Фред Стюарт - Остров Эллис

Он посмотрел на нее.

— В Хоуксвиле нет работы. Нигде нет работы.

— Сэм, я не хочу объяснять тебе, что ты сделал, потому что я люблю тебя. Они убьют тебя, Сэм. Не обманывай себя. Они убьют тебя, — она открыла дверь и добавила. — Бог помогает сказать мне эти слова, но я бы не винила их, если они бы сделали это.

Она вышла из комнаты.

Впервые в жизни Сэм Фуллер почувствовал ужас в сердце.

Монти любил наряжаться в нелепые костюмы. Дважды в году они с Кристиной давали большой бал-маскарад в Бель-Миде. И через десять дней после того, как он выдал шахтерам безопасные лампы (решив, что тем самым заткнул им рот), он устроил прием для восьмидесяти человек, пришедших попировать и развлечься в его большой дом.

Кристина предпочитала романтические костюмы. Один раз она была в костюме мадам Дюбарри, в этот же раз предпочла нарядиться императрицей Евгенией. Монти же больше нравились костюмы грубых неотесанных парней, а потому на нем был костюм Буффало Билла. Весь обвешанный шестизарядными пистолетами, он торжественно шествовал по своей бальной комнате.

Играл оркестр, состоявший из десяти человек. Черные официанты в белых пиджаках сновали повсюду с шампанским, вином и виски на серебряных подносах. В столовой полированный стол ломился под роскошными блюдами: копченая ветчина, жареное мясо, утиный галантин, цыплята, салаты, сыры, корзины с фруктами и, наконец, самое любимое блюдо Монти, которое он мог поглощать до тех пор, пока не лопнет, — печеная картошка. В некоторых аристократических кругах Англии и Франции уже начали возводить культ легкой пищи в религию, но в Западной Вирджинии некоторая полнота рассматривалась, как нечто совершенно естественное после тридцати пяти лет, и никто даже не помышлял об отказе от удовольствия поесть ради поддержания явно вредной для здоровья худобы.

Поэтому гости, как только могли, набивали свои желудки. Кристина выпила много вина и к полуночи совсем опьянела, ее пришлось отнести наверх, в ее комнату. Монти же отличался удивительной способностью пить до бесконечности, но к трем часам ночи он все же окончательно упился. К четырем дом совершенно затих. И только слуги, зевая, должны были после этой вакханалии приводить дом в порядок.

А в двух милях отсюда, в шахтерском городке компании, шахтеры утренней смены насильно заставляли себя выбираться из мягких постелей, чтобы начать новый трудовой день в подземелье шахт.

— Кто сказал, что в шахте номер шесть жарко? — прорычал Монти на следующее утро в десять утра, сидя в своей огромной постели и страдая от похмелья. Он проглотил одну за другой четыре таблетки аспирина, чтобы хоть как-нибудь унять нестерпимую боль, разрывавшую его голову на части.

— Шахтеры, — ответил Фарго, стоявший около его кровати со шляпой в руке. — Они говорят, что шахта номер шесть заполнена газом. Они отказываются там работать. Они говорят, что в любой момент она может взорваться.

— Черт!

— И они винят компанию.

Монти бросил на него полный ярости взгляд.

— Наверно, это моя вина, что в шахтах встречается скопление газа?

— Они говорят, если бы компания установила вентиляционную систему…

— Кто «они»? — снова прорычал Монти. — Хватит морочить мне голову этим «они»! Есть всегда один человек. Кто он?

— Беничек.

Монти откинул простыню и слез с постели.

— Этот чертов маленький ублюдок — разве я не дал ему безопасные лампы? Я хорошо отнесся к нему. Я не уволил его, а теперь он снова создает мне проблемы…

Почувствовав слабость, он присел на постель и на минуту закрыл глаза. Затем, уже более спокойно, спросил:

— А что там на самом деле?

— В шахте действительно очень жарко. Она может взорваться.

— Черт!

Он снова лег на постель, сжав голову руками.

— Хорошо. Закрой ее. Подождем дней пять. Может, она остынет.

— А что с Беничеком? — спросил Фарго.

— А что с ним?

— Я говорил ему, что компания изучает вопрос об установке вентиляционных систем. И теперь он спрашивает, как далеко зашло это изучение, и когда системы будут установлены? Что ему ответить?

— Ответь ему, если он хочет сохранить работу, пусть лучше заткнет свой вонючий рот.

Молчание. Монти поднял глаза на Фарго.

— Ну?

— Я не уверен, что мы сможем сделать так еще раз, мистер Стэнтон.

— Почему, черт возьми, нет? Это моя шахта. Или я ошибаюсь?

— Беничек мало говорит — его английский достаточно скудный — но то, что он говорит, шахтеры внимательно слушают. У этого маленького сукина сына есть мозги в голове. Думаю, нам стоит осторожно держаться с ним. По крайней мере, сейчас.

— Я впервые слышу, чтобы ты говорил что-либо подобное, — проворчал Монти.

— Я просто хочу избежать проблем. Мы могли бы внести его в черный список раньше…

— Знаю, — резко прервал его Монти.

Ему не понравилось, что Фарго указывает на его ошибку.

— И что ты предлагаешь?

— Мы обманем его. Скажем, что исследование еще не закончено. Что надо подождать, пока шахта не остынет — если она вообще когда-нибудь остынет. И выиграем время.

Монти не любил человека, который являлся его правой рукой. В Фарго было что-то нечеловечески хладнокровное, что мешало сблизиться с ним. Но он уважал его чутье, когда речь заходила о шахтерах. И Фарго ведь предупредил его о Беничеке…

— Хорошо, — согласился Монти, — мы разыграем это по твоему сценарию. По крайней мере, сейчас.

«Чертово похмелье», — подумал он. — «Чертовы шахтеры».

Билл Фарго вырос в обстановке нищеты и благочестия, будучи одним из шести детей проповедника. Ежедневное чтение отцом Библии и жестокие побои, к которым он прибегал за малейшее искажение Закона Божьего, привили Биллу отвращение к христианской религии, переросшее затем в ожесточенный атеизм. К двадцати годам Билл пришел к выводу, что Иисус был обманщиком, если почти за две тысячи лет смирение так и не восторжествовало на земле. Фарго верил, что весь смысл жизни сводился к борьбе между слабыми и сильными, в которой сильные всегда побеждали. Таким образом он пришел к убеждению, что ему всегда следует быть сильным.

У Фарго были тусклые черные волосы и невыразительная внешность. Он не курил, но зато с жадностью читал, и читал не ради удовольствия, а только потому, что знания — это сила. Он читал, сидя в гостиной своего уютного дома на окраине Хоуксвила, когда услышал звонок в дверь.

— Я открою, — сказал он жене.

Он встал и подошел к парадной двери, включив свет на крыльце. На крыльце никого не было. Он огляделся, выключил свет и затем вышел на крыльцо.

— Фуллер, — прошептал он. — Все в порядке.

На ступеньках он увидел шатающегося Сэма Фуллера. От него пахло дешевым алкоголем.

— Ты что, пьян?

— Немного.

— Ты идиот, что напился. Со своей болтливостью ты мог уже половине города рассказать, что работаешь на меня.

— Я больше не работаю на вас, — пробормотал Сэм. — Моя жена догадалась, и она ушла от меня. Моя Энни…

Облокотившись на перила крыльца, он заплакал. Гнев исказил лицо Фарго.

— Ради Бога, перестань хлюпать…

— Я люблю мою Энни…

— Люби ее, сколько хочешь, но ты не можешь бросить работать на меня. Как только ты это сделаешь, я расскажу шахтерам, что ты — стукач.

Внезапно, в порыве ярости, Сэм бросился на него. Толкнув Фарго к стене дома, он начал трясти его, колотя его головой о стену и приговаривая:

— Я ненавижу тебя, сукин сын! Я ненавижу тебя и вашу вонючую компанию вместе с этим чудовищем Монти Стэнтоном, и ваши чертовы шахты… Я ненавижу тебя.

Он остановился. Все еще всхлипывая, он отпустил Фарго. Тот сполз на крыльцо. На крыльце зажегся свет, и Этель Фарго открыла дверь.

— В чем дело?

И тут она увидела Сэма, увидела своего мужа и завопила:

— Билл, что ты сделал?

Вскрикивая, она выскочила на крыльцо и опустилась на колени перед мужем.

Сэм сделал шаг назад.

— Надеюсь, я убил его, — проговорил он, повернулся и стал спускаться со ступенек в то время, как Этель Фарго продолжала рыдать.

На расстоянии в четверть мили, на другом конце Хоуксвила, Энн Фуллер стирала на крыльце дома своей тети, когда услышала, как кто-то из кустов окликнул ее:

— Энни.

Она выпрямилась.

— Кто там?

— Это я, Сэм.

— Уходи.

— Пожалуйста, мне надо поговорить с тобой! У меня неприятности.

Поколебавшись, она спустилась с крыльца и зашла за угол дома.

— Ты пьян, — сказала она.

— Знаю. Послушай, я… я бросил. Я больше не буду докладывать. Я только что сказал об этом Фарго. Я… мы уедем отсюда, Энни. Мы уедем куда-нибудь и начнем все с начала. Хорошо? Ты поедешь со мной, Энни?

— Не знаю. Мне надо подумать.

— Ты любишь меня? Ведь, правда?

— Любила. Теперь — не знаю. Не знаю, смогу ли я любить стукача.

Он взял ее за руку.

— Мне не хватает тебя, Энни. Если бы ты знала, как мне тебя не хватает. А тебе?

Она не ответила. Он обнял ее и жадно стал целовать. Она оттолкнула его.

— Пошел к черту! — крикнула она.

— Я — твой муж, Энни. И у меня есть права!

— Помолчи…

— А меня не волнует, если кто и услышит. Я — твой муж. Я прекратил доносить и требую мои законные права!

Молчание.

— Ты — дурак, — прошептала она, делая шаг назад. — Тернеры живут в соседнем доме.

— Энни, я бросил. Я больше не работаю на Фарго. Вернемся домой, Энни. Пожалуйста, вернемся домой!

— Мы поговорим об этом, когда ты протрезвеешь. А сейчас — езжай домой.

— Сегодня! Я хочу тебя сегодня!

— Нет.

Она вернулась на крыльцо. Сэм вытащил из кармана бутылку и сделал долгий глоток.

Затем, покачиваясь, он двинулся в сторону шахтерского поселка, напевая: «Энни, Энни…»

Они ждали его.

Когда он вошел в дом и зажег свет, четверо мужчин с черными масками на лицах находились в его комнате.

Сэм пьяно оглядел их.

— Фарго сказал нам, что ты был стукачом, — сказал один из них. — Это правда?

Сэм подался назад к двери.

— Я бросил, — проговорил он. — Клянусь Богом, я бросил…

Все четверо вытащили большие ножи.

Сэм повернулся, попытался открыть дверь, но напоролся на один из них, преградивший ему дорогу. Трое в масках втащили его в дом и закрыли дверь. Сэм, упав на колени, наблюдал, как они приближались к нему.

— Я один из вас, — прошептал он. — Я бросил… Я один из вас.

Они перерезали ему горло. А когда он был мертв, они сняли с него брюки и кастрировали его. Затем, оставив его тело плавать в крови, они выключили свет и вышли из дома.

По их понятиям, правосудие свершилось.

Для Тома Беничека это был неправый суд. На следующий вечер он, Делла и тетушка Эдна ужинали на кухне их дома.

— Мы сами убиваем друг друга, — сказал он, держа в руках цыплячью ножку, — но мы не боремся с компанией.

— Я согласна с тобой, — ответила ему тетушка Эдна, — но если ты спросишь меня, я отвечу: Сэм Фуллер получил то, что заслужил.

— Сэм был моим другом, — продолжил Том. — Я работал с ним вместе. Он никогда бы не стал стукачом, если бы его не вынудили. А если бы в компании было все благополучно, им не нужны были бы стукачи. Убийство никогда не было верным выходом из положения.

— Ну, может быть, Делла, налей еще кофе.

— Хорошо, мама.

Она сделала буквально два шага, как дом затрясся так сильно, что зазвенела посуда.

— Что это? — выдохнула тетушка Эдна.

Затем взрывная волна достигла их дома, и они услышали сильный глухой удар.

— Номер шесть! — произнес Том, вскакивая из-за стола и подбегая к двери.

— Она взорвалась!

Когда Том добрался до шахты, там уже собрались все жители поселка, наблюдавшие за вырывавшимся из главного входа в шахту пламенем.

— Спасибо Господу, там никого не было, — сказал ему один из шахтеров. — Боже, она, действительно, взорвалась! Я никогда не видел ничего подобного.

Том наблюдал за пламенем, и гнев его нарастал. Затем он увидел «роллс-ройс» Монти Стэнтона, который подъехал к шахте и остановился неподалеку. Чернокожий шофер Монти выскочил из машины и распахнул дверцу перед хозяином. Билл Фарго сопровождал Монти.