Лора Бекитт - Остров судьбы

— Нам еще далеко до старости.

Мадлена улыбнулась.

— Это только так кажется.

— Я всегда думала, — медленно промолвила Орнелла, — что смогу иметь и то, и другое.

— Этого никому не дано. Судьба жестока: рано или поздно тебе придется делать выбор.

Встреча братьев Гальяни, Джеральдо и Джулио, произошла через несколько месяцев. Перед началом войны с Испанией Дино получил короткий отпуск и направлялся в Париж, тогда как Джулио сопровождал Жиральда де Сент-Эньяна в Байонн, где на франко-испанской границе должны были состояться переговоры Наполеона и членов испанской королевской семьи.

Дино шел по вязкой дороге, волоча на спине туго набитый ранец, и прикидывал, где и когда сможет поужинать, а после — сесть в дилижанс.

На полях справа и слева от дороги работали крестьяне, мужчины и женщины в сабо. Кое-где мелькала фигура пахаря, налегавшего на плуг. Вдали виднелись соломенные крыши ферм и голые деревья опустевших яблоневых садов. Над усыпанной побуревшими листьями землей нависло печальное серое небо.

Запахи, разливавшиеся в неподвижном воздухе, тоже были печальны, однако Дино не грустил. Картины сельской жизни возрождали в нем надежду на будущее, сознание уверенности в том, что все самое важное в мире останется неизменным до скончания веков. Выросший на земле, он привычно размышлял о том, грядут ли поздние заморозки, крепкие ли выдадутся всходы и можно ли рассчитывать на хороший урожай фруктов.

В полку Дино приняли хорошо, он сполна познал, что означает военное братство. Он видел смерть, но видел и устрашающую красоту войны, развязанной великим корсиканцем, восторженные рассказы о котором слышал с детства от Леона и других мужчин Лонтано.

В переписке с отцом у них сразу установились ровные, дружелюбные отношения. Леон писал о делах в хозяйстве, сообщал сельские новости и неизменно желал удачи старшему сыну, которым, по-видимому, искренне гордился. Дино узнал, что Бьянка вышла замуж и уехала в Аяччо, Данте по-прежнему живет с родителями, а от Джулио нет ни слуху ни духу.

Земля дышала покоем, каждый звук был слышен на много лье вперед. Уловив приближение верхового отряда, Дино остановился и сошел на обочину.

Вскоре появилось несколько всадников. Заметив одинокого солдата, они остановились, спешились и приказали ему предъявить документы. Быстро глянув в бумаги, коротко кивнули и поехали дальше.

Дорога была размыта недавними дождями, в колеях скопилась вода. Только Дино собрался отправиться дальше, как мимо проехала карета, потом вторая — с их колес и подпруг лошадей капала жидкая грязь. После вновь появились всадники, судя по золотым эполетам и богато расшитым мундирам — высшие чины в сопровождении многочисленной охраны. От простых солдат, таких как Дино, их отделяла настоящая бездна.

Он шел по дороге, как вдруг услышал позади стук копыт. Дино обернулся: один из всадников развернулся и ехал назад, следом за ним. Приблизившись, он воскликнул:

— Дино! Это ты?!

На него смотрел Джулио, повзрослевший, возмужавший и словно отлакированный, в новеньком синем мундире, который сидел на нем как влитой, светлых лосинах и начищенных до блеска сапогах, ладно облегавших стройные ноги. Конь под ним был породистый, легконогий, с длинной гривой и хвостом — на таких не сражаются, а красуются на плацу.

— Джулио! Ты жив!

Тот спрыгнул с седла.

— Таких, как я, невозможно ни победить, ни убить, — самодовольно изрек он.

Дино без малейших сомнений заключил брата в крепкие объятия, а потом спросил:

— Я тебя не задерживаю?

Джулио небрежно махнул рукой в перчатке в сторону ускакавшего отряда.

— Догоню! Я адъютант генерала де Сент-Эньяна, мы едем в Байонн. Надеюсь увидеть нашего императора и испанского короля.

Дино смотрел на брата во все глаза. В его взоре не было зависти, лишь искреннее удивление и радость.

— Как тебе удалось?

Джулио расхохотался, откинув голову назад и обнажив белоснежные зубы.

— Скажу тебе по секрету. Я сплю с его женой! Она красавица, парижанка, настоящая светская дама. Приходится стараться изо всех сил, и вот результат: я окончил Военную школу, основанную Людовиком XV, хотя туда принимают только дворян. Получил звание капитана. Поверь, это только начало!

Дино пронзило неприятное чувство. Джулио часто поступал непорядочно, но его никогда не мучила совесть.

Вероятно, на лице старшего брата отразились какие-то чувства, потому что младший добавил, с любопытством следя за реакцией собеседника:

— Кстати, я видел твою жену в салоне мадам де Сент-Эньян. Она пела для гостей. Пела хорошо, хотя я не очень разбираюсь в этом. Правда, присутствовавшие там мужчины ее не слушали. Они думали только о том, что у нее под платьем. Полагаю, она получила много интересных предложений.

У Дино потемнело в глазах и пересохло во рту.

— Я верю Орнелле, — твердо произнес он.

— Потому что не знаешь женщин! Едва ли я когда-нибудь женюсь, но если это случится, я не позволю своей жене наставлять мне рога. Разве ты не слышал, что певицы и актрисы ложатся под любого, кто пообещает им хорошую партию или роль!

Дино представил, как сбивает Джулио с ног, как тот падает в грязь, пачкая мундир, и как с его лица исчезает издевательское выражение. Но он сдержался, потому что не был уверен, что им вновь доведется встретиться. Братья простились мирно; Дино взял с Джулио обещание написать родителям.

Через несколько дней он прибыл в Париж. Плутая по улицам столицы в поисках дома, где жила Орнелла, Дино думал о том, что золотой ореол этого города, маска восторга на его облике, слава сердца Франции мало соответствуют действительности. Мир Парижа слишком жесток для одинокой девушки, обычаи его обитателей суровы, а нравы бесстыдны. Деньги и только деньги, порок и еще раз порок!

Когда он вошел в комнату, Мадлена взвизгнула, а Орнелла бросилась к Дино и молча спрятала лицо у него на груди.

С улицы доносился стук колес экипажей, проезжавших по неровной мостовой, и мерный, призрачный шелест дождя. Одежда была разбросана по комнате. На столе виднелись остатки ужина, возле кровати валялся солдатский ранец.

Дино вспоминал их первую ночь, открывшую новый мир и, казалось, по-особому привязавшую их друг к другу. Внезапно его посетил страх того, что что-то важное угасает, уходит, уползает в невидимые трещины, смывается волнами времени. Он на войне, Орнелла — в Париже; у них нет того якоря, который позволил бы им не бояться встречи после долгой разлуки.

Дино смотрел на свою жену. Упругая грудь, округлые плечи, мягкие тени в изгибах прекрасного молодого тела. Глаза Орнеллы казались такими темными, что он не мог разглядеть их выражения. Она была красива, но теперь ему казалось, что эта красота принадлежит не только ему, а и неведомой публике, этому всемогущему властелину, перед которым Орнелла обнажает свой талант, а значит — и свою душу.

Дино вспомнил крики расклейщиков, безжалостно сдиравших со стен зданий старые афиши и заменявших их новыми. Вот что такое театр! Недолговечность, мишура, а главное — притворство, то, что всегда было чуждо Орнелле.

И все-таки он был счастлив. Вдоволь насладившись друг другом, они разговаривали, перемежая важные новости со всякими пустяками. Мадлена оставила их, отправившись ночевать к своему приятелю, который тоже делил квартиру с товарищем.

— Джулио жив! — сказала Орнелла, прижимаясь к плечу мужа. — Я его видела. Не представляешь, как он выглядит!

— Знаю. Я встретил его, когда шел в Париж. Я взял с него слово, что он напишет родителям, — ответил Дино и спросил: — Как дела в театре?

— Мсье Дюверне говорит, что к концу года я смогу поступить в Консерваторию музыки и декламации, где преподает сам Керубини! Там есть места для тех, кто не может платить, но имеет большие способности. Я смогу многому научиться, стану петь ведущие партии, и мне прибавят жалованье!

— Я слышал, у черного хода зала Лувуа каждый день собираются охотники за легкой добычей, — хмуро произнес Дино.

— Ты знаешь, что я не легкая добыча! — шутливо промолвила Орнелла и серьезно добавила: — Я никогда не смогу изменить тебе, Дино.

— Надеюсь. И все же я был вынужден написать отцу, что ты живешь в Париже только потому, что так нам удобнее видеться. Если б он узнал, что ты поешь в театре, он бы меня не понял.

Орнелла долго молчала, потом спросила:

— Что пишет Леон?

— Все как обычно, особых новостей нет. Твоя мать жива и здорова. Ты не хочешь ее навестить? Ведь она живет совсем одна.

— Сейчас я не могу уехать — сезон в разгаре, и я должна заниматься.

Дино сел на постели. Дождь стих, над соседней крышей взошла луна и осветила комнату. Взгляд Дино упал на расшитую шелком огненно-красную шаль, висевшую на спинке стула. Он купил ее, пораженный сказочной расцветкой, казавшейся столь необычной в том жестоком, сером мире, в каком ему приходилось жить, и привез в подарок жене. Он забыл о том, что замужние корсиканки не носят ярких вещей. Впрочем, замужние корсиканки не делают почти ничего из того, что делала Орнелла.

— Зачем тебе все это? Разве ты похожа на француженок, парижанок! Ты цельная, умная, великодушная, чистая!

Орнелла тоже поднялась, нежно обняла мужа и негромко, но твердо произнесла:

— Я не могу жить без цели, без смысла, жить просто так. Когда я пою, мир вокруг меняется, и я сама тоже преображаюсь, я дышу, слышу, вижу и чувствую, что готова совершить невозможное.

— Разве на Корсике у тебя была цель?

— Была. Неужели ты не помнишь?

— Нет. Какая?

Она нашла в себе силы улыбнуться.

— Отомстить семейству Гальяни. Вспомни, как я в тебя выстрелила. И ты меня простил.

— Да, простил. Потому что понял, почему ты это сделала. А сейчас не понимаю.

— Что я делаю не так? — тихо спросила она.

— Я тебя люблю. В тебе одной моя жизнь и судьба. Потому я прошу тебя бросить театр. Ты сможешь по-прежнему жить в Париже, если захочешь. Мне тоже обещали прибавить жалованье, и, надеюсь, вскоре я смогу оплачивать отдельную квартиру. Но если ты согласишься вернуться на Корсику и если… родишь ребенка, я стану самым счастливым человеком на свете.

Из глаз Орнеллы закапали слезы. О детях Дино заговорил впервые. Он никогда не вспоминал об этом после несчастья, которое постигло ее два года назад, но, значит, он думал об этом.

Корсиканскую семью, лишенную потомства, уподобляют дереву, навеки застывшему в зимней поре. Если у корсиканца есть дети, даже будучи стариком, он смотрит в будущее, если их нет — перед ним маячит только могила.

— Я родила бы, Дино, если б… могла!

Он смягчился.

— Пусть так. Но я переживаю, а ты нет. Тебе все равно.

— Ты хочешь взять другую? — прошептала Орнелла.

— Нет. И вряд ли когда-нибудь захочу. Но я желаю видеть тебя такой, какой полюбил.

Когда утром Мадлена негромко постучала, а после робко вошла в незапертую дверь, она не сразу поняла, что случилось.

— Простите меня. Мне надо в театр, а все мои вещи остались здесь и потому…

И осеклась, заметив, что Орнелла сидит на кровати одна, бледная, неподвижная, с остекленевшим взглядом.

— Что произошло? — воскликнула Мадлена.

— Дино ушел.

— Как? Куда?

— Не знаю. Он сказал, что мы не понимаем друг друга. Я напрасно умоляла его остаться, — сказала Орнелла.

Мадлена села рядом и осторожно накрыла ладонью пальцы подруги. Они долго молчали. За окном по-прежнему шумел дождь, клокотал в горле водосточной трубы, проходящей рядом с крохотным чердачным окошком. Дождь был унылый, парижский, не похожий на стремительный, теплый, корсиканский ливень.

Стоило ему начаться, как Орнелла выскакивала на улицу, жадно вдыхая посвежевший воздух, радостно подставляя тело под небесные струи. В такие минуты она испытывала чувство удивительной свободы и счастья и любила весь мир, еще не зная, какой жестокой бывает любовь.

Весной 1811 года Винсенте Маркато решил переехать на материк. Он собирался взять с собой жену, Кармину с ребенком и кухарку Фелису.

Незадолго до отъезда в Тулон Бьянка попросила у мужа позволения навестить родителей. Леон и Сандра были вполне довольны жизнью: хозяйство процветало, отец переписывался с Дино, который служил в наполеоновской армии и недавно получил звание капитана. От Джулио не было вестей, однако старший сын сообщил, что встречался с братом, и у того все в порядке. С некоторых пор Дино перестал писать про Орнеллу, и родители гадали, что могло случиться.