Сторожевые обнаружили беглых рабов за пару миль западнее поселка у реки и привели их оттуда в селение. Те сказали, что они — мусульмане, родом из села, которое находилось недалеко от того места, где родилась Кейта.

— Не тот самый баккра, — попыталась объяснить женщина. — Другой. Он покупать всех, с корабля. Мужчина, женщина, ребенок. Хороший баккра.

Остальные засмеялись.

— Хороших баккра не бывает! — заявила Милли. — Бывают плохие, очень плохие и совсем плохие. Но не хорошие!

— Новенькие говорят же! — настаивала Кейта.

Мария задумалась.

— Плантация вблизи Спэниш-Тауна... Это же то место, откуда попали сюда вы. — Она обратилась к Мансе. Очевидно, Мария не хотела говорить об этом с Норой. — Может быть, ты знать чудо-баккра!

Манса сразу же начала перечислять плантации на пальцах.

— Есть Херберст Парк и Лоренс между Кингстоном и Спэ-ниш-Тауном, потом Пике Гарден, и Холлистер, и Кинсли и... и...

Она бросила стыдливый взгляд на Нору.

— И Каскарилла Гардене, — хладнокровно добавила та.

Кейта пожевала губы.

— Девочка говорит что-то о Холл... Холл..

Нора вздохнула.

— Ну, если она называет лорда Холлистера «хорошим баккра», значит, девушка как минимум совсем не требовательная, — заметила она. — Этого не может быть, Кейта, ты что-то перепутала. Нам придется подождать, пока женщины сами придут на поле. Вы же останетесь тут? Или как?

Кейта кивнула.

— Девочка хорошо по-английски, — сказала она потом. — Мужчина, женщина нет.

Зато новоприбывший мужчина оказался хорошо обученным и очень увлеченным своим занятием гончаром. Он занимался этим делом в Африке и теперь был рад и счастлив, что может снова взяться за гончарный круг вместо мачете. К тому же у него не было амбиций воина. Нэнни радовалась новому кусочку Африки в ее городе, тем более что изделия Маалика очень понравились женам маронов, хотя те вообще-то были ориентированы скорее на западный лад. Она сразу проявила щедрость, выделив новой семье большой, недавно освобожденный от леса участок земли, и Хадиджа, жена Маалика, тут же принялась усердно обрабатывать его. Она делала это очень умело, наверное, занималась этим еще в Африке. Зато девушка рядом с ней изо всех сил, но достаточно безуспешно пыталась справиться с мотыгой и граблями — она была явно непривычна к работе в поле. Маленькая, красивая и изящная, девушка выглядела также очень мрачной. Когда мать и дочь во время обеда присоединились к остальным женщинам, то мать о чем-то болтала с Кейтой на своем языке, а девушку, наоборот, казалось, тянуло к другим. Очевидно, она уже почти забыла свой родной язык, и ей больше нравилось говорить по-английски.

Манса тут же бросилась к ней.

— Ты должна нам сейчас же все рассказать, — потребовала она. — Всю твою историю. Кейта сделала нас любопытными. Но ее английского просто не хватает.

— Мы все не хорошо по-английски, — пробормотала девушка, которая представилась как Алима и опустила голову.

Настойчивые расспросы Мансы, казалось, вызвали у нее стыд. Манса посмотрела на ее руки. Пальцы Алимы были покрыты волдырями.

— Значит, ты первая домашняя рабыня, которая не знает английского, — насмешливо сказала Манса. — Ты ведь была в доме, признайся! Если бы ты была привычна к работе в поле, то у тебя были бы мозоли.

Алима покраснела, и Нора решила вмешаться.

— Ну, перестань же мучить ее, Манса! Мы сейчас намажем ее руки мазью и перевяжем самые большие раны. А потом ты поможешь нам собирать плоды манго, малышка. Если ты сегодня продолжишь работать мотыгой, то завтра у тебя на руках будет сплошное голое мясо, и ты вообще ничего не сможешь больше делать.

Нора хотела взять Алиму за руку, но девочка с ужасом отдернула ее. Она и без того была испугана, когда увидела светлую кожу этой женщины, да и ее мать тоже смотрела на Нору сердито. Однако Кейта, казалось, только что посвятила их в историю последней. И обе они время от времени смотрели в сторону белой женщины и о чем-то говорили между собой.

— Я ничего тебе не сделаю, Алима, — пыталась успокоить ее Нора, но у девушки был такой испуганный вид, что, в конце концов, Мария сама взяла мазь и стала врачевать ее.

— Все же ты должна что-то рассказать, — подбодрила она девушку, — иначе Манса лопаться от любопытства. А нам это не нужно иметь — лопнувшую девочку под деревом.

Алима робко улыбнулась. У Марии была располагающая манера общения, которая и сейчас возымела нужное действие.

— Ты нам не хотеть говорить, что у тебя с баккра, да? — спросила Мария. Нора снова удивилась ее проницательности. Без сомнения, это была та тема, которая больше всего беспокоила девочку. — Но нам скажи, почему вся семья сбежать? Кейта говорит, что вся семья из Африки. Баккра покупать целую семью, но такое...

— Этого баккра не делают, — сказала Милли категорично.

Алима решительно кивнула.

— Нет, — сказала она, — баккра Дуг делает! Баккра Дуг на корабль, когда мы приезжать. А мама плакать, я плакать, и...

Норе потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. Упоминание этого имени вызвало у нее боль. Боль, которая была настолько сильной, что она не могла себе даже представить, что когда-нибудь снова будет чувствовать ее.

— Дуг? Дуг Фортнэм? — глухим голосом спросила она.

Алима снова кивнула.

— Да, баккра Фортнэм. Хороший, хороший баккра! Мама плакать, я плакать, папа плакать, а он тогда купить всех. Мама и папа — на поле, я — в доме. К маме Адве... Хороший дом.

Манса всхлипнула, когда услышала имя своей матери. А Нора поблагодарила небо за то, что кумушки слишком заняты переживаниями о судьбе Мансы и Алимы. Никто из них не обратил внимания на белую женщину, у которой сейчас вид был намного бледнее, чем обычно. Значит, Дуг все же был там, он однозначно был живым... Хотя в этом она, собственно, никогда и не сомневалась. Он руководил поместьем Каскарилла Гардене — образцово, насколько можно было понять. Алима рассказывала о поселке рабов, которым те управляли почти самостоятельно, о свободных воскресеньях, о свадьбах между рабами. Под конец она в нескольких словах рассказала о своем положении у Холлистеров и о своем бегстве.

— Я не хотеть идти одна, но потом баккра Дуг посылать мама и папа со мной. Квадво отвозить нас в Кингстон, показать нам дорогу в горы. Баккра Дуг очень, очень хороший баккра!

Девушка закончила свой рассказ и была щедро вознаграждена фруктами и хлебом, в то время как Манса продолжала расспрашивать Алиму о своей матери и подругах.

И вдруг Мария вспомнила о Норе.

— Это же была твоя плантация, правда? — спросила она и вопросительно посмотрела на приятельницу. Она, без сомнения, с первого взгляда поняла, насколько взволнована Нора. — Однако баккра Дуг не твой муж?

Нора покачала головой, твердо решив оставить при себе тот поток чувств, что охватил ее, приведя в дрожь.

— Мой муж мертв, ты же знаешь.

— Но не твой сын, — констатировала Мария.

Нора выдавила из себя нервную улыбку.

— Нет, нет, конечно, нет! Дуг, Дуг был... — Она то краснела, то бледнела.

Алима услышала последние слова. Она теперь испытывала больше доверия к окружающим. Ее исповедь освободила ее, и она стала чувствовать себя свободнее даже по отношению к белой женщине.

— Белая женщина знать баккра Дуг? — робко спросила она.

Нора не знала, что ей ответить.

— Она чуть было не стала твоей миссис, — объяснила Мария. — Разве тебе твой баккра Дуг никогда не рассказывал? О своем отце, который мертв, о его жене, которая здесь?

Теперь Нора действительно задрожала. Она не знала, понимает ли Мария, что делает, но свою подругу та явно изучила хорошо. Наверное, она с первого взгляда по взволнованному лицу Норы прочитала, что между ней и баккра Алимы что-то было.

Алима, казалось, ничего не поняла. Она смущенно посмотрела на Марию.

— Нет, дом совсем сгорел, когда мы пришли. Только в прошлый год построить новый дом. Но мисси Нора не здесь. Не может быть. Мисси Нора мертва.


Глава 4

Дуг Фортнэм выдержал очень неприятный обыск, который провели два констебля, присланные губернатором. Он закончился обшариванием поселка его рабов, поскольку леди Холлистер высказала серьезные подозрения, что Дуг скрывает разыскиваемых. С тех пор как Фортнэм заявил, что Маалик и Хадиджа исчезли, они находились в списке разыскиваемых лиц.

— Я не понимаю такого недоверия, — возмущался Дуг, после того как мужчины, естественно, никого не нашли. — В конце концов, я являюсь пострадавшим. Девушка была служанкой, а ее родители — ценными полевыми рабами. А теперь их нет!

Старший из констеблей шумно вздохнул.

— Но тут вы сами в определенной степени виноваты, сэр, — заявил он. — Когда вы узнали, что девушка находится в бегах, вам нужно было арестовать ее родителей. Зачем вы вообще держите семьи вместе? От этого только неприятности, поверьте мне.

— Если бы лорд Холлистер держал руки подальше от моей рабыни, ничего бы не произошло, — ответил Дуг. — Зачем он приставал к служанке своей жены? Тем более что я и ей, и лорду Холлистеру, и его жене настоятельно указывал на то, что хочу получить девочку назад девственницей. Так сказать, в неповрежденном виде.

Мужчины засмеялись.

— Да ладно, не прикидывайтесь, — сказал младший полицейский. — Порванная девственная плева не снижает цены рабыни. Или вы сами имели на нее виды? — ухмыльнулся мужчина.

Дуг заставил себя промолчать. Его собеседники восприняли это как согласие.

— Ну, вот видите, — сказал один из них. — Давайте воспринимать это таким, как есть. Она — рабыня. И должна выполнять волю своего хозяина. Того или другого, какая разница?

— Я вижу это иначе, — решительно сказал Дуг и сжал в своем кармане камею, которую в этот день носил с собой, как амулет. Нора ожидала бы от него, что в такой ситуации он ясно выскажет свое мнение. — Конечно, она рабыня, но она — тоже человек. Я купил ее как рабочую силу, и она принадлежит мне. Однако это не дает мне право насиловать, запугивать или унижать ее!

Новый взрыв хохота.

— Вам надо бы постараться найти себе место священника, мистер Фортнэм, — захихикал старший констебль. — Вы говорите, словно проповедник. А теперь, когда Стивенсы уезжают отсюда...

После того как второй сын Стивенсов несколько дней назад умер от лихорадки, проповедник сдался. Его жена ненавидела остров, а без ее помощи место священника сохранить за ним было невозможно. Теперь он лишь ожидал своего преемника. После этого Стивенсы хотели вернуться в Англию.

— А черные между тем делают точно так же, если им это позволяют, — добавил младший. — Говорят, что мароны теперь держат даже белых рабов, прежде всего женщин. Как вы думаете, зачем они им нужны? Чтобы воду носить?

Мужчины громогласно расхохотались.

— Белые женщины? — насторожился Дуг. — У маронов?

Старший констебль кивнул.

— Невероятно, правда? И неслыханно. Собственно, губернатор должен был бы вмешаться. Но он сейчас тихий, как голубок, потому что надеется, что ему удастся заключить этот договор. Для вас, как бы там ни было, хоть что-то хорошее. Если мароны будут возвращать на плантации сбежавших к ним рабов, то, возможно, они вернут вам и ваших беглецов.

Мужчина ухмыльнулся и сделал такой жест, словно отрезает кому-то голову.

Дуг ничего больше не стал говорить, однако надеялся, что до этого не дойдет. Хотя он вряд ли мог себе представить, что мароны согласятся на то, чтобы это соглашение вошло в силу. Это, в конце концов, привело бы к восстанию в Кудойе-Тауне и Нэнни-Тауне. Нет, что бы там ни случилось дальше, но Алима и ее семья в безопасности.

Однако замечание констебля о том, что мароны с недавних пор держат у себя белых рабов, не оставляло его в покое. Мужчина прав — если это так, то это неслыханно. И губернатору надо было что-то предпринять против этого, поскольку высшее общество позволить себе такого не могло. Дуг решил, что во время ближайшего визита в Кингстон он должен разузнать больше об этом деле и, если необходимо, проинформировать собрание плантаторов. Его реноме в кингстонском обществе из-за случая с Алимой сильно пострадало. Лорд Холлистер даже сейчас, через две недели, находился в тяжелом состоянии. Он лежал с высокой температурой в постели в доме на плантации — к транспортировке в Кингстон он был еще не готов — и страдал от сильных болей. До сих пор существовала угроза его жизни. Леди Холлистер принимала визиты сочувствия со стороны друзей и соседей, но сам лорд не мог принимать гостей. Она не уставала рассказывать всем вокруг, как их обманули этот Дуг Фортнэм, «друг ниггеров», как она имела обыкновение выражаться, и его дьявольская рабыня.