Дебора Мей - Остров любви

– Я никогда не полюблю Саймона!

– Возможность породниться с семейством Кросби представляется нечасто. Саймон – единственный ребенок… Тебе крайне необходим этот брак, Фиби.

– Нет! Это тебе он необходим так же, как и Саймону. Несмотря на свою голубую кровь, он практически банкрот. У него есть имя. А у тебя – деньги, и вместе вы сможете позволить себе все, что заблагорассудится… Только никак не возьму в толк, зачем тебе я? Усынови Саймона, и все решится само собой!

Филипп Кью посмотрел на дочь остекленелым, ничего не выражающим взглядом. Он выглядел так, словно ему нанесли предательский удар в спину.

– Папа, я вовсе не хотела с тобой ссориться, – прошептала Фиби. Она немного испугалась: в такие минуты отец был непредсказуем.

Тяжело вздохнув, он сел в кресло. Прежде дочь видела в нем лишь титана промышленника, живую легенду. Но сегодня перед нею оказался совершенно измученный старик, и девушка никак не могла понять, кто же из них изменился?

– Я тебе не рассказывал о том, что поведала мне твоя мать перед своей смертью? – спросил Кью, выдержав паузу.

– Ты почти никогда не упоминал об этом, – тихо, почти шепотом, сказала девушка. – Должно быть, тебе больно об этом вспоминать.

Фиби было всего лишь три года, когда мать скончалась, родив мертвого ребенка. Лишь мимолетные воспоминания остались от нее. Эти воспоминания были болезненно живы и пахли фиалками. Она даже чувствовала нежные, прохладные материнские пальцы, легко касавшиеся ее лба. Даже сейчас, когда прошло столько лет, девушка помнила ласкающие душу слова: «Спи, моя драгоценная, спи».

Отец так и не женился, потому что к тому времени им окончательно овладели гордыня и честолюбие. Филиппа Кью устроила бы супруга, занимающая подобающее положение в обществе, но такой женщине не нужен был вульгарный выскочка, коим он считался. В отчаянии Кью полностью посвятил жизнь воспитанию Фиби. Ради того, чтобы добиться недостижимого – привилегированного классового положения. Он никогда не спрашивал, хочет ли этого дочь. Он лишь предполагал, что общественная значимость столь же важна и для нее. В какой-то степени он относился к Фиби, как к самой дорогой антикварной вещи в своем доме, и, может быть, поэтому решил, что Кросби, аристократ, потомок знатного рода, обязательно должен стать ее мужем.

– Так что же она сказала?

– Она знала, что умирает. – Отец встал с кресла и начал ходить по комнате от сейфа к рабочему столу и обратно. – У нее началось кровотечение… Последними ее словами было: «Сделай ее жизнь совершенной. Чтобы все у нее было совершенно…»

На глаза Фиби невольно навернулись слезы. Она попыталась представить, какими были последние мгновения жизни ее матери. Как она, прижимая к себе мертворожденного ребенка, сознавала, что уже не увидит, как повзрослеет дочь.

– Вот это-то я и пытаюсь сделать, – объяснил Кью. – Я хочу, чтобы у тебя все было лучше, чем у остальных. Хочу дать тебе жизнь, о которой мечтала твоя мать. И Господь мне свидетель – я не умру, пока не добьюсь этого.

– Но, папа, – Фиби умоляюще посмотрела на отца. – Неужели мы не можем обсудить…

– Конечно же, нет, – отрезал он. – Этот вопрос больше не обсуждается! Отправляйся-ка ты лучше спать, дорогуша. Мы оба устали. А утром ты извинишься перед Саймоном, и, возможно, он простит тебе твою блажь.

Он подошел к дверям кабинета.

– А теперь прошу меня извинить, но у меня много работы.

***

Оглушительный стук в дверь спальни казался продолжением ночного кошмара. Подобный пушечному выстрелу, он ворвался в ночную тишину. Крича что-то невнятное, Фиби вскочила с постели и окончательно проснулась. В воздухе чувствовался горьковатый запах дыма.

– Фиби, проснись! Открой мне, Фиби!

– Папа, – пронзительно закричала девушка, соскочив с кровати и распахнув настежь дверь. Филипп, небрежно одетый, с саквояжем в руке, стоял перед ней.

– Скорей собирайся, наш дом подожгли. Нужно бежать.

– Как подожгли? Кто? – Фиби не верила в реальность происходящего.

– Сейчас нет времени на догадки. Скорее, моя девочка.

Раздался звон бьющегося стекла: окна первого этажа треснули от высокой температуры.

Харбор-стрит была окутана дымом. Фиби схватила отца за рукав:

– Это кошмар! Мы должны скорее покинуть дом!

– Само собой, – сверкнул глазами Кью. – Фаэтон ждет нас за домом. Я приготовил его до того, как отослал на ночь слуг. Ты сможешь быстро собраться?

– Гораздо быстрее, чем ты думаешь, – ответила девушка, надевая платье. – Куда мы поедем, папа?

– В Ноулингстон, – бросил он, имея в виду их летнюю загородную резиденцию.

Фиби редко одевалась без посторонней помощи, но сейчас было бы просто нелепым звать кого-нибудь из прислуги, тем более, как сказал отец, он всех отпустил. Второпях натянув чулки и обувшись, она накинула шаль и совершенно забыла причесаться.

И Филипп Кью, и его дочь вряд ли бы успокоились, пока не оказались бы в Ноулингстоне. Находившееся на северном берегу озера Пинк поместье было куплено у одного разорившегося промышленника года четыре назад. «Быть может, – подумала про себя Фиби, – там я смогу заставить отца понять меня».

Фиби обожала Ноулингстон. У прежнего владельца поместья, несомненно, был вкус. Простой одноэтажный дом с просторными и светлыми комнатами, замечательный сад. Рядом лес и озеро. Хорошо, что у отца не хватило времени поменять обстановку. Благородная простота интерьера особенно привлекала Фиби. Здесь же, на Харбор-стрит, она чувствовала себя неуютно. Сравнение с птицей в золотой клетке Фиби понимала как никто другой. И теперь, мысленно прощаясь с домом, Фиби вдруг поняла, что останется совершенно равнодушной, если все это сгорит дотла.

Филипп Кью снова проверил содержимое саквояжа: документы, деньги, драгоценности и фотография – он и Фиби на празднике по случаю годовщины правления Эдуарда VII.

– Ты готова?

– Да, пойдем быстрее, – скороговоркой ответила Фиби. – Я так рада, что в трудную минуту мы вместе.

Они вышли в коридор, и тут отец остановился, дрожащей ладонью коснувшись ее щеки. Девушка не сумела скрыть удивления – суровый и властный родитель крайне редко открыто проявлял свои чувства. – Я тоже рад, что вчера вечером ты пришла ко мне. А что касается этой истории с Саймоном, то мы как-нибудь все уладим. Ты поймешь, что брак с ним всем нам на пользу, и все непременно будет хорошо.

– О, папа, – Фиби прижалась щекой к его ладони, – нам нельзя более медлить. Пойдем, прошептала она. – Эта груда дерева и камней не стоит твоей жизни.

Они уже вышли на парадную лестницу, когда Фиби обернулась, разочарованно глядя в сторону своей спальни.

– Что такое? – забеспокоился Кью. – Ты что-то забыла?

– Мамин медальон, – ответила она, вспомнив о единственной вещи, которую хотела бы сохранить. – Я знаю, где он. Подожди меня на улице, папа. Я мигом.

Отец понимающе кивнул и направился к выходу. Фиби бросилась в свои покои и довольно быстро нашла медальон. Он лежал в бархатной зеленой коробочке, перевязанной шелковыми лентами. Спрятав сокровище в лиф платья, девушка поспешила прочь.

Отец ждал ее в холле. Из бокового коридора, где находились комнаты прислуги, валил дым. Особняк загорелся с черного хода.

– Я готова, папа, – крикнула Фиби.

И в этот миг тяжелая входная дверь распахнулась. От неожиданности девушка замерла на ступеньках. На пороге стоял крепкий мужчина чуть выше среднего роста. Весь в саже, в прожженных кожаных штанах и рубахе с бахромой, он почему-то напомнил девушке пирата.

Грабитель, подумала Фиби, и ей стало дурно. Его твердая поступь, всклокоченные темные волосы и зажатый в руке револьвер заставили ее содрогнуться. Ужаснее этого человека она еще никого не встречала и потому так и осталась стоять на месте, не в силах вымолвить ни слова.

Филипп Кью неотрывно следил за оружием в руке незнакомца. В ее сторону отец даже не посмотрел, и Фиби поняла, что он просто не хочет, чтобы грабитель узнал о ее присутствии.

– Послушайте, – жестко произнес Кью, – если это ограбление, то в доме полным-полно добра, а потому нет причин причинять вред мне или… или… короче, оставьте меня в покое.

– Нет, старик, я пришел сюда не грабить, – в глубоком с легкой хрипотцой голосе неожиданного посетителя слышалась угроза.

Отец Фиби махнул тростью с серебряным набалдашником:

– Спиртное в подвале. Берите, сколько вам надо, и проваливайте!

– Нет, я прибыл сюда с острова Мей для того, чтобы посмотреть тебе в глаза, Филипп Кью, – прорычал мужчина. – Убийца!

Кью весь напрягся и с такой силой сжал рукоять трости, что костяшки его пальцев побелели. Он сделал неуверенный шаг в направлении выхода.

– Послушайте, – пробормотал он, – если речь идет о медном руднике, то мои адвокаты и приказчики решат…

– Я здесь потому, – незнакомец подошел к отцу Фиби, – чтобы разобраться с тобой. Да только дело вовсе не в деньгах!

Широко расставив ноги, он нацелил револьвер прямо в грудь Кью.

– Не будьте глупцом, я хорошо заплачу.

– Своей кровью, сукин сын!

Времени на раздумья у Фиби не оставалось. Она села на навощенный поручень лестницы и соскользнула вниз. За долю секунды перед ней промелькнули распахнутые от изумления глаза отца, лицо поворачивающегося незнакомца… Прогремел выстрел.

Она почувствовала удар ужасной силы, столкнувшись с мужчиной. Стекла задребезжали от грохота. Револьвер полетел на пол. Отец девушки схватил мраморного херувима, стоявшего на повороте лестницы, и обрушил каменное изваяние на голову незнакомца. Испустив нечеловеческий вопль, тот упал.

– О, господи, ты спасла мне жизнь, – прошептал Кью.

– Папа, – спросила Фиби, поднимаясь с пола, – как ты думаешь, ты его убил?

– Он это заслужил. Пусть теперь горит в аду, – бросил отец, поспешив на улицу.

Фиби машинально потянулась рукой к лифу и с отчаянием осознала, что он пуст. Бархатная коробочка с медальоном матери лежала на полу. Нагнувшись, девушка подняла ее и собралась уже было побежать вслед за отцом, но почувствовала, что ее что-то не пускает. Оглянувшись, Фиби увидела, что этот ужасный человек вцепился в подол ее платья.

Голова раскалывалась, а в ушах стоял шум. Алекса тошнило. Над ним возвышалась миниатюрная шатенка. Образ девушки был туманным и расплывчатым, и Хосмен сначала испугался, что от удара по голове ослеп. Когда же зрение полностью вернулось к нему, Алекс убедился, что эта молоденькая девица доставила ему столько хлопот. Ее личико не выражало ничего, кроме ужаса. Хосмен заметил, сколько неуверенности в ее взгляде, и что она едва сдерживает крик. «Интересно, – подумал Алекс, – станет ли она кричать, чтобы предупредить Кью, или же промолчит и даст мне спокойно уйти?»

– Давай-давай, сбегай-ка за ним, – процедил он сквозь зубы, отпуская подол ее платья и слегка подталкивая вперед. – Ты сделаешь мне одолжение.

Потеряв равновесие, девушка навзничь полетела на ступеньки, подобно сломанной кукле. Алекс медленно поднялся, он с трудом держался на ногах. Теперь самым главным для него было поднять револьвер, догнать Кью и завершить задуманное.

Первый блин комом. Плохой выстрел. Девушка налетела на него в тот самый миг, когда он нажал на курок. Проклятый револьвер! Пятизарядные «пушки» были предназначены исключительно для убийства, а этим делом Алексу заниматься не хотелось.

Почувствовав, что женщина за его спиной пытается встать, Хосмен схватил валявшийся на полу пистолет и побежал по узкому коридору вслед за Кью. Из распахнутой настежь двери виднелся служебный проезд к дому.

Алекс вышел на улицу и словно оказался в аду. Крыша была охвачена пламенем. Отблески огня играли на свинцово-сером небе. Метель из жарких искр бушевала над домом.

Филипп Кью забрался на фаэтон и взял в руки кожаные поводья. Никакого возницы и в помине не было. Он ждал Фиби и не на шутку испугался, когда вместо нее в дверном проеме показался наглый незнакомец.

Алекс неторопливо двинулся к фаэтону. Он не станет ничего объяснять Филиппу Кью. На объяснения нет ни сил, ни времени. Кью так никогда и не узнает, какое отношение имеет к нему и за какое преступление умрет. «Да и черт с ним. – Алекс с досадой сплюнул. – Пусть ублюдок горит в аду лишь потому, что таким родился».

Хосмен вышел на середину переулка и поднял пистолет, крепко держа его обеими руками. У него перехватило дыхание: сейчас этот холеный господин, побелевший от ужаса, был на мушке его револьвера.

– Увидимся в аду, сукин сын, – прохрипел Алекс, предполагая, что Кью сейчас вряд ли его слышит. И когда Хосмен уже был готов нажать на курок, увидел выбегающую из дома девушку. Прямо на нее летели обугленные стропила.

Невольно выругавшись, Хосмен бросился к ничего не подозревающей Фиби. Он сбил девушку с ног, столкнув с того места, куда буквально через мгновение упали куски горящей крыши. Стропила и балки дождем посыпались вниз, завалив узкий проулок. Алекс краем глаза заметил, как перепуганные лошади понесли фаэтон его врага вперед.