Дайна Чавиано - Остров бесконечной любви

– Ты знаешь девушку, которая только что вышла? – спросила она Лису, положив на кассу «И Цзин».

– Вот эту? Конечно, это Клаудиа, та подруга, которая за мной ухаживала. А что?

– Да ничего.

Хозяйка магазина достала пакет, чтобы положить книгу.

– Мы могли бы встретиться в среду в двенадцать, – предложила Лиса. Ее явно огорчало, что она не может выполнить свое обещание.

– Ты уверена? Смотри, в прошлый раз я прождала зря.

– Встретимся у меня дома, – объявила Лиса и начеркала адрес на чеке. – И не звони мне, если только сама не отменишь встречу. Я буду ждать.

Выйдя наружу, Сесилия с облегчением вздохнула. Наконец-то она сможет дописать статью!

Машина стояла в конце улицы, но Сесилия еще издали разглядела спущенное колесо. Продырявили или просто сдулось? Она наклонилась, чтобы посмотреть, хотя даже не представляла, что нужно искать. Дырку? Порез? Воздух мог выйти и сквозь невидимое отверстие. Откуда ей знать, что приключилось с этим гребаным колесом?

Над девушкой нависла тень.

– Do you need help?[23]

От неожиданности она вздрогнула. Фонарь за спиной незнакомца не позволял рассмотреть лицо, однако Сесилия сразу поняла, что это не преступник. Мужчина был одет в костюм, даже против света смотревшийся элегантно. Девушка шагнула в сторону, чтобы лучше видеть незнакомца. Что-то в его внешности подсказывало, что перед нею не гринго. А в этом городе, если человек не гринго, у него девяносто девять шансов из ста оказаться латиноамериканцем.

– Кажется, у меня колесо прохудилось, – рискнула ответить Сесилия с кубинским акцентом.

– Yes, you are right[24]. А есть чем заменить? – отозвался мужчина, легко перескакивая с одного языка на другой.

– У меня в багажнике запаска.

– Не хочешь позвонить в техпомощь, в AAA? I mean[25], если у тебя нет мобильника, можешь позвонить с моего.

Лауро говорил ей тысячу раз: женщине следует прикрепиться к какой-нибудь ремонтной службе. Что же делать, если машина сломалась прямо на автомагистрали или посреди ночи, как сейчас?

– У меня нет договора с AAA.

– Ну ладно, ничего страшного. Я сам поменяю колесо.

Он был не то чтобы красавец, но действительно очень привлекательный. И мужественностью от него веяло за версту. Сесилия наблюдала, как он меняет колесо, – она присутствовала при этой операции тысячу раз, но сама повторить была не способна.

– Не знаю, как вас благодарить, – пробормотала Сесилия, протягивая незнакомцу влажную салфетку – она всегда носила их в сумочке.

– Какие пустяки… By the way[26], меня зовут Роберто.

– Очень приятно, я Сесилия.

– Ты живешь где-то рядом?

– Более-менее.

– Кубинка?

– Да, а что?

– Я тоже.

– Я из Гаваны.

– А я родился в Майами.

– Значит, ты не кубинец.

– Нет, я кубинец, – повторил он. – Я родился здесь по чистой случайности, потому что мои родители уехали…

Сесилия уже не в первый раз сталкивалась с таким феноменом. Как будто кровь или гены, вывезенные с острова, обладали такой силой, что для избавления от них требовалось больше чем одно поколение.

– Могу я пригласить тебя поужинать?

– Спасибо, но не думаю, что…

– Если надумаешь, позвони мне. – Он вытащил из кармана визитку.

Спустя несколько перекрестков Сесилия воспользовалась красным сигналом светофора, чтобы прочесть надпись: «Роберто С. Осорио». И продолжение по-английски, которое ей пришлось читать дважды: «Владелец агентства по продаже автомобилей». Она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь занимался подобными вещами. Однако это может оказаться интересным поворотом, началом приключения… Тут Сесилия запаниковала. Перемены наводили на нее ужас. Перемен к лучшему в ее жизни никогда не бывало.

Сесилия вернулась домой, готовить еду сил не было. Она открыла банку сардин и банку груш в сиропе, достала печенье. Поела, стоя возле кухонного стола, а потом стала читать «И Цзин». Вскоре ей пришла в голову идея погадать самой – узнать, что с ней будет. После шести бросков трех монет выпала гексаграмма 57: Сунь, Мягкость (проникновение, ветер). Пояснение звучало так: «Благоприятно иметь, куда выступить. Благоприятно свидание с великим человеком». Девушка не стала утруждать себя дальнейшим чтением. Если бы она так поступила, то приняла бы, быть может, иное решение и не позвонила бы по номеру, указанному на визитной карточке.

Сесилия оставила сообщение и повесила трубку. Теперь оставалось только ждать… Но только не в этом одиноком жилище.

Они поднялись на корабль, протиснувшись сквозь толчею на пристани, но прежде им пришлось заплатить немыслимую сумму – золотые сережки и два серебряных браслета. Благодаря украшениям, спасенным Куй-фа, семье удалось заполучить в свое распоряжение клочок палубы. Они сумели продать землю и дом, хотя и гораздо дешевле их настоящей цены. Качаясь на немилосердных волнах, муж и жена строили планы, пересчитывали деньги и котомки, которые должны были пригодиться им в начале новой жизни. Другие беженцы были слишком измотаны и спали почти все время путешествия. По крайней мере, так казалось.

За два дня до прибытия кто-то выкрал их маленькую сокровищницу. И хотя полицейские обыскали многих пассажиров, на корабле было столько народу, что полноценного расследования провести не удалось. Сиу Мэнд был на грани отчаяния. Он, конечно, рассчитывал на помощь дедушки, однако его страшила перспектива оказаться в незнакомой стране без гроша за душой. Он препоручил себя духам умерших предков и продолжал думать о городе, ожидающем впереди.

Запах моря стал другим, теперь их корабль плавно покачивался на темных карибских волнах.

– Смотри, Паг Ли, луна полная, – шепнула Куй-фа на ушко сыну.

Они стояли, облокотившись о борт, и смотрели в прозрачную даль. Через равные промежутки времени на линии горизонта вспыхивала яркая точка.

– Папа, что это?

– Эль-Морро. – Уловив непонимание в глазах сына, Сиу Мэнд разъяснил: – Огромный фонарь, который ночью указывает направление кораблям.

– Огромный фонарь? Какого размера?

– Как пагода. Или даже больше…

Отец принялся рассказывать Паг Ли о разных чудесах. Мальчик с изумлением слушал истории о существах с черной кожей, о божествах, входящих в тела мужчин и женщин и заставляющих танцевать дикие пляски… Ах! А еще – музыка. Потому что там музыка повсюду. Островитяне собираются в кругу семьи и слушают музыку. Готовят еду под звуки музыки. Учатся или читают, и музыка сопровождает их в эти моменты, которые обычно требуют тишины и сосредоточенности. Эти люди, кажется, не способны жить без музыки.

Куй-фа смотрела на луну, как будто окутанную сверхъестественным сиянием. Туманная дымка подчеркивала ощущение нереальности этой ночи. Женщина поняла, что ее проклятая жизнь сгинула навсегда, словно сама она тоже умерла вместе со своей семьей. Быть может, ее труп сейчас лежит на рисовых полях, а дух ее в это время плывет по незнакомому городу. Быть может, он приближается к мифическому острову, где Гуаньинь воздвигла свой трон.

«Богиня милосердия, госпожа обездоленных! – воззвала Куй-фа. – Успокой мои страхи, позаботься о моей семье».

И продолжала молиться, пока над морем рождался свет, а корабль со своим изнуренным грузом приближался к острову, где боги и смертные живут под одним небом.

Но все рассказы Сиу Мэнда не могли подготовить ее к зрелищу, которое открылось ее глазам поздним утром на сверкающем горизонте. Узкая белая стена, похожая на Великую Китайскую, только в миниатюре, защищала город от натиска волн. Солнце красило дома во все цвета радуги. А еще путешественница увидела причалы. И порт. Весь этот пестрый сверхъестественный мир. Множество диковинных людей. Как будто все десять областей преисподней выпустили наружу своих обитателей. А еще были крики. И наряды. И этот гортанный выговор.

Семья высадилась на пристани, и Сиу Мэнд, руководствуясь воспоминаниями, запутанными проулками повел их вглубь города. Время от времени он останавливал какого-нибудь местного жителя и спрашивал дорогу на его языке. Куй-фа чувствовала, что все, не исключая и китайцев, обращают на них внимание. Она быстро поняла, что их одежда не подходит для духоты этого города, где женщины без всякого стеснения выставляют напоказ ноги и носят платья, подчеркивающие все их стати.

Однако больше всего энтузиазма на этом празднике пяти чувств выказывал Паг Ли. Мальчуган уже заметил, что дети здесь с увлечением перебрасывают монетки с тротуара на тротуар, а иногда даже выбегают на середину улицы, стараясь, чтобы одна монета упала на другую. Он не до конца постигал суть игры, но успел заразиться лихорадкой этой забавы, которая встречала их на каждой улице и от которой тут и там вспыхивали ссоры и перебранки. В конце концов семья оказалась в тесном многолюдном квартале, где в воздухе витал запах благовоний и вареных овощей – он перебивал даже запах моря.

– Я как будто вернулась домой, – прошептала Куй-фа, не раскрывавшая рта во время всего путешествия.

– Мы в Китайском квартале.

Куй-фа задумалась, сможет ли она вернуться в это место, если однажды ей придется отсюда выйти. На каждом углу висела металлическая дощечка с указанием дома, однако эти надписи ничего ей не говорили. За исключением табличек с иероглифами, повсюду пестревших в этом квартале, в Гаване пользовались другим, непонятным для нее алфавитом. Женщина чуть успокоилась, только когда вспомнила, как много азиатских лиц встретилось ей на пути.

– Дедушка! – закричал Сиу Мэнд, увидев пожилого мужчину, мирно курившего на ступеньках крыльца.

Старик два раза сморгнул, надел очки и только потом поднялся и раскрыл объятия:

– Сынок, я думал, что уже никогда тебя не увижу.

Мужчины обнялись.

– Вот видишь, я вернулся… и привез с собой твоего правнука.

– Значит, вот он какой, твой сын.

При взгляде на мальчика старик хмурился, хотя было очевидно, что ему хочется поцеловать правнука. В конце концов он ограничился тем, что погладил Паг Ли по щекам.

– А это твоя жена?

– Да, досточтимый Юан, – произнесла Куй-фа с легким поклоном.

– Как, ты сказал, ее зовут?

– Куй-фа, – ответил муж.

– Тебе повезло.

– Да, она хорошая женщина.

– Я говорю не о женщине, а об имени.

– Об имени?

– Вам придется подыскать для нее западное имя, чтобы общаться с кубинцами. И есть здесь очень распространенное имя, которое означает то же самое: Роса.

– Лоса, – с трудом повторила Куй-фа.

– Ты научишься его выговаривать. – Дед посмотрел на родственницу и с запозданием улыбнулся. – Почему ты не предупредил, что приедешь? В газете «Глас народа» писали что-то о беспорядках, но…

Лицо Сиу Мэнда помрачнело.

– Дедушка, у меня плохие новости.

Старик заглянул внуку в глаза, его подбородок задрожал.

– Пойдемте в дом, – чуть слышно шепнул он.

Сиу Мэнд подхватил курительную трубку, лежащую возле двери, и все четверо прошли внутрь.

В ту ночь, когда маленький Паг Ли уже спал на импровизированном ложе в большой комнате, супруги пожелали Юану спокойной ночи и ушли в комнату, которой предстояло стать их спальней, пока они не обзаведутся собственным жильем.

– Завтра пойду навещу Така. – Сиу Мэнд назвал имя торговца, который вел дела с покойным дядюшкой Вэном. – Я не буду сидеть на шее у дедушки.

– Ты – участник семейного дела.

– Но я приехал с пустыми руками, – вздохнул Сиу Мэнд. – Если бы у меня не украли все до последнего…

Он заметил, что жена смотрит на него как-то странно.

– Что такое?

– Я тебе кое-что покажу, – шепнула Куй-фа. – Только обещай не кричать. Дом маленький, и все прекрасно слышно.

Сиу Мэнд, онемев от удивления, кивнул. Его жена улеглась на постель и медленно раздвинула ноги. Она погрузила палец в щель, в которую он сам столько раз проникал и откуда появился на свет его сын. Из лепестков ее красного цветка, словно заколдованный жук, выполз перламутровый шарик. Из этого вместилища, природного тайника, который есть у каждой женщины, понемножку вылезало жемчужное ожерелье, которое Куй-фа носила в себе с того самого часа, когда Сиу Мэнд оставил ее в тростниковых зарослях. С этим богатством внутри своего тела она вынесла все тяготы путешествия, в ходе которого семья лишилась почти всего – за исключением этого ожерелья и кое-чего еще, о чем Куй-фа супругу предпочла не рассказывать. Она благоговейно выложила жемчуг перед Сиу Мэндом, и он принял этот дар, не веря своим глазам.

Муж смотрел на Куй-фа, как будто перед ним оказалась незнакомая женщина. Он сознавал, что у него самого никогда не хватило бы воображения – и, быть может, отваги, – чтобы совершить подобное, и он подумал, что его жена – человек исключительный. Но вслух он ничего не сказал. Перебирая бусы между пальцами, Сиу Мэнд сухо заметил: