Катя стала напевать написанные ею композиции, мысленно представляя игру инструментов во время исполнения ее мелодии. Это всегда было ее любимым занятием во время прослушивания музыки. Пусть она не владела в совершенстве всеми инструментами, но почти о каждом имела представление, и еще со времен музыкальной школы могла хоть что-то изобразить на любом из них. Она всегда отдельно воспринимала композицию в целом и партию каждого музыканта индивидуально. Хорошая музыка всегда была ее слабостью и тайной, всепоглощающей страстью. Слезы появились у нее на глазах. К горлу подкатил тяжелый, колючий комок застывших где-то в глубине эмоций.

В последующие несколько месяцев по ночам, когда Крис делал вид, что спит, Катя уединялась в его домашней студии и погружалась в работу. Она до конца не осознавала, что делает. Она просто делала то, что могла в данной ситуации, занималась тем, чем умела, чтобы обеспечить их существование. Она наигрывала мелодии на гитаре или синтезаторе, представляя, что сочиняет их для себя, воображая, как исполняет их перед публикой. У нее пока не укладывалось в голове, что для большой аудитории эту музыку будут играть совершенно другие люди. И только когда их солист и лидер по имени Даррен приходил в условленный срок, чтобы забрать новые наработки, девушка понимала, что ее «крошки» навсегда покидают родную мать.

Только человек, пробовавший сам выносить и произвести на свет творческую идею, способен понять, насколько тяжело автору расставаться с результатами своего труда, тем более, когда каждое произведение выстрадано со всей душевной силой, какая только может найтись у артиста. Катя будто части себя лишилась, когда детали последней песни были обсуждены с исполнителями, и они, распрощавшись с ней, перешли к этапу записи.

Прошло совсем немного времени до того момента, как ее детище принесло славу. Вот только не ей, а тем, в чьи заботливые руки оно попало. Группа прогремела на всех радиостанциях, в эфирах всех телеканалов, их имена отныне были у всех на устах. И вот тогда Катерина окончательно очнулась! Не то чтобы она испытывала по отношению к ним однозначную ненависть или злость. Но, в то же время, сказать, что ей было просто обидно – это ничего не сказать!

 Конечно же, ей нравились эти ребята, и они бесспорно заслуживали свое право на успех. К тому же, она не могла не переполняться чувством гордости за то, что ее песни переживают подобную популярность. Но все же, сердце ее неустанно скребли муки задетого самолюбия. Неужели так все и должно быть? Неужели это ее действительный удел? Отдать все свои переживания, месяцы мучительных стараний другим людям ради того, чтобы просто оплатить по счетам? От этой мысли ей не хотелось жить. В какие жестокие рамки ее поставила судьба!

Катерина уже не понимала, оправдана ли ее несказанная жертва. Стоило ли, даже ради самого лучшего мужчины на свете, подвергать себя подобным истязаниям? Она металась словно раненный зверь в клетке, не в силах найти себе место от отчаяния. Она просто ненавидела те деньги, которые взяла взамен части своей, и без того истерзанной, души! Но выхода у нее не было.

Катя продолжала жить в предложенных ей условиях, а сердце ее грубело день ото дня. Раны затягивались, а образующиеся на их месте рубцы наслаивались друг на друга, формируя собою черствую корку. Краски тускнели в ее глазах, ощущения притуплялись, и по мере того, как накапливалось в ней это чувство несправедливости, девушка становилась все более замкнутой и отчужденной.


Жестокое разочарование


Чем больше Крис шел на поправку, тем сильнее Катерину отравляла горечь по поводу ее загубленной карьеры. Эта мысль грызла ее день и ночь, вселяя в нее осознание той страшной истины, которая пугала ее больше всего на свете – что ничто и никого она не любит в этом мире так, как себя.

Еще совсем недавно она проигнорировала чувства другого человека во имя того, чтобы соединить свою судьбу с тем, кем бредил ее воспаленный рассудок. Это при том, что, в свое время, Катя готова была отдать все на свете за возможность испытать счастье замужества. И чем это закончилось? Ее бросало в холодный пот при мысли, что, заперев себя в глуши, она должна будет родить ребенка и посвятить себя семье, отказавшись при этом от своих амбиций! В итоге, вытерев ноги о переживания своего мужа, она кинулась в объятия объекта своей страсти, думая, что готова заплатить любую цену за возможность быть с ним. А теперь, когда тот, кого она считала мужчиной своей мечты, встал на ее пути к славе, Катя уже готова просто возненавидеть его за это… И кем она была после этого? Этот вопрос пугал ее. И все же, она никак не могла себе запретить чувствовать то, что она чувствовала. Над этим она была не властна.

А тем временем, Крис старался изо всех сил. Он неустанно работал над собой, но с ужасом замечал, что, чем большие он делает успехи, тем с большим равнодушием она их воспринимает. Конечно, она не может каждому его новому движению радоваться, как в первый раз! Но все же, день ото дня, он видит в ее взгляде все больше безучастности и затаенной обиды. Должен ли он воспринимать это на свой счет? Лично он сам на ее месте уже давно бы себя возненавидел. Он и так ненавидел себя за тот омут, в который они попали по его вине. Но что он мог сделать в этой ситуации? Если бы Кейт ушла, он бы понял. Единственное, чего он не знал, это как бы он смог жить без нее. Эта мысль съедала его изнутри. И единственным решением, показавшимся ему разумным, было вовсе не жить, если она уйдет…

* * *

Катя сидела в подвале и смотрела на работающую стиральную машину. Не было более удручающего зрелища, столь напоминающего ей о плачевности ее положения. Ей казалось, что одно из этих полотенец – это ее душа в круговороте жизни. Вот ее подбросило один раз, столкнув нос к носу с другой неприкаянной душой, вот второй раз, и третий… Теперь жизнь дает ей передышку, обманчивую иллюзию защищенности и покоя, а затем… Вот! Раскручивает ее с бешеной силой, доводя до полного изнеможения.

Катя достает вещи. Именно такой сейчас является она сама – выжатой и обессиленной. Она потеряла всякий смысл жизни, она уже не понимала, что она здесь делает, что заставляет ее вставать по утрам, совершать те действия, которые она совершает, стараясь удерживаться от ненависти и уныния. Ей снова хочется лечь, уединиться где-то в самом неприметном углу и впасть в полное забытье, чтобы ничто ее не отвлекало от состояния полного покоя и отрешенности.

Но, как назло, у Катерины назначена встреча с музыкантами. Чего они от нее хотят на этот раз? Новых песен? Или, быть может, хотят сообщить ей, что отказываются от ее услуг? И какую новость она готова принять с большим облегчением?

Вот раздается звонок. Девушка открывает дверь и встречает членов группы. Они такие шумные, в них столько жизненной энергии, что каждый их шаг, каждое движение воспринимаются сонным и пустынным домом, как землетрясение. Волной своей энергетики они сносят Катю в гостиную, где заполняют собою все пространство.

– А где Дэвид? Вас же было пятеро? – удивленно спрашивает Катерина.

– Собственно об этом мы и пришли с тобой поговорить. Ты знаешь, Дэвид ушел из группы. У него неприятности довольно личного характера. Нам бы не хотелось вдаваться в подробности… В общем, как ты знаешь, группа не может без клавишника. Мы уже собрались было искать нового музыканта, как нас осенило. Понимаешь, у нас концерты расписаны на месяц вперед, а постороннему человеку потребуется немало времени, чтобы выучить песни и сыграться с остальными ребятами… Мы понимаем, что у тебя непростая ситуация, иначе ты бы сама выступала… Но, как мы слышали, Крису уже намного лучше, а нам срочно нужна замена. Ты ведь помнишь свои песни?

– Да я могу хоть во сне сыграть любую из них…

– Тогда будь другом, выручай! Пожалуйста!

В Катином сознании роились смешанные мысли и чувства… Она никак не ожидала такого поворота событий… Хотела ли она согласиться?  Конечно, да. Удерживало ли ее что-нибудь? Более чем. Без сомнений, Крису уже не требовался круглосуточный уход, к тому же, после получения гонорара, она без проблем могла нанять ему высококвалифицированную сиделку и больше не беспокоиться о его потребностях каждую минуту. Но именно это и пугало девушку больше всего. Необходимость в ее помощи была единственным, что ее держало в этом месте, это был ее единственный ответ на вопрос «Что я здесь делаю?» Она боялась потерять последнюю связь с Крисом, страшась признаться самой себе, что больше ее ничто не побуждает оставаться рядом с ним.

 И все же, на обратной чаше весов лежало очень многое. Катя вдруг вспомнила свою девичью мечту о рок-группе, и сердце внутри заклокотало. Конечно, ей сейчас предлагали лишь место за синтезатором и роль бек-вокалистки, но, с другой стороны, она будет играть собственные песни. А играть свои песни для нее означало нечто большее, чем просто выступать на публику. Играть для нее означало «жить». А жить ей хотелось безмерно. И она согласилась.

Спустя каких-то пару недель все текущие проблемы для Катерины просто перестали существовать. Ее захлестнула волна новых, ни с чем не сравнимых переживаний. Когда она впервые увидела зал, в котором им предстояло выступать, ей показалось, что она родилась только десять минут назад, а вся ее предыдущая жизнь была каким-то бессмысленным анабиозным бредом.

Она никогда раньше не выступала на такой большой сцене, она вообще не могла себе представить, что значит быть частью такого грандиозного представления. Казалось, что кишки внутри крутятся словно в центрифуге, что ее вот-вот скрутит и вывернет наизнанку. Ноги тряслись и холодели, голова кружилась, язык немел…

Когда ребята начали выносить на сцену свои инструменты и устраиваться по своим местам, когда послышались характерные звуки настраиваемых гитар, Катерину бросило в жар. Она присела за сценой, чтобы не упасть, так как в глазах у нее потемнело. Она вдруг подумала, что все это было плохой, ошибочной идеей, что, пока не поздно, необходимо обдумать пути отступления.

Но отступать было уже некуда. К ней подошел Даррен. Увидев, что их новой участнице плохо, он присел рядом и подбадривающе погладил ее по спине.

– Что, трусишь? – участливо поинтересовался он. Катерину словно что-то ужалило.

– Я не могу, извините! – истерично выкрикнула она, – У меня ничего не получится! Придется вам как-то справиться без меня…

– Да ты что, смеешься! Как это, без тебя? – опешил солист, – Брось шутить! Мы раструбили на весь город, что ты будешь выступать с нами, что ты будешь петь свои песни, весь народ изнывает от нетерпения! Все билеты распроданы с невероятной скоростью! Послушай, люди тебя любят! Люди тебя ждут! Они хотят тебя видеть!

Рвотная волна вновь предательски подступила к горлу.

– Из этого ничего хорошего не получится! Я опозорюсь… Вы опозоритесь… Мы все опозоримся! Лучше вам выступить самим!

– Послушай, я знаю, это может показаться ужасно страшным, ты сейчас думаешь, что твои внутренности вылезут наружу, так? Но, поверь мне, как только ты ступишь на эту сцену, стоит тебе хоть раз пережить это ощущение, испытать этот адреналин, как ты уже не сможешь без этого жить. И будешь считать себя дурой за то, что сомневалась перед тем, как попробовать!

И, сделав над собой огромное усилие, Катя все же переступила эту заветную черту. Оглушенная шумом в ушах, она шагала по деревянным половицам, концентрируя все свое внимание на том, чтобы не перецепиться через провода и не испортить что-нибудь из аппаратуры. Она села на свое место, не помня от страха, как ее зовут, и утешая себя тем, что до начала осталось еще несколько минут. Но они пролетели, как мгновенье…

И вот, по задумке постановщиков, занавес упал и их ослепил свет прожекторов. Только по гулу, доносившемуся с той стороны, было понятно, что в зале они не одни. Вздох – и Даррен начал играть. Усилители разнесли звук по павильону и волной вернули его на сцену. Катя не ожидала такого эффекта! На репетициях она не испытывала ничего подобного. Звук был такой силы, что, казалось, после концерта она не услышит больше ничего и никогда. Но затем его сопроводила плеяда новых звуков, еще, и еще… Порожденные окружающими ее инструментами, они постепенно выстраивались в сочиненную ею мелодию. И тут она очнулась! Она занесла руки над клавишами и вступила. Даррен повернулся к ней и одобрительно кивнул, будто только этого и ждал, и они запели, запели вдвоем, от чего зал загудел еще в два раза громче.

 Никогда она не испытывала такого! И никто и никогда не поймет этого, пока сам не переживет подобное! Это ощущение заставляет забыть обо всем на свете, кажется, что только здесь и в эти минуты на земле существует жизнь, а все остальные процессы на планете – это лишь репетиция настоящей жизни. И по счастливой случайности, Катя попала на этот праздник, и все остальное, все пройденные до этого пути – все это оказалось неважно. Если ты хоть раз ощутил на себе этот бал жизни, то он навсегда разделил твое существование на «до» и «после», и теперь ты будешь готов умереть за каждый последующий звук, за еще одно мгновение этого животворящего эффекта…