Теперь большинство плантаторов могли, без сомнения, составить себе представление о том, как все было на самом деле, но они видели это, конечно, в таком же свете, как и констебли: лорд Холлистер незаслуженно сильно пострадал в таком «джентльменском деле». Девочка должна была послушаться его или хотя бы убежать. Ее паническая реакция не находила ни малейшего понимания.

Дуг тоже перестал делать попытки оправдать Алиму. Вместо этого он, чтобы полностью не потерять авторитет среди белых людей, ругался по поводу потери Маалика и Хадиджи. Если теперь он будет возмущаться таким неслыханным делом, как осквернение белой женщины в поселке маронов, то сможет завоевать новое доверие со стороны белых. Он надеялся, что это не вызовет войны, жертвами которой могли стать Алима и ее семья, Маану и Аквази. Дуг не испытывал злости по отношению к своим сбежавшим рабам. У Маану были уважительные причины, чтобы сбежать, а Аквази... Ну, кто бы, не использовал нападение маронов, чтобы освободиться самому?

Все это Дуглас Фортнэм мог толковать, как угодно, но он не мог позволить себе рисковать разрывом отношений с рабовладельческим обществом в Кингстоне. Слишком много сделок было заключено совместно с ним, слишком много кораблей зафрахтовано — и, чтобы хоть чуть-чуть контролировать губернатора, надо было держаться вместе. В одиночку он смог бы содержать Каскарилла Гардене, но, если доходы резко упадут, Дуг не сможет позволить себе давать своим рабам столько свободы и поблажек, как сейчас.

«Иногда, — думал Дуг, — я чувствую себя так, словно иду по канату. И я совершенно одинок». Вокруг не было никого, с кем он мог бы поговорить о своих мыслях и чувствах, и Дуг очень болезненно переживал отсутствие Норы. Пока Амиго резво бежал по дороге, ведущей в Кингстон, — Дуг был исполнен решимости не откладывать свои расследования в долгий ящик, — его всадник какое-то время боролся с желанием вместо Кингстона поехать на берег и поискать там, в хижине дух Норы. Или же дух Саймона — даже он был бы более приятным собеседником, чем те люди, с которыми в этот день Дуг планировал встретиться.

И все же Фортнэм направил своего коня в город — сначала в Спэниш-Таун, на самый старый рынок. Здесь находились дома торговцев, о которых ходили слухи, что они совершают сделки с маронами. Если можно было назвать домами их сараи, нуждавшиеся в срочном ремонте. Эти люди управляли своими домами и делами большей частью с помощью одного или двух рабов, зачастую женщин, которые находились в их распоряжении также и ночью. Речь шла о достаточно скользких парнях, с которыми Дуг обычно старался не иметь никаких дел. Точнее говоря, он даже не знал бы их имен, если бы те не всплывали иногда на собрании плантаторов — обычно в связи с чем-то нехорошим. Кроме того, порой он что-то слышал от своих рабов. Некоторые из них просили его разрешения продавать овощи и яйца в городке. Многие женщины обрабатывали свои сады и огороды вокруг домов и держали мелких домашних животных для своих потребностей. Продажа излишков могла принести им пару пенни.

— А кто у вас их, собственно, покупает? — однажды недоверчиво спросил он своих рабов, которые в ответ назвали ему имена Уистлер[14] и Берфут[15].

Дуг не имел ни малейшего понятия, были ли это настоящие имена этих парней, но в скверных кварталах Спэниш-Тауна их, очевидно, знал каждый ребенок. И теперь Дуг провел своего коня по узким улочкам старого города и нашел лавку Берфута рядом с таверной. Как и ожидалось, это был сарай, в котором стояла пара бочек с дешевым ромом и мешки с чечевицей, бобами и высушенным инжиром, ожидавшие своих покупателей. Кроме того, тут же по всем углам были сложены горы предметов домашнего обихода: горшки, сковородки и прочая утварь. Когда Дуг заглянул внутрь через маленькое окошко, дверь ему открыла чернокожая женщина. Она испуганно опустила взгляд.

— Вы хотите покупать, баккра? — тихо спросила она. — Провиант для корабля...

Дуг покачал головой.

— У меня нет никакого корабля, — ответил он. — Но я бы хотел поговорить с твоим баккра. Берфут — это же он?

Женщина кивнула. Она была еще довольно молодой и симпатичной, но вид у нее был запуганный.

— Это он. Он рядом, — сказала она.

— В таверне? — хотел убедиться Дуг.

Молодая женщина снова кивнула. Дуг дал ей один пенни. Она хотела поцеловать ему за это руку.

— Я экономить, — сказала она тихим голосом. — Когда-нибудь я откупаться на свободу, затем к маронам...

Дуг подбадривающе улыбнулся ей, хотя и не верил, что ей когда-нибудь удастся собрать сто фунтов, — без сомнения, она стоила не меньше. Но надежда, конечно же, шла ей на пользу.

Он зашел в таверну. Берфут не мог быть настоящим негодяем, если позволял своей рабыне, по крайней мере, верить в то, что она когда-нибудь станет свободной.

Дуг сразу же узнал этого человека: на нем были брюки до колен, но не было ни туфель, ни чулок.

— Мистер Берфут? — осведомился Дуг и приблизился к косому деревянному столу и трем колченогим стульям, стоявшим вокруг него.

Кроме двух столов, в таверне ничего не было. Тут воняло ромом и старым жиром, а пол был усыпан остатками жевательного табака.

Приземистый краснолицый торговец кивнул.

— Садитесь. Роберта, рому для господина. Нечасто бывает, чтобы такой знатный баккра заглядывал в мою контору.

— Вашу контору? — спросил Дуг с кривой улыбкой.

Берфут описал рукой круг.

— Вам что, не нравится?

Дуг рассмеялся.

— Не могу себе представить что-то лучшее, — заметил он и поднял за здоровье торговца стакан, который служанка, худощавая креолка, моментально поставила перед ним на стол.

— Меня зовут Дуг Фортнэм.

Берфут тоже выпил.

— Фортнэм из Каскарилла Гардене? — осведомился он.

Дуг кивнул.

Торговец направил на него взгляд своих водянистых, но при этом внимательных голубых глаз.

— Что же вы хотите от старого Босого? — недоверчиво спросил он. — Вы что, хотите оснастить корабль или как? Или вам нужна пара железок?

— Нет, — улыбнулся Дуг. — Но мне нужны сведения. За них я тоже готов кое-что заплатить, но чтобы это, разумеется, осталось между нами. По крайней мере, я никому не скажу, кто дал мне эти сведения.

Торговец поднял брови вверх.

— На Ямайке не бывает тайн, сэр. И я тем более не храню никаких секретов. У меня все идет легально, мистер Фортнэм. Мне скрывать нечего. — Он постарался придать своему лицу невинное выражение.

— Ну, за исключением прогулок в Блу-Маунтинс, которые вы время от времени предпринимаете, — заметил Дуг. — Не отрицайте, это знает каждый. Да мне все равно. У вас есть мое благословение. Мне выгоднее, чтобы те, в горах, покупали товары у вас, чем воровали их у нас.

Торговец недоверчиво рассматривал его.

— Так вы и есть тот сын-погорелец? — наконец спросил он.

Дуг кивнул.

— Да. Поместье Каскарилла Гардене несколько лет назад было разграблено. Мой отец и моя мачеха при этом погибли.

Берфут бросил на него хмурый взгляд из-под косматых бровей.

— Женщина тоже? Странно, я думал... Ну, ладно, вам лучше знать. Мои... э... искренние соболезнования.

— Спасибо, — сказал Дуг, борясь с каким-то неопределимым чувством, которое сжимало его сердце каждый раз, когда он думал о Норе.

— Так что вы хотите знать? — спросил Берфут после того, как они выпили еще по глотку рома. — Речь идет о маронах, да? Опять карательная экспедиция? Так вот, я не буду участвовать в ней в качестве проводника. Это чтобы сразу было ясно. И вам не советую. Кто бы туда ни шел, друг или враг — мароны любого держат на прицеле уже за час до того, как он разглядит поселок. Забудьте это, уже не один губернатор набил себе шишек на этом деле.

Дуг снова кивнул.

— Я знаю. Я знаю горы. Но я хочу знать нечто иное. Насколько правдивы слухи о том, что мароны держат у себя белых рабов?

Глаза Босого выражали истинное удивление.

— Белые рабы? Откуда вы это взяли? Это, как вы сказали, — просто слух. Да это бы себя и не оправдало. Они, правда, высаживают у себя немного сахарного тростника, но только так, для собственных потребностей. Тростник там наверху растет не так уж хорошо. В любом случае они посылают на поля своих жен, так, наверное, принято в Африке. И те справляются с работой очень хорошо. А за рабами, наоборот, надо присматривать, а у них нет желания. Да к тому же белые люди там и без того стали бы дохнуть, как мухи. Вы же сами знаете, что белая раса не создана для тяжелой работы в этом климате.

Дуг по привычке потер лоб.

— Человек, с которым я беседовал, говорил о... белых рабынях, — сказал он затем.

Берфут выпятил губы.

— Ах, вы это имели в виду... Это все глупые слухи. На самом деле наверху там есть только одна...

— Но все же есть? — Дуг встревоженно вскинул взгляд. — Одна?

— В Нэнни-Тауне, — совершенно спокойно сказал Берфут. — Появилась вскоре после нападения на вашу плантацию, поэтому я думал... Да забудьте вы это! Я эту женщину никогда не видел. Это факт. Но все-таки она есть, ниггеры там, в горах, некоторое время серьезно спорили из-за нее. Вроде она принадлежит какому-то заслуженному воину, хотя это нужно понимать в переносном смысле. Этот парень, правда, таскает с собой оружие, но на самом деле он нужен маронам только для ведения переговоров. Он якобы умеет читать и писать.

Дуг почувствовал, как его бросило в жар.

— Ну и как? — спросил он сдавленным голосом. — Он действительно умеет?

Берфут пожал плечами.

— Без понятия. Я сам этого не умею, — признался он. — Но этот парень является там наверху кем-то особенным, и на него возлагают большие надежды и королева, и король. Поэтому позволяют ему... В общем, он держит какую-то белую рабыню. Или держал. Он за это время, кажется, женился на ней. Еще одно дело, из-за которого возмущались все старые мароны. Дело в том, что у него есть еще и черная жена. Выходит, белая теперь свободна, это тоже важно, если вскоре речь будет идти о больших договорах. Губернатор не был бы в восторге, если бы они там наверху бесчестили белых девушек.

Дуг сделал судорожный глоток.

— Она... значит, она остается там добровольно? — хрипло спросил он.

Берфут закатил глаза.

— Откуда мне знать? Когда я появляюсь, они куда-то прячут эту женщину. Это не обязательно является признаком того, что она там находится недобровольно, но, как я сказал, я без понятия. Но, конечно, она там единственная в своем роде. О рабстве белых людей в больших количествах не может быть и речи.

Дуг сунул руку себе под воротник. У него было такое чувство, что он задыхается.

— Имя этой женщины вы никогда не слышали, — сказал он тихо. — Но... может быть, имя этого... воина?

Берфут кивнул.

— Отчего же, конечно, если только я сейчас его вспомню. Что-то африканское — как и все, что нравится старой Нэнни. Подождите, что-то похожее на Ак... или Аб... Ага — Абвази!

— Аквази, — поправил его Дуглас.

Его голос был хриплым. Он до сих пор не мог поверить в то, что сказал ему сейчас Берфут.

— А женщина... Вы даже не представляете, как вы мне сейчас помогли, Берфут! — У Дуга вдруг появилось чувство, что у него из сердца выпал камень, который несколько лет душил его. — Я никогда не верил, что она мертва. Никогда. Это было просто такое чувство, понимаете...

Он встал и сунул в руку совершенно ошеломленному Берфуту золотую монету. Затем покинул таверну и подарил еще одну монету чернокожей женщине в лавке.

— За то, что ты охраняла мою лошадь.

Амиго послушно стоял перед лавкой, и ему, собственно, не был нужен надсмотрщик. Девушка потрясенно смотрела на Дуга.

— Благослови вас Господь, баккра! — прошептала она. — Божьего вам благословения!

Дуг вскочил на своего коня и улыбнулся ей.

— Оно мне понадобится, — сказал он тихо.

— Вы знаете о присутствии белой женщины в Нэнни-Тауне?

Дуг выполнил все формальности, чтобы как можно быстрее получить аудиенцию у губернатора. Теперь он не тратил времени на предисловия.

Эдвард Трелони кивнул.

— Да, эти сведения дошли до наших ушей, — признался он. — Но наши посредники при переговорах никогда ее не видели, что, однако, ничего не означает. Мы, как правило, ведем переговоры в Кудойе-Тауне.

Трелони сложил на коленях свои узкие белые ладони. Губернатор был сыном епископа и слыл эстетом. Граждане ценили Трелони за его готовность вести переговоры и склонность к компромиссам — он правил близко к народу и явно старался угодить всем. И Дуга он принял сразу же после его просьбы об аудиенции, и, хотя прямота того была для него странной, он, кажется, не был возмущен.