— А если я верну тебя в шахту, что ты сделаешь для меня? — спросил он.

Сэм недоуменно посмотрел на него.

— Ну… что вы имеете в виду?

— Станешь информатором? — спокойно спросил Фарго. — Станешь рассказывать мне, кто является источником беспокойства на шахте?

Сэм вздохнул:

— Я и сейчас могу сказать вам — вы. Шахта находится в аварийном состоянии, плата ничтожная…

— Твоя плата будет хорошей, Фуллер. И я буду увеличивать ее, когда ты начнешь мне рассказывать то, что я хочу от тебя услышать. Скажем, я буду класть для тебя пятьдесят долларов в месяц. И никаких вычетов за аренду дома. И еще много чего я могу добавить.

Сэм покрылся испариной.

— За кого вы меня принимаете? — спросил он, наконец.

— За отчаявшегося человека.

Фарго начал снова ковырять в зубах зубочисткой.


В следующее воскресенье после обеда Том Веничек и Делла Хопкинс гуляли по полю вдоль реки Шепаг.

— Может, все изменится, — сказала Делла. — Я хочу сказать, ведь компания берет назад Сэма Фуллера, после того как они внесли его в черный список. Может, все будет лучше.

— Может, — сказал Том. — И я рад за Энн и Сэма. Они хорошо относились ко мне, когда я только сюда приехал. Они — хорошие люди.

— Энн рассказывала матери, что они почти голодали в Питтсбурге, когда Том искал себе работу. Можешь себе это представить?

— Мистер Стэнтон знаком с владельцами всех угольных компаний. И не только угольных, но и металлургических тоже. Со всеми. Они передают имя человека, и никто не принимает его на работу. Это несправедливо.

— Если не сказать больше, — вздохнула Делла.

На ней были белая блузка, серая юбка и небольшая шляпка на голове.

— Ладно, не будем больше говорить о Монти Стэнтоне, — предложила она. — Зачем отравлять себе воскресенье? О, Том, смотри: индейская кисточка!

Она остановилась, чтобы сорвать хрупкий красный дикий цветок, и поднесла его к лицу Тома.

— Красивый, правда? — спросила она.

— Как он называется?

— Индейская кисточка. По крайней мере, здесь его так называют. Он бывает разных цветов.

— Этот цвета твоих глаз.

— Красный?

Она рассмеялась. Его необычное чувство юмора, помноженное на его ломаный английский, часто вызывало у нее смех.

— Разящие до крови, — сказал он в ответ. — Ты все еще мерзнешь?

— Немного. А, что, у меня, правда, такие глаза?

— Есть немного. Разреши, я посмотрю поближе…

Он придвинулся к ней, будто желая рассмотреть ее глаза. Затем его руки обвили ее талию, а его губы прикоснулись к ее губам, перейдя в долгий поцелуй. Они целовались уже много месяцев и страстно желали пойти дальше.

Сейчас она попыталась взять себя в руки.

— Том, не надо…

— Делла, я люблю тебя.

— И я люблю тебя тоже, но мать убьет меня…

— Нет ничего страшного в том, что мы целуемся.

— Скажи это моей матери.

— Тогда давай поженимся.

Она с удивлением взглянула на него.


Час спустя тетушка Эдна сидела на своем вертящемся стуле, уставившись на молодую пару.

— Я знала это! — воскликнула она. — Вы оба хотели пожениться… Делла, он даже не говорит по-английски.

— О, мама, какая разница? — спросила Делла, держа Тома за руку. — Мы любим друг друга.

Тетушка Эдна бросила взгляд на своего мужа. Уорд Хопкинс придвинул стул к печке. Все четверо сидели в гостиной, керосиновые лампы тускло мерцали, освещая их лица.

— А ты что думаешь, Уорд? — спросила тетушка Эдна.

— Думаю, что Том — хороший человек, — ответил ее муж. — И, если Делла любит его, меня он вполне устраивает.

Тетушка Эдна пристально посмотрела на Тома.

— А ты разве не католик? — спросила она так, будто «католик» ассоциировался у нее с «крысой».

— Да, но несколько раз я ходил в баптистскую церковь. Мы поженимся в баптистской церкви.

— Ты так легко отказываешься от своей религии?

Она опять пристально на него посмотрела.

Том ответил с подкупающим достоинством:

— Делла для меня важнее, чем религия. Я очень люблю вашу дочь. У меня мало что есть, что я мог бы дать ей, но все, что у меня есть, это ее навсегда.

Тетушка Эдна на миг сощурила глаза.

— И эта ферма перейдет к ней по наследству — ты знаешь об этом? Двадцать два акра. Это мое фамильное владение еще с колониальной эпохи, — сказала она. — Тебя ведь не интересует ферма, не так ли?

— Мама! — воскликнула Делла.

— Ты сиди спокойно. Посмотри мне в глаза, мальчик. Ты хочешь жениться на Делле из-за фермы?

— Нет. Я хочу жениться на Делле, потому что я люблю ее, — сказал Том.

Эдна снова прищурила глаза.

— Ну, ладно, — сказала тетушка Эдна наконец. — Подойди ко мне и поцелуй.

Они улыбнулись друг другу. Том подошел к ней и поцеловал ее.

— Спасибо, — произнес он.

— Я знала, что рано или поздно ты станешь моим зятем. Я знала это! Черт!

И они все дружно рассмеялись.

* * *

Через десять дней после того, как Том и Делла поженились в баптистской церкви в Хоуксвилле, 21 апреля 1910 года Уорд Хопкинс открыл новой пласт угля на глубине 312 футов в шахте номер шесть. Горевший огонь его лампы на головной уборе вступил в реакцию со скопившимся там метаном. Раздался взрыв. Уорд Хопкинс скончался на месте.


— Мой тесть не умер, — сказал Том Беничек в ту ночь в гостиной тетушки Энды. — Его убили. Его убила компания.

Гостиная была полна шахтеров и членов их семей. Тетушка Эдна сидела на своем стуле, ее покрытое морщинками лицо выражало скорбь и отчаяние. Делла стояла позади нее.

— Мы прекрасно знаем, что нам нужны безопасные лампы, — продолжал Том, — а не лампы открытого огня. Мы все знаем, что в шахтах должны быть вентиляционные системы, потому что всегда существует опасность скопления газа. Нам и так ничтожно мало платят, почему еще мы должны рисковать своими жизнями?

— Ты прав, Том, — сказал один из шахтеров, стоявший ближе всех к телу Уорда. — Но что мы можем сделать?

— Поскольку мы не имеем права даже заикаться о союзе, мы можем послать к мистеру Стэнтону делегацию. Так? И потребовать у него безопасных ламп.

Молчание.

Том оглядел присутствующих.

— И мы должны кое-что сказать, — продолжал он. — Никто этого не сделает за нас, мы должны сделать это сами.

— Тебе легко говорить, Том, — отозвался Сэм Фуллер. — У вас с Деллой есть свой собственный дом. А у всех остальных… Знаешь, я пережил ситуацию, когда тебя выбрасывают из твоего дома — и в этом мало приятного.

Другие шахтеры поддержали его.

— Тогда, — сказал Том, — как вы отнесетесь к тому, если делегацией буду я?

Никто не сказал «нет».


Монти Стэнтон вытащил пробку из бутылки с виски, сделал большой глоток и вылил немного на обнаженную грудь Глэдис. Тяжело дыша, он склонился над ней и слизал остатки виски.

— Глэди, у тебя самая красивая грудь во всей Вирджинии, — сказал он.

— Вот, Спасибо, Монти, душка, — отозвалась проститутка. — Как ты красиво это сказал.

— А твое тело! Как только я начинаю думать о нем, у меня появляется желание.

— Ну, душка, для этого я и здесь: чтобы у тебя появилось желание.

— Заниматься с тобой любовью — это, как Богу молиться. Понимаешь, что я хочу сказать. Это так прекрасно, так же, как когда я разговариваю с Богом.

— Монти, душка, это самые красивые слова, которые я когда-либо от кого слышала. Ты настоящий поэт.

— Спасибо, Глэди.

Раздался стук в дверь.

— Монти, тебе звонят, — раздался голос за дверью. — Билл Фарго.

Монти сел на постели, выпрямил свой толстый живот и посмотрел на часы Глэдис.

— Но уже за полночь! — недовольно проворчал он.

— Он говорит, это очень важно.

— Черт! — выругался он.

Он поцеловал Глэди, вылез из постели и надел брюки.

— Я вернусь через минуту, милашка. Ты можешь приложиться к этой бутылочке, пока меня не будет, но не выпей ее всю.

Он спустился вниз. Бордель на окраине Чарльстона принадлежал миссис Гендерсон, худощавой и безвкусно одетой вдове, которая однако содержала его и девочек в чистоте. Монти вошел в ее кабинет и взял трубку.

— Да?

— Мистер Стэнтон, у нас небольшая проблема, возникшая из-за происшедшего сегодня утром взрыва.

Монти присел на край стола:

— Ну?

— Мой информатор, Сэм Фуллер, полчаса назад пришел ко мне домой. Большая группа шахтеров собралась сегодня вечером в доме Хопкинса. Его зять, по фамилии Беничек, заявил, что компания убила его тестя.

— Почему?

— Из-за лампы открытого огня. Беничек заявил, что он сам заявит протест. Он должен быть завтра утром у меня в кабинете и потребовать оборудования шахт вентиляцией и безопасными лампами.

— Как его зовут?

— Беничек. Внести его в черные списки?

Монти почесал подбородок.

— Нет, не увольняй его. Скажи, что компания согласна. Что завтра мы закажем безопасные лампы. А что касается вентиляционной системы, пошли его к черту. Она стоит безумные деньги. Скажи, что нам надо изучить этот вопрос. Пошли письмо жене Хопкинса с соболезнованиями компании и чеком на пятьсот долларов. Это заткнет Беничеку рот.

— Думаете, это разумно, мистер Стэнтон? Это может создать прецедент.

— Нам и так пора покупать безопасные лампы. Я не возглавляю рабскую колонию, Фарго. Я возглавляю компанию, — бросил он.

— Да, мистер Стэнтон.

— Но приглядывай за Беничеком.

Монти повесил трубку и поднялся в комнату Глэдис. Проститутка сидела на постели. Монти глянул на ее грудь и улыбнулся.

— Глэди, у тебя самая красивая грудь во всей Вирджинии, — повторил он свой комплимент.

Несмотря на грязные выражение, в которых Монти описывал свои любовные похождения, его отношение к женщинам было почти викторианским. Подобно Теофилу Гутьеру, гордившемуся тем, что во время любовного акта он мог решать сложнейшие математические задачи, или Густаву Флоберу, курившему во время этого сигару, Монти считал женщин объектом завоевания, но никак не существами с человеческим достоинством. Реально для него, как он однажды поведал миссис Гендерсон, женщины значили не более, чем софа, на которой они лежали. А чтобы успокоить свой чисто физический зуд, он мог бы с таким же успехом — и куда экономнее — заниматься этим с мускусной дыней.


— Сэм, где ты был?

Сэм Фуллер только что вошел в спальню предоставленного ему компанией дома. Лампа у его кровати горела, и его жена сидела на кровати.

— Ты знаешь, где я был, — ответил он, снимая пиджак. — Я ходил на прогулку. Тебе не следовало вставать.

Он присел на край кровати, чтобы расшнуровать ботинки.

— Последнее время ты часто стал совершать ночные прогулки, — сказала Энн ледяным голосом. — Ты что, стал мне изменять?

Он быстро посмотрел на нее:

— Конечно. У меня роман с Сарой Финли.

— У меня нет настроения шутить, Сэм. Раньше ты никогда не ходил на ночные прогулки.

— После такого спертого воздуха в шахте приятно пройтись по свежему воздуху. Давай, выключай свет и ложимся спать, — сказал он.

— Нет. Я хочу поговорить. Ни один из шахтеров, внесенных в черный список, не был принят на работу обратно, кроме тебя. Знаю, ты говорил, что они сделали для тебя исключение, потому что ты двенадцать лет проработал в компании, но почему они сделали это исключение? Они никогда ни для кого не делали исключения.

— Откуда, черт возьми, я знаю?

Он снял брюки.

— А теперь выключи эту чертову лампу. Я хочу спать.

Она понизила голос:

— Сэм, я люблю тебя. Ты хороший муж. И я хочу, чтобы ты сказал мне правду: ты стал стукачом?

Он уставился на нее.

— Какого дьявола ты разговариваешь подобным образом со своим мужем!

— Это так?

— Конечно, нет!

Она вытащила из-под подушки потрепанную Библию и протянула ему:

— Поклянись на Библии!

Он заколебался, и она увидела страх в его глазах.

— Сэм, — прошептала она. — Как ты мог?

— Я должен был, — выговорил он, наконец. — У нас ничего не осталось, Энни. Я должен был.

Все еще держа в руках Библию, она надела халат и подошла к двери.

— Сегодня ночью я буду спать вместе с мальчиками. А утром я отвезу их к тете Джейн в Хоуксвил. Если ты порядочный человек, ты поедешь с нами.