— Ты не ответила на мой вопрос. У мужчин есть некоторые человеческие потребности, но они должны быть и у женщин.

— Женщины устроены иначе, особенно англичанки.

— Можешь не рассказывать мне об этом, — с горечью произнес Леон. — Но какими бы холодными они ни были, они все равно женщины. Ты не хочешь ответить на мой вопрос?

— Мне и в голову не приходило… заниматься любовью ради удовлетворения физической потребности.

— Уходишь от прямого ответа? — Леон сбавил скорость, чтобы дать пройти пожилой женщине в черном, несущей на спине тяжелую корзину. — Мне не нравится твой цинизм. Больше не говори так, пожалуйста. — Они уже въехали в Фамагусту. Дорожный знак указывал поворот в старый город, но Леон поехал прямо.

— Ты же не хочешь сказать, что я ошибаюсь? Ты ведь используешь меня именно таким образом? — Элен по-прежнему не смотрела на мужа, но она услышала, как он заскрежетал зубами от гнева.

— Я сказал, что мне не понравился твой циничный тон!

— Ты меня удивляешь, Леон, — язвительно заметила она. — Я не думала, что мой тон может так задеть тебя.

— Он мне не понравился. Грубость и цинизм не идут тебе.

Машина мчалась через густонаселенный район города. По дороге попадались белые особняки, окруженные садами, в которых буйно цвели гибискусы и жакаранды, бугенвиллии и мимозы. Опьяняющий аромат цветов проникал в открытое окно машины.

— Ты слишком высокого мнения обо мне.

— Сарказм тебе тоже не идет. Я бы просил тебя воздержаться и от него.

Элен порывисто повернулась к Леону.

— Выходит, я уже не могу говорить, что я думаю? — спросила она, покраснев от гнева.

— Можешь, если только при этом твои слова не оскорбляют меня.

Элен замолчала и до самой гостиницы не проронила ни слова. Наконец машина была поставлена на стоянку, вещи внесены в номер. В комнате царил полумрак — жалюзи оказались опущенными. Элен сразу же подняла их и открыла окна.

— Зачем они это делают? — сказала она, выходя на балкон. Перед ней простирались синие воды Средиземного моря и золотая полоска пляжа. Она почувствовала, что Леон стоит рядом.

— Таков обычай, — ответил он. — Ты просто еще не привыкла.

— Обычай… У мужчин здесь существует обычай обращаться со своими женами как с собственностью. — Элен оглянулась. В номере стояла двуспальная кровать. Леон сам попросил такой номер? Она всегда считала, что в номерах дорогих отелей стоят две односпальные кровати.

— Я, пожалуй, распакую свои вещи, — сказала она. Но Леон загораживал собой проход и даже не сделал попытки пропустить ее в комнату, поэтому Элен вновь повернулась к перилам балкона и стала смотреть на море. Она почувствовала, как руки мужа легли ей на плечи, и вся сжалась. Он, должно быть, понял, что она испытывает, но тем не менее тихо шепнул:

— Эти дни могут стать нашим медовым месяцем.

— Медовый месяц существует только для влюбленных.

— Ты права. — Элен послышались нотки сарказма в его голосе, а может быть, ей только показалось. Его руки стали настойчивее, а губы касались ее волос и ласкали шею. Некоторое время Элен стояла неподвижно с покорной обреченностью, потом резко повернулась; красные пятна гнева появились у нее на щеках.

— Неужели ты не можешь оставить меня в покое! Почему я должна терпеть твои ласки и днем и ночью? — Она отстранилась от него и бросилась в комнату. Леон последовал за ней.

— Элен! — Ее имя сорвалось с его побелевших губ. Он, казалось, был в шоке, даже руки у него безвольно опустились, но он тут же сумел побороть свою минутную слабость. Глаза Леона потемнели от сдерживаемого гнева, кулаки сжались. — Если ты так воспринимаешь мои ласки, то хочу напомнить тебе: я беру то, что принадлежит мне по праву, и тогда, когда захочу.

— Но ты же обещал. — Леон стоял очень близко. Гнев мешал Элен говорить, но в ее сердце уже закрался страх. Если бы она только могла убежать от этого человека, но что тогда станет с детьми. И Леон знал, что он сохранит над ней свою власть до тех пор, пока она будет нужна детям. — Неужели ты не испытываешь угрызений совести из-за того, что нарушил свое обещание?

— Что касается моих отношений с тобой, то у меня нет никаких угрызений совести. Ты моя жена, и поэтому я ничего не нарушаю…

— Нет необходимости еще раз напоминать мне, что жена здесь — всего лишь собственность мужа, — с горечью сказала Элен. Проникавшие в окно солнечные лучи слепили ее, и она резко задернула штору. Внезапно она ощутила ненависть и к солнцу и к безоблачному небу — то есть, ко всему этому еще недавно прекрасному острову, с которого она не могла убежать.

— Но ты не можешь держать здесь меня вечно. Как только дети подрастут, я уйду от тебя.

Слабый скрежещущий звук, исходивший от столика у стены, заставил их обоих прислушаться: Элен — удивленно, Леона — равнодушно.

— К тому времени у тебя уже могут появиться собственные дети, — спокойно сказал он, направляясь к этому столику.

— Ты хочешь удержать меня хотя бы так?

— Да, хотя бы так, — тихо ответил Леон, и Элен удивленно подняла на него глаза. Его голос как-то странно дрогнул; казалось, что он говорит через силу и ему трудно признаться в своих чувствах. Их взгляды встретились, и по совершенно непонятной причине Элен вспомнила, как заныло у нее сердце при виде Леона и Паулы Максвелл у отеля «Хилтон». Удивительно, но это воспоминание мгновенно стерло из памяти только что произошедшую между ними неприятную сцену, и поддавшись какой-то неведомой силе, Элен сделала шаг навстречу мужу, протягивая ему руку в неосознанном жесте примирения.

— Леон…

Он взял протянутую руку, и мертвенная бледность исчезла с его лица, морщины разгладились, и он даже улыбнулся.

— Что, Элен? — Но она не могла говорить, не могла найти слов, чтобы выразить свои чувства, описать волнение, порожденное уже отнюдь не страхом. — Что случилось? — Его голос был нежным, даже умоляющим. Таким необычным, подумала Элен, и в ее душе что-то дрогнуло, почти помимо ее воли.

— Этот короткий отпуск… Мы могли бы быть счастливы?

— Элен. — Не веря своим ушам, Леон смотрел на жену. Потом он очень бережно привлек ее к себе и обнял. — Да, дорогая, — прошептал он. — Да, мы можем быть счастливы.

Леон продолжал держать жену в своих объятиях, не делая попытки поцеловать ее и словно даже опасаясь ее крепко обнять. Необъяснимое чувство вины охватило Элен. Она поспешно заговорила, чтобы избавиться от него.

— Откуда этот звук, Леон? Это трещит дерево?

— Это жучки-древоточцы; они забираются в мебель. Я скажу горничной, чтобы она принесла какое-нибудь средство для борьбы с ними.

— Жучки? В самом деле? Но как они забираются сюда?

— Крышки столов — полые, насекомые легко туда проникают.

— Наверное, в таком климате, как здесь, приходится мириться с некоторыми недостатками. — Элен слабо улыбнулась. — На свете нет совершенства.

Леон опять взял ее руки в свои, несколько мгновений молча смотря в глаза жены, а потом грустно произнес:

— Да, Элен, на свете нет совершенства…

После ленча в ресторане гостиницы они поехали в старую часть Фамагусты. Леон назвал эту поездку деловой, и хотя он действительно заехал на свои склады, но пробыл там всего несколько минут.

— Мы поедем через апельсиновую рощу, — сказал он, садясь за руль. — Могу тебя заверить, что этого зрелища ты никогда не забудешь. — Леон был прав: бесконечные плантации фруктовых деревьев тянулись на многие мили.

Кроме апельсиновых деревьев там росли еще мандариновые и лимонные. Все они стояли в цвету; их пьянящий аромат кружил голову.

— Как чудесно! — вырвалось у Элен. — Я в жизни не видала ничего подобного!

Леон остановил машину, и они вышли.

— Красиво, правда? — Его голос звучал мягко, глаза утратили суровость, особенно это было заметно в те моменты, когда он смотрел на Элен, стоявшую под цветущими деревьями. Ее белокурые волосы развевал легкий ветерок, щеки горели румянцем, а глаза сияли от восторга. На ней было цветное платье из хлопка, выбранное для нее Леоном и выгодно подчеркивающее ее стройную фигуру. — Как ты хороша, Элен, — произнес Леон, и она покраснела от удовольствия. Потянувшись к дереву, он сломал небольшую ветку и протянул жене. — Цветы апельсина для невесты. — В этот момент Леон показался Элен таким молодым и даже немного неуверенным в себе. Впечатление было мимолетным, и она решила, что это ей просто показалось. Улыбнувшись, Элен поднесла цветущую ветку к лицу. — Да, — тихо и нежно сказал Леон, — ты очень хороша.

— Расскажи мне об апельсинах, Леон, — попросила Элен, когда они сели в машину. Она по-прежнему держала ветку в руке, время от времени поднося к лицу и вдыхая чудесный аромат. — Я хотела сказать — о работе на твоих складах.

— После сбора урожая все фрукты доставляют туда. Их моют и сортируют.

— Моют? Каждый апельсин?

— Да, перед отправкой на экспорт все фрукты моют. Обычно эту работу выполняют женщины. Потом плоды сортируют и упаковывают.

— Ты владеешь только складами или апельсиновыми плантациями тоже?

— Нет, только складами.

Некоторое время они ехали молча. Дорога шла по побережью, и вдоль нее Элен заметила незнакомые высокие растения.

— Что это? — поинтересовалась она. — Похоже на тростник.

— Это бамбук — его высаживают, чтобы защитить апельсиновые деревья от бриза. Роща простирается до самого моря, и для нее непременно нужна какая-то защита от морского ветра. А вон там растут, грейпфруты. Мы экспортируем их в Англию. — В голосе Леона явно звучала гордость за свой остров. Киприоты, которых встречала Элен, были большими патриотами своей земли, и все, что на ней производилось, они считали самым лучшим в целом мире.

Леон свернул на дорогу, ведущую к старому городу. Вскоре они уже были на месте. Леон поставил машину на площади и повел Элен в кафе. Как обычно, там находились одни мужчины. Все сразу повернули головы в сторону вошедших. Внимательно посмотрев на Элен и бросив лишь мимолетный взгляд на Леона, мужчины вернулись к своему занятию.

— Они играют на деньги? — поинтересовалась Элен, увидев, что мужчины за соседним столиком играют в карты. Леон покачал головой.

— Только на выпивку.

— Разве им больше нечем заняться? — Она бросила на него удивленный взгляд, и он рассмеялся.

— Опять забиваешь свою хорошенькую головку мыслями о бедных женщинах, которые работают не покладая рук, в то время как их мужчины бесцельно тратят время?

— Но ведь это правда! — воскликнула Элен, возмущенная тем, что мужчины в этой стране ничего не делают, только играют в карты. Но вместе с тем она слегка покраснела от удовольствия, когда Леон произнес слово «хорошенькая». Какой же все-таки она была непоследовательной! Сначала намеренно одевалась в мрачные одежды, чтобы не привлекать внимания мужчин, а теперь радуется при мысли, что Леон считает ее привлекательной. Интересно, а что он сам думает по этому поводу? Вероятно, он с самого начала догадался, что она решила держаться от него подальше. — Я бы очень не хотела быть женой какого-нибудь кипрского бедняка, — сказала она, заметив вопросительный взгляд Леона.

— Вот как?

— Ну, я не то хотела сказать. Я имела в виду, что не хотела бы родиться здесь и быть бедной… — Она смущенно улыбнулась. — Ты понял, что я хотела сказать?

— Да, понял. — Леон поднял голову, когда официант принес им две маленькие чашечки кофе и холодную воду в стаканах. — Но наши женщины ничего не имеют против, — продолжил развивать эту тему Леон, когда официант удалился. — Они привыкли к такой жизни, и если им удается к тому же найти себе мужа, они вполне счастливы. Элен взяла чашку и сделала пару глотков.

— Эти браки — те, что основаны не на любви — как они заключаются?

— Очень просто. Вот, например, мой двоюродный брат Павлос недавно женился на девушке из маленькой горной деревушки. К нему пришел брат этой девушки, рассказал ему о достоинствах своей сестры и о том, что в приданое за ней дают дом. Павлос согласился познакомиться с девушкой; она, очевидно, понравилась ему, потому что он сразу же на ней женился. — Леон поднес к губам стакан с водой. Он с легкой насмешкой смотрел на обескураженную Элен.

— И это все?

— Все!

— Брат пригласил молодого человека посмотреть на девушку, и вот ее уже выдают замуж! Ужасно!

— Это обычный порядок.

— А девушка… она может высказать свое мнение или как-то еще повлиять на ход событий?

— Не всегда, — ответил Леон. — Если она наотрез отказывается выйти замуж за того, кого выбрали ей в мужья, родители, конечно, могут выслушать ее, но это случается редко. Понимаешь, мужчина оказывает девушке честь, предлагая стать его женой; она признательна ему за это и даже не думает об отказе.

— Все это выглядит как сделка, — с жаром заявила Элен. — Девушка, наверное, чувствует себя очень неловко.

— Вовсе нет, — ответил Леон и весело добавил: — Таков обычай, моя дорогая.