ли тебе ждать этого момента. Я не могла тогда ничего тебе пообещать, ничего не могла предложить из того, что бы ты хотел. Потому и ушла. Но сейчас – я вернулась. И я хочу дать тебе все, что ты попросишь.

  Алан почему-то был уверен, что подобная откровенность, даже намек на слабость ее пола, были впервые. Он никогда не думал, что услышит от этой девушки признание вины или осознание своей беззащитности. Это было не свойственно Оле – признавать поражение, просить, предлагать что-то больше обычного.

  И он все равно не верил. Боялся поверить.

 - Это ничего не меняет, - касаясь губами ее лба в коротком, каком-то равнодушном в эту секунду поцелуе, произнес мужчина.

  Через миг вспыхнул свет, и он, обойдя Олю, прошел в квартиру, оставляя ее на пороге кусать губы и брать себя в руки.

 - Мне нравится, - вынес вердикт Алан, обойдя большую гостиную-студию, поделенную на цветовые зоны. – Здесь есть ты. В смысле – ты не бросишь все это бездумно, без сожалений.

 - Я не собираюсь уезжать.

 - Тебе стоит сделать это, - с нажимом сказал блондин, подойдя к ней и снова обхватывая руками ее лицо, заглядывая ей в глаза, будто пытаясь навязать свою волю гипнозом. – Ты не получишь меня.

 - Я уже получила тебя, - хмыкнула Оля, ему в губы. – Ведь ты здесь, со мной. Не со своей невестой.

 - Это моя слабость. Но временная.

 - Посмотрим, - повторилась девушка, снова насмешливо усмехаясь.

  Алан ничего не ответил, наклоняясь к ее лицу.

  Но неожиданно…

 - Мамочка? – сонный голосок из другого края комнаты.

  Алан обернулся так стремительно, что в глазах зарябило. Но он смог вполне четко рассмотреть девочку, стоявшую на пороге гостиной, сонно трущую кулачками глазки, щурящуюся от слепящего света. Сладко зевая и привыкая к режущей яркости после сумрака спальни, малышка не сразу его увидела. А заметив, застыла на мгновение, глядя на него широко распахнутыми глазками. Алан не думал, что она его узнает, но Лика вдруг кинулась к нему, влипая в него всем тельцем, оплетая ручками и ножками, когда он присел перед ней на колени, чтобы успеть ее подхватить.

  Его тут же окутал сладкий детский запах – неповторимый и уникальный, присущий лишь этой девочке. Смешная пижамка, нежная кожа ладошек у него на шее, шелковистые волосы, в которые он зарылся лицом и быстро колотящееся сердечко на груди – и он вдруг понял, как сильно тосковал по этой крохе: ничуть не меньше, чем по ее матери. Специально не спрашивал о ней у Оли, чтобы не чувствовать того, что чувствует сейчас – горечь от разлуки с еще одним любимым человеком.

 С ребенком на руках, Алан обернулся к улыбающейся Оле.

 - Это не честно, - прошептал он одними губами, глядя на нее с упреком.

  Оля лишь плечами невинно пожала, не скрывая довольной улыбки.

 - Напои ее, а я переоденусь.

  Алан кивнул и направился на кухню. Пусть Лика и узнала его и была рада видеть, спать ей хотелось больше, и, напившись воды, она попросилась в кровать. По указанию ее пальчика, он принес в детскую и уложил на постельку. Присел рядом, удерживаемый хрупкой ладошкой, и смотрел, как девочка засыпает буквально на его ладони под щекой. Нельзя было не улыбаться, что Алан и делал, гладя ее по пушистым волосам.

 - Скучал? – тихо спросила возникшая на пороге детской минуту назад Оля, понаблюдав за ними.

 - Безумно, - так же тихо ответил мужчина, забирая свою руку из плена пухлой щечки и поднимаясь на ноги, чтобы уйти, но прежде с заботой укутав малышку. – Она выросла.

 - Дети быстро меняются, - улыбнулась Оля, закрывая за ними дверь в спальню дочери.

 - Настя тоже здесь?

 - А с кем, по-твоему, я оставляю ее, пока добиваюсь тебя? – хмыкнула девушка.

  Девушка сменила свое вечернее платье на домашнюю кофту и простые джинсы, смыла макияж с лица, что придало ей более нежный, не такой роковой вид, но ничуть не испортило ее красоты. Теперь она была очень уютной и домашней – еще одна сторона, с которой Алан если и встречался прежде, то лишь пару раз. Это был еще один облик многогранной, такой разрозненной личности Оли. Она умела быть всякой, разной. И сейчас он наблюдал ее именно такой – простой, без затей, заботливой, спокойной и даже умиротворенной. И вот такая она тоже ему нравилась. Но он любил ее, и она будет нравиться ему в любом образе: оторва в клубе, раскрепощенная любовница в постели, заботливая и любящая мать.

  Алан прошел за Ольгой на кухню, где она сварила ему кофе.

 - Останешься на ночь? – спросила девушка, передавая ему чашку с напитком.

 - Да, - почти не задумавшись, ответил Алан. – С Ликой я уже увиделся – ты ведь это планировала, привозя меня к себе?

 - Возможно, - пожала плечами Оля. – Она скучала по тебе. Спрашивала почти каждый день.

 - И что ты говорила ей?

 - Я – ничего, - вздохнула девушка. – Все объяснения ей давала Настя: сначала, чтобы ее успокоить, потому что я была занята лишь собой. Потом тоже она, выкручиваясь и стараясь не обещать скорой встречи, пока не убедилась, что я пришла в норму.

 - Ты ведь не планировала возвращаться.

 - Нет, - согласилась Оля. -  Но Настя знает меня лучше всех, я для нее как открытая книга. И кто и может предугадать мои действия, так это она.

 - Мне бы ее способности, - проворчал себе под нос Алан, пряча губы за чашкой.

 - Моя спальня – следующая после детской, - выходя из кухни, произнесла девушка.

  Блондин кивнул, допивая напиток, а через минуту последовал за ней. Спальня Ольги тоже была уютной и обжитой, что снова напоминало о том, с каким постоянством она говорила о том, что вернулась навсегда. И все чаще он ловил себя на мысли, что не в ее характере говорить о чем-либо с такой настойчивостью, а значит, она изменила свои приоритеты.

  Именно в этот момент своих размышлений Алан поймал себя на сомнениях в правильности того, как поступает. Нахмурился, недовольный этим фактом. Стянул с тела футболку, бросив ее на кровать, и подошел к окну, доставая сигареты. Приоткрыл створку и закурил, задумчиво щурясь и размышляя. Ему не нравилось то, что творилось в его голове. И если сердце и прежде его не слушалось, то сейчас и мозги уже отказывались. И страх был не таким уж сильным, и планы на жизнь вдруг показались слишком пресными и тусклыми. И семья больше не была нужна, и дети: одно объятие Лики вдруг показало ему, что никого другого он не хочет больше вот так прижимать к себе, поить водой и укладывать спать, никакой другой ребенок не станет ему родней, чем эта малышка, и собственные уже были не так желанны.