Это было на руку Джулио: он понимал, что может открыть перед ней новый, интересный мир, полный яркого солнца и свежего ветра. Он рассказывал Аурелии о Корсике, представляя ее как свободный, прекрасный, воистину райский остров.

Постепенно в голове Джулио сформировалась дерзкая мысль уговорить Аурелию бежать из дому и тайно обвенчаться с ним. Генерал не сможет ничего поделать, он смирится, дабы замять скандал, а что до Амалии — ему было глубоко наплевать на ее чувства. Едва ли ей придет в голову признаться в том, что он был ее любовником! Волей-неволей ей придется молчать, а у него появится все: красивая, юная, покорная жена, деньги, безопасность, уважение общества.

Для начала ему было необходимо встретиться и поговорить с Аурелией наедине. Тем более, ему было что ей сообщить: в качестве одного из наиболее вероятных кандидатов на роль жениха своей дочери Амалия назвала полковника Пирля, который был старше Аурелии на добрых четверть века.

Джулио проявил чудеса изобретательности и на одном из вечеров в салоне Амалии уговорил девушку обмануть мать: отправиться с ней за покупками, а выйдя из дому, сослаться на внезапную головную боль и вернуться обратно.

— Я буду ждать вас в экипаже. Клянусь, с вами ничего не случится. Мы просто поговорим. Вы мне верите?

Джулио посмотрел ей в глаза самым проникновенным взглядом, который только смог изобразить, и Аурелия прошептала:

— Не знаю.

— Я корсиканец. Для нас слово чести значит гораздо больше, чем любой письменный договор.

Его план удался, и на следующий день он привез Аурелию в ту самую квартиру, которую ее мать снимала для встреч с молодым любовником.

Она не без опаски вошла в дверь и огляделась. Как и во всех меблированных комнатах, в этом жилище витал дух бедности, неряшливости и пошлости.

— Вы здесь живете?

— Да. Вам нравится?

— Тут довольно мило.

— Я военный, и мне чужда роскошь, — ответил Джулио.

Аурелия повернулась и посмотрела не него.

— Мне тоже.

— Я рад. Именно об этом я и хотел с вами поговорить. Насколько мне известно, ваша мать собирается выдать вас замуж?

— Да, она говорила об этом.

— Она не спрашивала вас, за кого бы вы хотели выйти?

— Нет.

— И не спросит. Я прошу у вас прощения, но ваша мать… дурная женщина.

Последующие пять минут Джулио говорил без остановки. О нравах, царящих в салоне Амалии, о душевной слепоте генерала де Сент-Эньяна, о престарелых женихах.

— Это не может быть правдой!

Джулио подошел к Аурелии, взял ее за плечи и впился в ее лицо цепким взглядом своих стальных глаз.

— Неужели мать навещала вас так часто, как вам хотелось?

— Нет.

— Разве по ночам вы не плакали в подушку в холодной келье, думая о том, как вы одиноки?

— Такое случалось.

— У вас были красивые платья?

— Я носила форму пансионерки.

— Тем временем ваша мать обставляла свой салон шикарной мебелью, заказывала туалеты, собирала вокруг себя молодых и богатых бездельников, устраивала вечеринки с музыкой и танцами. Вы молились, а она пела и хохотала, вы поглощали скудную монастырскую пищу и пили простую воду, а она ела спаржу, устрицы, пирожные и вкушала изысканные вина. А теперь она хочет продать вас тому, кто предложит больше денег.

Аурелия беспомощно захлопала глазами, и в мозгу Джулио на мгновение промелькнула мысль о том, не лучше ли ему выбрать девушку, в жилах которой течет кровь, а не вода?

— Что я могу поделать?

— Не подчиняйтесь ей. Выходите за того, кто нравится вам, кто вас по-настоящему любит! — пылко произнес он и мягко добавил: — Я говорю о себе. Разве в ваших глазах я не привлекательнее полковника Пирля, который годится вам в отцы?

Она покраснела и опустила глаза.

— Я не привыкла говорить с мужчинами о таких вещах. Вы сами знаете ответ.

Джулио рассмеялся. Он представил, как подомнет под себя это девственное тело, и в его жилах закипела кровь.

— Хорошо, когда можно обойтись без слов. Вам не придется ничего делать. Просто слушайтесь меня. Я увезу вас, и мы обвенчаемся.

— Родители меня не простят.

— Вы ошибаетесь, потому что плохо знаете жизнь и людей.

Ему было все равно, любит ли его Аурелия или просто склоняется перед более сильной волей. Главное, чтобы она согласилась.

В конце концов Джулио удалось заморочить ей голову: девушка обещала с ним убежать. Однако прежде ему предстояло встретиться с ее матерью.

Джулио явился на свидание бледный от ярости; его зубы были стиснуты, а глаза тщательно избегали взгляда женщины. Амалия ничего не замечала или делала вид, что не замечает. Она спокойно сняла верхнюю одежду и распустила волосы, которые окутали ее, будто светлое пламя.

— Почему ты не раздеваешься?

— Я неважно себя чувствую.

— Что с тобой? Репетируешь визит к доктору накануне отъезда в Россию?

— У меня в самом деле небольшая лихорадка.

— Ложись в постель, и я мигом тебя вылечу.

Амалия подошла к любовнику и расстегнула его мундир. Джулио понял, что не смеет противиться. Одно слово этой женщины — и вместо легкомысленного Парижа он окажется в жестоких российских снегах.

Джулио решил отомстить ей иначе, выплеснуть свою ненависть иным способом. Он рванул сорочку Амалии, и ткань с резким треском разошлась до самого пояса. В холодных глазах женщины вспыхнул пожар, ее тело бросило в дрожь. Амалия была шальной, горячей и ненасытной, какой — Джулио это чувствовал — никогда не сможет стать ее дочь. И все-таки он ее ненавидел.

Это был чисто плотский, почти механический акт, без малейшего присутствия души и даже страсти. Джулио быстро устал и с нетерпением ждал, когда Амалия попросит пощады, скажет «хватит», но она молчала. До крайности обозленный, он насиловал ее, с каждым движением становясь все более жестоким и грубым, а она отвечала громкими стонами, до крови царапала его спину и больно впивалась зубами в плечи. Наконец Джулио понял, что выдохся и больше не может продолжать. Он откатился от любовницы и, тяжело дыша, распластался на смятой постели.

— Ты ничего от меня не скрываешь? — вкрадчиво произнесла Амалия. Она вовсе не выглядела оскорбленной или утомленной.

— Что я могу скрывать? — устало прошептал Джулио.

— Возможно, ты решил уехать?

— Куда? Я же сказал, что хочу остаться в Париже.

— Со мной?

— Да, — сказал он, желая завершить разговор и отделаться от нее.

Амалия снисходительно похлопала любовника по плечу, а потом вдруг отвесила ему пощечину.

— За сегодняшнее! Впрочем мне нравится, когда люди проявляют искренние чувства, даже если это презрение или злость.

У Джулио перехватило дыхание. Ответить женщине ударом на удар было ниже его достоинства. К несчастью, никто никогда не говорил ему, что иногда бывает честнее дать пощечину, чем втайне измываться над чувствами другого человека.

Он решил, что Амалия может что-то подозревать, но откуда? Возможно, стоило повременить с бегством, однако Джулио не мог ждать.

Она больше не приглашала его на вечера, однако он нашел способ отправить к Аурелии посыльного в тот день, когда ее матери не было дома. Нетерпение вынудило его стать красноречивым даже на бумаге, и теперь он ждал девушку в карете возле часовни Сен-Жозеф на улице Монмартра. К тому времени, как Аурелия скользнула в экипаж, он куда больше думал о том, что таким образом раз и навсегда отомстит Амалии, чем о любви к ее дочери.

Аурелия что-то испуганно лепетала. Она сознавала, что совершает нечто неслыханное и запретное, и не совсем понимала, зачем это делает, она вела себя как овца, которую вдруг потащили из стада на крепкой веревке.

Джулио глянул на ее бледное, покрытое веснушками личико, обрамленное вялыми прядями светло-рыжих волос, и подумал о том, не лучше ли было бы взять на содержание гризетку. Это недорого стоит и не дает повода к скандалам. Эти девушки, наводняющие мастерские белошвеек и портних, привязчивы и милы и не требуют слишком многого.

Однако он и сам был беден, к тому же всецело зависел от генерала Сент-Эньяна и его хитроумной жены.

Кучер тронул лошадей, но не успел экипаж покатиться по улицам, как дверца распахнулась, и Джулио увидел Амалию и генерала.

Амалия выглядела неузнаваемой: гладко причесанная, в темной накидке, сосредоточенная и серьезная. Прежде казавшиеся бесцветными глаза де Сент-Эньяна метали молнии, его челюсть налилась тяжестью и дрожала, а пальцы были стиснуты в кулаки.

— Так я и думала! Неужели ты решил, что сможешь обвести меня вокруг пальца? — с удовлетворением произнесла Амалия. Ее голос звучал спокойно, однако взгляд пылал жаждой мести.

— Что это означает! — воскликнул генерал. — Куда ты вознамерился везти мою дочь!

— Я решил обвенчаться с ней, потому что я ее люблю, — с достоинством произнес Джулио.

Амалия презрительно расхохоталась.

— Ты не способен любить! Что для тебя красота и добродетель, не подкрепленные звонкой монетой!

Аурелия сжалась и закрыла лицо руками, а после бросилась к матери с мольбой о прощении. Та не стала отталкивать дочь; привлекла к себе и принялась поглаживать ее плечи.

— Ты немедленно отправишься на войну! — закричал генерал и схватил адъютанта за шиворот, намереваясь вытащить его из кареты как щенка, однако тот перехватил его руку и оттолкнул.

Джулио видел, как с треском рушится все, что ему удалось создать и чего удалось добиться за это время, но в этот миг он не мог сожалеть о картонном, пропитанном фальшью мире.

— Делайте со мной, что хотите, мне не будет хуже, чем вам, человеку, который мало что женился на шлюхе, так еще и оказался у нее под каблуком! Разуйте глаза, генерал, все это время я спал с вашей женой!

Амалия негодующе вскрикнула.

— Он лжет, Жиральд, он лжет! Разве я способна связаться с таким ничтожеством!

Услышав это, Джулио закусил удила. Он желал уничтожить эту женщину, втоптать ее в грязь.

— У нее родинка на бедре, похожая на цветок; как думаете, откуда я могу об этом знать?!

Он ожидал, что де Сент-Эньян набросится на него с кулаками, попытается убить, но случилось иное. Все, что любил этот мужчина, ради чего воевал, для чего жил, внезапно утратило значение, перестало существовать. Джулио увидел совершенно пустое выражение лица, лишенные блеска глаза, трагически опущенные уголки губ — посмертную маску на лице живого человека. Генерал Сент-Эньян молча развернулся и пошел прочь, медленно переставляя ноги, так, будто двигался во сне.

Аурелия стояла на мостовой, вся в слезах, пошатываясь, как былинка, Амалия, теперь по-настоящему напуганная, ломала руки, не зная, бежать ли за мужем или оставаться на месте. Однако Джулио знал, что она переживет любое потрясение, как знал, что только что погубил душу человека, который привечал его, как собственного сына.


Каждое утро на рассвете Кармина будила Орландо, после чего они с сыном брали корзину и тележку и отправлялись на рынок за продуктами. Огромное солнце над горизонтом было кроваво-красным. На фоне раскаленного шара и розовых небес силуэты летящих птиц казались вырезанными из черной бумаги.

Орландо бежал с тележкой вприпрыжку; Кармина едва поспевала за ним. Он был еще мал и воспринимал работу, как игру, вместе с тем стал достаточно большим для того, чтобы задавать серьезные вопросы. Например, о том, кто его отец и где он сейчас. Именно тогда Кармина поняла, какую ошибку совершила, пытаясь внушить Винсенте Маркато, что Орландо — его сын. Теперь она не допускала и мысли о том, чтобы этот человек назвался отцом ее мальчика.

Кармина сказала Орландо, что его отец погиб на войне. К несчастью, вдовство и сиротство на Корсике были привычным делом.

Мать и сын нагрузили корзину и тележку рыбой, молоком, сыром, фруктами и зеленью и не спеша шли обратно, как вдруг Кармина заметила женщину, в которой было что-то знакомое. Она шла, словно не видя дороги, за ее спиной болталось ружье, которое, в отличие от ее поношенной, местами дырявой одежды, выглядело совершенно новым.

Кармина оглянулась ей вслед, потом догнала и взяла за рукав.

— Тетушка Беатрис? Я Кармина. Была служанкой в доме Леона Гальяни.

Взгляд Беатрис прояснился.

— Тебя прогнала Сандра?

— Да, — ответила Кармина, опасаясь, как бы Беатрис не сказала что-либо лишнее при Орландо, поспешно добавила: — Это мой сын. Его отец погиб на войне.

Беатрис согласно кивнула, но в ее усмешке мелькнуло понимание.

— Теперь ты живешь в Аяччо?

— Да. А вы? Что привело вас сюда?