Бьянка знала о том, что муж нанял нового работника, но не желала его видеть. Ей казалось, что впустив в дом человека, связанного с преступным миром, Винсенте намеренно решил лишний раз оскорбить ее чувства. Чиера, молоденькая служанка, подлила масла в огонь, рассказав госпоже о том, как этот парень умудрился нагнать на нее страху, не промолвив ни единого слова. Чиера приходилась Винсенте дальней родственницей, потому он не посягал на ее честь. Впрочем, Бьянке давно были безразличны такие вещи: она прекрасно знала, что временами муж посещает публичный дом и даже взял одну из проституток на постоянное содержание.

— Я видела его только издалека, — сказала она служанке. — Вблизи он, должно быть, очень страшен?

— Я бы не сказала, — ответила Чиера, расчесывая волосы госпожи. — Он мог бы показаться даже красивым, если б не эта печать на лице.

— Печать чего?

Горничная пожала плечами.

— Он нелюдимый и мрачный, этот Андреа.

— Злой?

— Он непонятный. Знаете, чем он занимается, когда закончит работу?

— Чем?

Чиера округлила глаза и шепотом поведала:

— Читает книги!

— Он умеет читать?! — изумилась Бьянка и неожиданно встала. — Я хочу на него взглянуть.

Она накинула шаль, спустилась во двор и решительно вошла в конюшню.

Двери были распахнуты, и свет свободно вливался внутрь. Бьянка прищурилась, вдыхая воздух, полный соломенной трухи и невесомой пыли, которая в лучах солнца казалась золотой.

Лошади мирно всхрапывали, хрустели сеном — эти звуки напомнили ей Корсику и отцовский дом. Она сделала шаг внутрь.

На мгновение Бьянке почудилось, будто в помещении никого нет, но затем она угадала присутствие человека. Ей не хотелось его окликать, и она продвигалась вперед, пока из полумрака дальнего закоулка конюшни не проступило мужское лицо.

Глаза блеснули, а после вновь подернулись темнотой, а черты затвердели. Он был худощавым, но сильным, в нем угадывалась недюжинная выносливость. Он вовсе не выглядел грубым, напротив, в его полном тайной скорби лице сохранилось что-то юношеское.

Бьянку поразил не сам человек, а то, что она его узнала.

Андреа смотрел на женщину, которая стояла в нескольких шагах. Очевидно, то была хозяйка дома, которую он прежде видел лишь издали. Складки свободно спадавшей с плеч расшитой серебром бирюзовой шали не могли скрыть ее стройной, даже хрупкой фигуры. Светло-каштановые волосы были уложены в замысловатую прическу — причудливое сочетание локонов, завитков и колечек, прическу, какой он никогда не видел ни у одной женщины. Пожалуй, Андреа предпочел бы, чтобы все это выглядело иначе, чтобы волнистые пряди были небрежно отброшены назад легкой рукой и рассыпались по плечам.

Лицо женщины было красивым, выразительным, но грустным. Она была не из тех, кому легко затеряться в толпе, но на ее облике лежала печать разочарования и усталости, усталости не физической, а душевной.

Андреа знал, что должен поздороваться, быть может, даже поклониться, но он молчал и не двигался.

Она заговорила первой:

— Андреа! Ты жив! Я и подумать не могла, что это ты! Мало ли на Корсике мужчин с таким именем!

Его удивили нотки искренней радости, прозвучавшие в голосе женщины.

Поскольку Андреа продолжал молчать, Бьянка спросила:

— Ты меня не узнаешь? Неужели я так сильно изменилась?

— Я не знаю вас, сударыня.

— Бьянка. Бьянка Гальяни.

Андреа замер. Бьянка Гальяни, девушка, честь которой он когда-то пытался спасти! Куда подевались ее непринужденная улыбка, веселые искорки в глазах, взгляд которых был способен очаровать любого мужчину, смех, похожий на звук чистого, прохладного родника?

Бьянка и сейчас оставалась красивой, и все же Андреа видел перед собой совсем другого человека. Прежде ему чудилось, будто весенний ветер вот-вот унесет ее на край земли, а теперь она стояла перед ним приземленная, разочарованная жизнью. Он не подозревал, что можно так сильно измениться, оставаясь на воле.

— Так это… вы?

Она нервно рассмеялась.

— Возможно, тебе неприятно меня видеть, но все-таки мы земляки. К тому же почти что родственники: твоя сестра Орнелла вышла замуж за моего старшего брата Дино.

Андреа хотел ответить, что если он когда-либо вспоминал или думал о ней, все это давно погребено под тяжестью лет, но вместо этого произнес:

— Орнелла? Где она теперь?

— В Париже. Представляешь, она поет в театре!

Андреа подумал об обещании, данном умирающему Ранделю: поехать в Париж и отыскать его детей. Теперь это казалось немыслимым.

— У нее всегда был красивый голос, — сказал он и спросил: — Значит, наши семьи больше не враждуют?

— Нет. Твоя мать живет в Аяччо в одном доме с Джулио, моим братом.

Андреа глубоко вздохнул.

— Она жива!

— Да. Ты не хочешь ее навестить?

Андреа представил Беатрис, ее неподвижное лицо, острый взгляд, слова, которые догоняли жертву, как метко брошенный нож, и вонзались в сердце. И ответил:

— Не знаю.

Бьянка прислонилась к деревянному столбу.

— Значит, ты десять лет провел на каторге?

— Да.

— Тебе приходилось жалеть себя? — неожиданно спросила она, но Андреа не удивился.

— Себя я не жалел. Мне было жаль жизни, растраченной понапрасну.

Ему понравилось, что Бьянка не стала говорить, что у него все впереди. Вместо этого она спросила:

— Я слышала, ты читаешь книги?

Андреа кивнул.

— Какие? Можно посмотреть?

Он нехотя достал мешок, развязал его и протянул Бьянке две книги, которые первыми попались в руки. Ее удивлению не было предела.

— Ты умеешь читать по-французски?!

— И писать тоже. На каторге была школа, где нас обучали монахи.

— Я тоже научилась читать, но этих книг не знаю. Можно взять вот эту?

— Да, — ответил Андреа, хотя речь шла о «Дельфине».

— Она выглядит очень старой, — заметила Бьянка.

— Эта книга была со мной на каторге. Мне стоило большого труда ее сохранить.

— Откуда она у тебя?

— Мне подарил один человек, — ответил Андреа и добавил: — Он умер.

Он почувствовал, что сказал слишком много, отступил от желания держаться на расстоянии от окружающего мира. Он хотел, чтобы Бьянка поскорее ушла, и она в самом деле удалилась, очевидно, почувствовав, что он хочет остаться один.

Ночью Андреа лежал без сна и думал, думал о том, долго ли сможет оставаться сторонним наблюдателем жизни. Он бы позволил судьбе включить себя в тот водоворот восторгов и ярости, что бурлил вокруг, если б не знал одной вещи: ничто, никто и никогда не способно сделать его по-настоящему счастливым.

Глава 7

Прошло два месяца. У Андреа отросли волосы, и он уже не выглядел таким изможденным и худым. Работы было на удивление мало; во всяком случае, так ему казалось после десяти лет каторги. Если его здоровье и пострадало, то не настолько, чтобы оно не могло восстановиться.

Иной раз Бьянка заглядывала к нему поболтать, и хотя она держалась запросто, почти дружески, Андреа старался сохранять необходимое расстояние, и не только потому, что она была женой хозяина. Просто он не хотел, чтобы кто-то вмешивался в его жизнь.

Винсенте не удостаивал нового работника особым вниманием, но Андреа чувствовал, что господин им доволен. Молодой человек ничего не замечал и ни во что не вмешивался, он знал только свою работу, лошадей и книги.

Однажды, когда пошел ливень, Андреа сидел возле входа, глядя на серебристую колышущуюся завесу, которая отбрасывала на пол конюшни шевелящиеся тени. Пахло мокрой зеленью и землей, и ему чудилось, будто это аромат самой жизни. Он неожиданно вспомнил маки: они никогда не сдавались; даже почти полностью выгоревшие, сохраняли в себе частичку будущего и продолжали расти.

Когда напротив входа внезапно появилась женщина, Андреа вздрогнул. Нарядное платье намокло и облепило ее фигуру, с неприбранных волос капала вода. Бьянка наклонилась, сняла с ноги туфлю и вылила из нее воду. При этом сильно покачнулась, и Андреа заметил, что она пьяна.

— Где ваш муж? — спросил он обычным холодным тоном и тут же осознал, как нелепо звучит вопрос.

Бьянка скривила губы. Ее щеки пылали.

— Он куда-то ушел. Ты знаешь о том, что он негодяй?

— Я знаю только, что он дал мне работу и кров, когда мне некуда было деваться.

Бьянка прошла мимо него и улеглась в сено.

— Я вся вымокла, — сказала она, расстегивая лиф бледно-розового платья и обнажая нежную белую грудь. Потом вздернула подол, и Андреа увидел ее длинные стройные ноги. — Я хочу изменить ему, неважно, с кем… Хотя бы с тобой. Ведь это из-за меня ты попал в тюрьму!

Ее тон был развязным, а язык слегка заплетался. Голубые глаза блестели — в них будто переливались крохотные льдинки. Она была живая, трепетная, теплая, но при этом до предела утомленная и невероятно несчастная.

Андреа приблизился, натянул платье ей на колени и сказал:

— Нет, не из-за вас, а потому что убил человека. — И протянул ей руку. — Вставайте.

— Возьми меня, — сказала она, — как хочешь; можешь даже грубо, так как ты умеешь. Да я и не привыкла к иному.

— Я никак не умею. У меня никогда не было женщины.

Бьянка резко села.

— Это правда? А почему?

— Когда меня арестовали, я был еще слишком молод. А на каторге нет женщин.

— И как ты вытерпел десять лет?

— Когда целый день работаешь на пределе сил, когда тебя кормят гнилыми овощами, когда думаешь только о том, как выжить, никакие женщины не нужны.

— А теперь?

— Теперь я мечтаю только о покое.

— Я тоже, — тихо сказала Бьянка, и Андреа почудилось, что она слегка протрезвела.

Дождь закончился. Капли покрывали траву сплошной пеленой, дрожали на листве и срывались с веток. Бьянка встала и собиралась выйти из конюшни, как вдруг на пороге появился Винсенте. Его смуглое лицо побагровело, глаза были чернее ночи и при этом налиты кровью, в руках он сжимал хлыст.

— Значит, ты предлагаешь себя мужчинам? Готова отдаться любому ничтожеству? Стоило внезапно вернуться обратно, чтобы это услышать!

Андреа почудилось, будто он слышит биение пульса в висках Бьянки, ощущает ее панический животный страх, чувствует судорожный комок в ее горле, дрожь в похолодевших руках.

— Прошу вас, — начал было он, но Винсенте резко повернулся к нему и бросил:

— С тобой я потом поговорю!

Он схватил жену за локоть, и она закричала, отчаянно и тоскливо, как кричат женщины на Корсике над гробом покойника.

Винсенте выволок Бьянку за дверь, будто куль с тряпьем. Обезумевшая от страха, она даже не думала упираться.

Андреа застыл. Им овладело нечто более сильное, чем гнев или боль, — сострадание, готовое толкнуть на безрассудство. На каторге он был вынужден держать себя в узде — чтобы выжить. На воле он сознательно отстранился от жизни, дабы не ранить себя понапрасну. Андреа чувствовал, как сильно измучен, и знал, что ему нужна передышка. Быть может, если б Аннета Моро была жива и он встретился бы с ней, его душевные силы восстановились быстрее, но она умерла, и эта смерть стала последней каплей того, что он был способен вынести.

Пока Андреа медлил, Винсенте скрылся из виду вместе со своей жертвой.

Немного подождав, Андреа отправился на кухню. Идя вдоль особняка, он слышал грохот и крики, долетавшие со второго этажа. Формально Винсенте был прав, наказывая жену: она напилась, явилась в непотребном виде туда, где ей нельзя было находиться, и предлагала себя работнику. Но на самом деле все было намного сложнее.

— Почему это происходит? — спросил Андреа у Фелисы.

Вопреки обыкновению, ему захотелось с кем-то поговорить.

— Иным людям не надо много причин, чтобы ударить и унизить слабого. Он с самого начала сумел запугать ее и сломить. Хозяин обвиняет Бьянку в том, что она не рожает ему наследника, хотя все давно поняли, что она-то тут ни при чем, — ответила Фелиса.

— Наверное, я должен вмешаться, — сказал Андреа.

— Не вздумай! — отрезала кухарка. — Винсенте засадит тебя за решетку еще на десять лет.

На следующий день Андреа впервые пошел на набережную. Штормило; море билось о каменный причал с мерным, тоскливым, заунывным грохотом. В порту кипела работа, но мощь кораблей угнетала, а резкие звуки резали слух и действовали на нервы. Андреа понаблюдал за птицами, которые летели к берегу, спасаясь от непогоды. Он долго смотрел в пасмурное небо, словно молясь или надеясь найти ответ на вопросы. В его сознании царил хаос, в душе зияла черная дыра с рваными, кровоточащими краями.