Хорошим лекарством могли бы послужить другие женщины, но Джон с холодным бешенством обнаружил, что он их не хочет. Во время эпизодических наездов в город он улавливал и безошибочно истолковывал определенные знаки внимания, оказываемые ему со стороны некоторых весьма красивых дам, но его интерес к ним не шел дальше вялого увлечения. По дьявольской иронии судьбы единственной женщиной, способной возбудить его до кипения, была его собственная законная жена, мать его сына, но к ней-то он и не осмеливался притрагиваться.

Сочетание усталости и сексуального томления превратило Джона в пороховую бочку, готовую взорваться из-за малейшего пустяка. Все, от Петершэма до поваренка, время от времени испытывали на себе его хлесткую брань. Эти буйные выходки обходили Кэти стороной, но угрюмый блеск, который появлялся в глазах Джона, когда он смотрел на нее, подсказывал ей, кто был действительной мишенью его агрессии. Кэти с кротостью отвечала на его косые взгляды и удваивала свои усилия, чтобы растопить его сердце, чувствуя, что они словно капли воды, точащие камень, медленно, но верно делают свое дело. Однажды ночью он устанет бороться и придет к ней, и она будет к этому готова. А от постели до его сердца расстояние в один малюсенький шажок.

Джона поначалу просто забавляли такие прозрачные попытки его соблазнить, но потом они стали приводить его в ярость. Вскоре после того как родился Крэй, он заказал лучшей портнихе Чарльстона несколько платьев, чтобы пополнить скудный гардероб Кэти. Теперь Джон понимал, что он совершил тактическую ошибку. В тонком газовом платьице без рукавов, которое наилучшим образом подходило к климату Южной Каролины, она искушала его, как, должно быть, когда-то Ева искушала Адама. Он вожделел ее со страстью, не оставлявшей ему времени думать о чем-либо еще. Ночь за ночью он вскакивал с постели и бежал к протекающей рядом речушке, надеясь в ее волнах остудить свой пыл. Благодаря этим ночным купаниям он заработал себе насморк, но не избавился от влечения.

Так проходила неделя за неделей, и, понимая, что Кэти имела достаточно времени полностью оправиться от родов, Джон распалил себя до предела. Теперь не существовало никаких видимых причин, которые могли бы помешать ей честно исполнять свои супружеские обязанности. «Чего мне бояться?» — рассуждал Джон, облизывая пересохшие губы. Да, верно, эта сучка однажды уже пленила его, а затем безжалостно растоптала. Но теперь он научен ее коварством и, даже переспав с нею, не даст шлюхе ни единого шанса!

Местный бомонд прослышал о том, что в Вудхэме обосновалось новое поколение Хейлов. Редкий день проходил без того, чтобы какая-нибудь коляска, шурша гравием, не подкатывала к усадьбе и оттуда не выпархивало несколько модно одетых леди, явившихся, чтобы завести знакомство со своими новыми соседями. Кэти, изо всех сил изображая скромницу, потчевала их чаем и миндальным печеньем и дипломатично отражала их испытующие расспросы. Когда почтенные леди узнали о титуле, который носила Кэти (сама девушка подозревала, что тут не обошлось без Марты), то начали лезть из кожи, чтобы завоевать расположение четы Хейлов. Миссис Гордон, самая авторитетная леди в округе, окончательно проштемпелевала их почетное место в обществе, важно открыв, что она близко дружила с матерью Джона, Вирджинией. После этого Крэй был восторженно наречен «херувимчиком», Кэти была объявлена «премилой», а Джона дамы сочли слишком романтичным, чтобы его можно было описать словами. Джон цинично посмеивался над этим фурором, но все же велел Кэти принять несколько приглашений, которые лились на них словно дождь. Коль они собирались прочно осесть в Вудхэме, им не пристало жить здесь отшельниками.

Для дебюта в обществе Кэти выбрала бал, устраиваемый молодой парой Инграмов. Джон неохотно согласился ее сопровождать. В душе он чувствовал, что ему может пойти на пользу пребывание в обществе красивых барышень. Он до сих пор не мог поверить, что он, переспав за свою жизнь со множеством женщин, теперь обречен любить только одну. Возможно, чтобы стать прежним Джонатаном Хейлом, ему нужно попристальнее всмотреться в чье-нибудь смазливое личико.

В свою очередь, Кэти предвкушала бал, словно кошка, ждущая воскресенья, когда ей обычно дают блюдце со сливками. Она собиралась подобрать себе туалет, который сразил бы наповал всех мужчин на балу, и беззастенчиво флиртовать и кокетничать с ними. Ревность, как никакое другое чувство, могло образумить Джона. Она знала, что он хотел ее — это читалось в его глазах, — но он был дьявольски упрям, чтобы открыто признаться в этом. Легкая улыбка тронула ее губы. Пусть он как следует попросит ее о милости, и она уступит, томная и нежная. У Кэти пересохло во рту, когда она представляла, что они с Джоном будут вновь заниматься любовью. В последний раз он обладал ею очень давно — почти девять месяцев назад.

Весь предшествующий балу вечер Кэти посвятила кропотливому прихорашиванию. Бальное платье, сшитое специально к этому случаю, затмевало собой все, что девушка носила раньше. Оно было выкроено из куска золотой парчи и при мерцании свечей переливалось глубоким завораживающим светом. Воздушный полупрозрачный лиф висел на двух тонких бретельках, которые, расширяясь, спускались вниз с ее плеч, а затем перекрещивались, туго спеленывая грудь. Подобным же образом бретельки расширялись на спине, где ткань, прилегая к талии, вздымалась внизу в огромный колокол юбки. Плечи, руки и верхняя часть груди Кэти оставались при этом обнаженными. Выигрышный эффект этого незамысловатого, но смелого по фасону платья целиком зависел от красоты той, чью фигуру оно облегало. На Кэти оно смотрелось великолепно.

— Ты, голубка, будто сошла с картинки, — с удовлетворением произнесла Марта, когда Кэти была наконец одета. — Мастеру Джону ни за что не устоять.

Кэти печально улыбнулась своей нянюшке. Ничто не ускользнуло от острых глаз Марты. Однако она была слишком взволнована, предвкушая будущий бал, чтобы одернуть старушку, как следовало бы поступить строгой хозяйке. Вместо этого она порывисто чмокнула ее в полную щеку.

— Твоими бы устами да мед пить, — только и сказала Кэти и, прошелестев юбкой, быстро исчезла за дверью.

Джон раздраженно расхаживал по крыльцу, и Кэти, которая спускалась вниз, имела возможность изучать его, оставаясь незамеченной. Одетый в черный суконный фрак, под которым виднелся серебристо-серый жилет, он был дьявольски привлекателен. Кэти обвела глазами его мускулистую подтянутую фигуру с гордостью законного собственника. Каждым дюймом своего тела он являл образец мужественности, и одного взгляда на него было достаточно, чтобы сердце Кэти забилось быстрее. Его смуглое лицо было гладко выбрито, что подчеркивало его по-ястребиному резкие черты. Черные соболиные брови, нетерпеливо хмурясь, встречались у переносицы. Кэти улыбнулась. Джон был явно не в настроении, а если все пойдет по ее плану, то после бала он будет и вовсе не в духе.

Джон взглянул на свои карманные часы, а затем на лестницу, застыв на месте, когда увидел плывущую к нему Кэти. Сердито сжав губы, он повернулся к ней спиной, но все же она успела заметить сверкнувшие в его глазах плотоядные искры.

— Так мы пойдем? — холодно спросил он, когда Кэти остановилась рядом с ним, едва доставая головой до его плеча. Она мягко положила ладонь на его нехотя подставленную руку и скосила на него глаза как раз вовремя, чтобы поймать его взгляд, украдкой пожирающий ее полуобнаженную грудь. Застигнутый врасплох, он покрылся темным румянцем, однако продолжал хранить молчание. Кэти тоже молчала, и так в тишине он довел ее до коляски, которая поджидала их.

Бал удался на славу, таково было общее мнение, которое, впрочем, Кэти не разделяла. Длинная бальная зала освещалась несколькими дюжинами канделябров, а в дальнем конце зала на невысоком помосте располагался оркестр, игравший расхожие мелодии. Многочисленные леди в платьях, расцвеченных строго по ранжиру — от скромных пастельных тонов, которые приличествовали дебютанткам, до более смелых — пурпурных и изумрудных, которым отдавали предпочтение молодые замужние матроны, — кружились по натертому до ослепительного блеска паркету в руках скучно-одинаковых джентльменов. Поздоровавшись с хозяевами, Джон втолкнул Кэти в эту мельтешащую толчею для чопорного безмолвного танца. Он держал ее на безукоризненно-корректном расстоянии вытянутой руки и за весь танец не удостоил ее ни единым словом. Уязвленная, Кэти едва дождалась, когда стихнет музыка, после чего она резко

отпрянула от своего мужа и улыбнулась молодому человеку, стоящему поблизости. Юноша, очарованный ее красотой, немедленно пригласил ее на следующий танец, не обратив ни малейшего внимания на выразительную гримасу Джона. Кэти ответила ему изящным реверансом, и они закружились под музыку.

После этого все джентльмены наперебой осаждали Кэти с приглашениями. Молодые и неженатые были особенно настойчивыми, и Кэти поощряла их, искрясь весельем, чему немало способствовало шампанское, которым она то и дело угощалась. Уголком глаза она время от времени улавливала очертания широкоплечей фигуры Джона, танцующего с той или иной симпатичной дамой. Он, казалось, вовсе не интересовался красневшими девицами на выданье, предпочитая им женщин постарше, видавших виды и все понимающих с полуслова. Кэти почувствовала настоящую физическую боль, когда она увидела, как Джон с неотразимым обаянием улыбается и что-то шепчет на ухо высокой блондинке, которая слушала его, томно хихикая. «Шлюха», — в бешенстве подумала Кэти, продолжая флиртовать с удвоенной силой.

Когда подали ужин, Кэти позволила своему партнеру, с которым она только что танцевала, симпатичному молодому человеку двадцати пяти лет по имени Пол Харрисон, сопровождать ее к столу. Вообще-то женатым дамам полагалось сидеть за столом вместе со своими мужьями, но Кэти заметила, что Джон продолжает крутиться рядом с развязной блондинкой, и она не собиралась дожидаться, пока он соизволит к ней подойти. Кэти напропалую флиртовала с Полом, делая вид, что ее не волнует ничего на свете. Никто бы не смог догадаться, что у нее ноет сердце, а изысканная еда доставляет ей не больше удовольствия, чем опилки. Она опять нашла взглядом Джона, который не разлучался с блондинкой, смотревшей на него, только что не облизываясь, отчего Кэти едва не стошнило. Она залпом опустошила очередной бокал шампанского и, одарив улыбкой совершенно ошалевшего Пола, сладким голосом попросила его отвести ее назад в залу.

Пол танцевал с ней еще трижды, раз от разу становясь все смелее. Он украдкой поглаживал ее талию, а Кэти, вместо того чтобы негодующе осадить нахала, кружила ему голову глубокими вздохами. Наконец распалившийся Пол увлек ее в направлении веранды, и Кэти не стала сопротивляться.

Прохладный ночной воздух немного ее отрезвил. Она уже открыла рот, чтобы заявить, что хочет вернуться назад, когда над ними нависла длинная темная тень. Рука Джона опустилась Полу на плечо с силой, которая вряд ли позволила бы истолковать этот жест как дружеский.

— Прошу прощения, Харрисон, но я бы хотел закончить этот танец с моей женой. — Джон говорил очень учтиво, но Пол сразу же отдернул руку от девушки, словно она внезапно превратилась в горячую картофелину. К его чести, до сего момента он абсолютно искренне не помнил о том, что его избранница была замужем. Теперь, столкнувшись лицом к лицу с Джоном, он отвесил угловатый поклон и ретировался.

Джон заговорил с Кэти, сохраняя ледяное спокойствие:

— Я думаю, нам лучше вернуться в залу и закончить этот танец. Твое поведение сегодня вечером уже вызвало достаточно пересудов.

Он протянул руку и стиснул ее плечо. Кэти силилась прочесть выражение его лица, но в темноте это было невозможно сделать. Тени скрадывали фигуру Джона, делая ее расплывчатой и зловещей.

— А как насчет твоего поведения? — прошипела Кэти, возмущенная тем, что он пытается читать ей мораль. Если ее поведение было предосудительным, то его было еще хуже.

— Ревнуешь, супруга? — В темноте ровно блеснули его белые зубы. Видимо, он улыбался. — Для этого у тебя нет причин. Я был вынужден разочаровать эту милашку — ее зовут Эннабел — ради тебя. Сегодня вечером я решил дать тебе то, чего ты так долго ждала.

С этими словами он настойчиво потянул ее назад в залу. Когда на его лицо упал свет, Кэти в ужасе затаила дыхание. Он нес на себе весьма правдоподобно вылепленную маску джентльмена-южанина, и только тот, кто знал его так же хорошо, как сама Кэти, смог бы различить дикарский огонь, пылающий в его глазах.

— Улыбнись, женушка, — произнес он почти любезно, вталкивая ее сквозь широкие двери в круговерть танца. — Мы ведь не хотим, чтобы весь честной народ подумал, что мы ссоримся, а?

Кэти оглянулась, увидела, что с них не сводят заинтересованных глаз, и улыбнулась. Внутри у нее трепетал каждый нерв. Она никогда прежде не видела Джона в таком странном состоянии: он был вне себя от ярости, но его манеры стали еще учтивее и непринужденнее. Однако, лихорадочно рассуждала Кэти, продолжавшая приторно улыбаться всем любопытствующим, что он мог ей сделать? Она знала наверняка, что он бы не опустился до рукоприкладства.