Дайна Чавиано - Остров бесконечной любви

– Эрнесто, ты снова за свое! – не выдержала Рита. – Такие фильмы уже начали снимать, мы не можем отставать.

– Возможно, я и ошибаюсь, но думаю, что это смешение жанров в конце концов породит фальшивых идолов. Истинное искусство должно быть живым или, по крайней мере, без этих технических наворотов. Вот увидишь, как неожиданно там запоют безголосые. В общем… уже все готово?

– Да, дон Эрнесто.

– Папочка, а можно, я тоже пойду?

– Ну ладно, только там внутри не вздумай даже дышать.

Девочка кивнула, заранее онемев.

По-прежнему не снимая шляпки, она пошла за взрослыми в студию с прекрасной звукоизоляцией, находившуюся в глубине помещения. Техники прекратили балагурить и заняли места в будке.

Амалия обожала сеансы записи. От отца она унаследовала страсть к музыке. Или, лучше сказать, от дедушки Хуанко, основавшего предприятие, которое впоследствии перешло к сыну. Хосе не колебался ни секунды: он отказался от медицины ради этого мира, полного сюрпризов.

И отец, и дочь оба были без ума и от вечеринок, которые устраивали после записи, – так они участвовали в жизни богемной Гаваны рубежа веков. Там они услышали о скандальной выходке Сары Бернар, которая пришла в ярость от шушуканья публики во время спектакля и, чтобы оскорбить зрителей, крикнула со сцены, что они просто индейцы в сюртуках. Но поскольку на острове не осталось никаких индейцев, никто не принял это на свой счет и зрители продолжали болтать как ни в чем не бывало. Много смеялись и над безумствами журналистов: ребята с радиостанции, например, каждый вечер вытаскивали микрофон на крышу, чтобы весь остров слышал выстрел девятичасовой пушки, которая в Гаване палит ровно в это время еще с тех пор, как городу угрожали пираты. То были счастливые деньки, и воспоминания о них сохранятся на долгие годы.

Амалии нравились прогулки с доньей Ритой, а донье Рите – с ней, так что с недавних пор, когда певица собиралась пройтись по магазинам, она заезжала в студию, где девочка после школы помогала расставлять пластинки.

– Одолжите мне ее на время, дон Хосе, – умоляла певица с трагическим видом. – Амалия – единственный человек, который меня не сбивает с толку и помогает найти то, что нужно.

– Ну так и быть, – соглашался отец.

И тогда они вдвоем, как две школьницы, бегали по дорогим магазинам и глазели на витрины, которым завидовали даже европейцы. Болтая и хихикая, примеряли все без разбора. Певица пользовалась всеобщим восхищением, чтобы гонять продавцов за новыми и новыми коробками с туфлями и шляпками, за шалями, меховыми манто и самыми разными аксессуарами. Покончив с магазинами, подружки подкреплялись мороженым с сиропом, а иногда заходили и в кино.

Однажды вечером, кое-что прикупив – включая и замечательные туфли для девочки, – Рита предложила нечто новенькое:

– Ты когда-нибудь гадала?

– Гадала?

– Ну да, по картам. Как цыганки.

– А, узнавать судьбу?

– И будущее, доченька.

Амалия не знала, кто такие цыганки, но была уверена, что будущее ей еще не предсказывали.

– Здесь живет одна женщина, которая умеет это делать, – сказала донья Рита. – Ее зовут Динора, и она моя подруга. Хочешь составить мне компанию?

– Ну конечно! – Тут любая девочка пришла бы в восторг.

Они прошли три куадры, миновали парк, поднялись по узкой лестнице, открыли еще две двери и позвонили в звонок.

– Здравствуй, смугляночка, – приветствовала Рита открывшую дверь женщину – невысокого роста блондинку, одетую во все белое и похожую на ангела.

– Вы пришли вовремя. Никого нет.

Амалия поняла, что певица часто навещает эту женщину.

– Подожди здесь, моя радость, – попросила Рита и ушла вместе с гадалкой.

Через двадцать минут она вернулась:

– Пойдем, теперь твоя очередь.

В полумраке комнаты горела единственная свеча. Женщина сидела за низким столиком, перед ней стоял стакан с водой. Прежде чем перетасовать карты, она окропила их и пробормотала молитву.

– Сними, – велела гадалка, но Амалия не поняла, что требуется снять.

– Сдвинь часть колоды, – шепотом подсказала Рита.

Гадалка начала выкладывать карты рядами, сверху вниз и справа налево.

– М-да… Девочка, да ты чудом родилась на свет. А мать твоя чудом уцелела. Так-так-так… Вот у нас мужчина… Нет, ребенок… Погоди-ка… – На стол легли еще две карты. – Странно. В твоей жизни кто-то есть. Это не возлюбленный и не отец. У тебя есть близкий друг?

– Нет.

– Но все-таки кто-то за тобой приглядывает, кто-то вроде духа.

– Я так и знала! – воскликнула Рита. – Эта девочка всегда казалась мне особенной.

Амалия ничего не сказала. Она знала, о ком идет речь, но родители предупредили, что об этом не стоит говорить ни с кем, даже с доньей Ритой.

– Да, у тебя сильный хранитель.

«И очень назойливый», – подумала девочка, вспомнив хулиганские выходки Мартинико.

– Ага, вот и любовь…

– Правда? – оживилась Рита, как будто это про нее говорили. – Давай рассказывай.

– Не буду тебя обманывать, – с мрачным видом возвестила пророчица. – Это будет очень трудная любовь.

– Всякая большая любовь трудна, – оптимистично отозвалась певица. – Радуйся, красотка. Приближаются хорошие времена.

Но Амалия не желала никакой любви, пусть даже и большой, если она будет омрачать ее жизнь. Мысленно она поклялась, что навсегда останется в отцовском магазине, будет помогать папе с пластинками и слушать сплетни про знаменитых музыкантов.

– Так… Смотри, у тебя будут дети. Трое… – Гадалка посмотрела на Амалию, как будто сомневаясь. – Нет, один, и это будет девочка. – Она выложила еще три карты. – Будь осторожна. Твой мужчина доставит тебе хлопот.

– С другой женщиной? – сразу додумала Рита. – Ну, это вряд ли…

Амалия подавила зевок – ей было не очень интересно слушать про человека, за которого она никогда не выйдет.

– Боже мой, да уже совсем поздно! – спохватилась Рита.

– Что там с моими билетиками? – спросила гадалка на прощание.

– Не волнуйся, – успокоила Рита. – Обещаю, ты попадешь на премьеру.

Хосе устраивал вечеринку «в узком гостеприимном кругу», как значилось в приглашении для артистов и других членов съемочной бригады. Он также разослал пригласительные билеты нескольким музыкантам, которые у него еще не записывались. Таким образом он налаживал новые контакты.

Впервые в жизни Пепе порадовался, что жена настояла на переезде в отдельный дом. Поначалу он отказывался – ему всегда нравилось жить высоко, но идея Мерседес нашла поддержку даже у матери: старушка устала подниматься по бесконечным лестницам.

– Если вам трудно подниматься, то и ворам будет утомительно, – спорил Хосе. – В квартире жить безопаснее.

– Ерунда, – отрезала Анхела. – Это твоя горская кровь заставляет тебя лезть на верхотуру, но мы живем не в Куэнке.

– Я забочусь о безопасности!

– Это просто у тебя в крови, – повторяла Анхела.

Но поскольку лестницы надоели и Мерседес, он в конце концов уступил. Теперь переезд пришелся кстати. Хосе осознал, что у него появилось пространство для вечеринок – патио, которое жена украсила вазонами с жасмином.

Супруги поставили стол с напитками под холодным мерцанием звезд. Граммофон играл не переставая. Аромат яств (пирожки с мясом, фаршированные яйца, сыры, щедро намазанные красной и черной икрой канапе, рулетики с угрем, пахучие салаты) разжигал аппетит гостей. Но больше всех волновалась Амалия, которая добилась разрешения остаться на празднике до полуночи: после этого часа взрослые планировали отправиться в «Преисподнюю» – ночное кабаре на углу улиц Барселона и Амистад. Девочка должна была остаться с бабушкой, которая готовила на кухне пунш для праздника.

Почти все приглашенные ответили согласием, потому что им хотелось провести вечер в компании Риты Монтанер, которой до сих пор не было, а также маэстро Лекуоны и Роча, которых тоже ждали с минуты на минуту. Часы пробили девять раз, и тогда, точно по сигналу, прозвонил дверной звонок. Амалия побежала открывать, а во дворе зависла пауза, которой отдельные гости воспользовались, чтобы сделать последний глоток или покончить с бутербродом.

Ночной бриз колыхал кусты жасмина. Что-то переменилось в атмосфере праздника, и гости озирались в поисках причины. И вот по двору пронеслось совершенно непритворное «ах!». В проеме дверей возник силуэт богини, затянутой в жемчужно-серое платье, с серебристой шалью на плечах. Певица в сопровождении двух прославленных музыкантов шествовала по дому.

Амалия была очарована не меньше остальных, это появление ее заворожило, но вскоре девочка обнаружила, что чары исходят не от самой Риты. Взгляд Амалии был прикован к удивительному предмету – к шали на плечах. Прежде она никогда не видела ничего подобного. Казалось, это не материя, а кусочек жидкой луны.

– Что это на тебе? – спросила девочка, когда сумела протиснуться сквозь толпу почитателей.

Рита улыбнулась:

– Мексиканская кровь.

– Что-что?

– Я купила ее в Мексике. Говорят, там серебро хлещет из земли, как кровь из людей.

И, заметив восхищение в глазах Амалии, она сняла этот подвижный сгусток ртути и накинула на плечи девочки.

В патио воцарилась мертвая тишина. Даже дон Хосе, уже готовый заругать дочку, которая забрала все внимание самой важной гостьи, на мгновение лишился дара речи. Как только шаль покрыла Амалию, кожа ее замерцала потусторонним светом.

– Тяжелая, – прошептала Амалия, чувствуя на себе вес сотен металлических чешуек.

– Это чистое серебро, – напомнила Рита. – А еще она заколдована.

– Правда?

– Чарами той эпохи, когда пирамиды украшали кровью и цветами. «Если покрывало света коснется талисмана теней в присутствии двух незнакомцев, эти двое полюбят друг друга навсегда».

– Что такое талисман теней?

– Я не знаю, – вздохнула женщина. – Так и не спросила у продавца. Но легенда очень красивая.

Девочка пощупала шаль, которая легко струилась между пальцами – почти как живая. Она ощутила, как сила этого предмета проникает в ее тело, вызывая одновременно восторг и страх.

«Господи, что же это?» – недоумевала она.

– Погляди, какая ты красавица. – Рита подтолкнула девочку к зеркалу возле двери. – Сбегай полюбуйся.

Певица повернулась к гостям, а приглашенные между тем приходили в себя после происшедшей метаморфозы.

Стоя перед зеркалом, Амалия вспоминала сказку о принцессе-беглянке, которая днем укрывалась ослиной шкурой, но держала при себе солнечное платье и лунное платье и каждую ночь наряжалась тайком. Именно в таком виде она встретилась с принцем, который в нее влюбился. Амалия плотнее завернулась в леденящую роскошь, под тяжестью этого металла она чувствовала себя в безопасности.

Дверной звонок прозвонил дважды, но никто его как будто не слышал. Амалия пошла открывать.

– Бывший учитель здесь живет? – спросил незнакомый голос.

– Кто?

Девочка шагнула вперед, чтобы лучше рассмотреть бесформенную тень на пороге, но увидела всего-навсего китайского паренька с тюком белья.

В этот момент черный камень на ее шее соскочил с цепочки и упал к ногам юноши, и тот поспешил его поднять. И пальцы его случайно коснулись серебряной шали.

Парень поднял взгляд и увидел перед собой саму богиню милосердия, черты которой любезны всякому смертному. А девочка приняла камень дрожащей рукой – потому что увидела в незнакомце принца из своих сновидений.

Коралловый замок – волшебное название для музея, затерянного в туманном Майами. Вот о чем думала Сесилия, взглядом отлетев вдаль. Двоюродная бабушка убедила ее съездить посмотреть «восьмое чудо Майами». И вот, пока они двигались на юг, она наблюдала за стаями уток в искусственных речках, бегущих параллельно улицам по самому краю дворов. «Майами – город каналов», – мысленно окрестила его журналистка, тем самым наделяя это место венецианскими и даже отчасти внеземными свойствами, если вспомнить про «каналы» Скиапарелли[31]. Дело в том, что в этом почти тропическом городе с его празднествами в духе Возрождения могло случиться что угодно.

Девушка очнулась от грез, когда бабушка остановила машину возле грубой стены, по виду средневековой: это место больше напоминало крепость в миниатюре, чем романтический замок Людвига Второго, безумного короля Баварии. А еще эта постройка была отмечена печатью сюрреализма, она казалась созданием Лавкрафта – тут было полно эзотерической и астрологической символики. Да, а еще была энергия… не ощутить ее было невозможно. Она струилась из земли мощными токами, поднималась по телу до самой макушки. Откуда эта штука тут взялась? И зачем?

Сесилия бросила взгляд в путеводитель. Архитектор Эдвард Лидскалнинш, родился в Латвии в 1887 году. За день до свадьбы его невеста разорвала помолвку, и он увез свое разбитое сердце за тридевять земель. После долгих странствий, заболев туберкулезом, архитектор решил перебраться на Флориду, полуостров с благотворным для него климатом.