Бретон ГИ

ОТ АННЫ ДЕ БОЖЕ ДО МАРИ ТУШЕ

Посвящается моим родителям


Когда на троне восседает мужчина, то правят страной обычно женщины, и наоборот, когда на троне женщина, то правят мужчины; но как в том, так и в другом случае речь, как правило, не идет ни о жене короля, ни о муже королевы.

Франсис Декрю де Стутц

* * *

Можно утверждать, что, начиная с Клотильды и вплоть до некоторых тайных советниц четвертой (и даже пятой) Республики, женщины постоянно оказывали огромное влияние на ход Истории.

Ну, а там, где женщины, там, разумеется, любовь, потому что сила их власти определяется желанием, которое они способны внушить.

Чтобы понравиться женщинам, чтобы вырвать у них коротенькое «да», при помощи которого эти существа способны вознестись очень высоко, государственные мужи объявляют войны, поднимают народы, казнят пленников, подписывают абсурдные законы, разгоняют министерства, запрещают религии…

С незапамятных времен известно, что миром движет любовь, и никто не отрицает, что именно сексуальное влечение является определяющим фактором в человеческих поступках. А значит, не приходится удивляться, что влечение полов лежит в основе главных событий, изменяющих судьбу страны.

Однако большая часть историков, скованных ложной стыдливостью, не решаются говорить об этом в своих трудах.

Вот почему я счел полезным обратить на это особое внимание.

В томе I моих «Историй» я показал ту роль, которую играли королевы и фаворитки в течение первого тысячелетия нашей истории, от Хлодвига до Карла VII, а вернее, от Клотильды до Агнессы Сорель. Факты показывают, что наиболее значительные события этого важного периода в образовании нашего государства произошли не без участия женщин…

Второй том «Историй» целиком посвящен последним Валуа, от Людовика XI до Генриха III.

Как известно, представители второй ветви этой династии славились неутомимостью в альковных играх, любовь в их жизни занимала огромное место, и вряд ли будет преувеличением утверждать, что именно в постели они проявляли наибольшую активность.

Они обожали празднества, пышность, богатые украшения, балы, игры, а если и приходилось заниматься политикой, то делалось это чаще всего ради прекрасных глаз какой-нибудь дамы.

Радость жизни толкала их время от времени на совершение поступков, которые могут покоробить современное целомудрие. А в те времена это никого не шокировало. Как справедливо заметил некий автор, живший в XVI веке, «эта эпоха не отличалась показной добродетелью…».

Это, кстати, многое упрощало…

Ги Бретон

НЕЗНАКОМЫЙ РАЗВРАТНИК — ЛЮДОВИК XI

У единственного короля Франции, не позволявшего женщинам водить себя за нос, было тем не менее две жены и десять любовниц…

Франсис Павель

Однажды теплой июньской ночью 1437 года городок Шато-Ландон, расположенный в Гатине, был совершенно бесшумно окружен довольно странной армией, которой командовал четырнадцатилетний подросток.

Речь идет о дофине Франции, будущем Людовике XI, который, ничего не сказав своему отцу, решил изгнать укрывшийся в городке английский гарнизон.

Когда рассвело, молодой человек, взобравшись на груду камней, крикнул:

— Сдавайтесь!

Бросившись к бойницам, вражеские командиры с удивлением обнаружили, что французской армией командует мальчишка. Мгновенно лишившись хладнокровия, они начали отдавать беспорядочные приказы, в результате которых возникла невообразимая путаница, и в конце концов английские лучники обратились в бегство. Воспользовавшись охватившей их паникой, французы установили лестницы, перебрались через городские стены и ворвались на городскую площадь. Опьяненные столь быстрым успехом, они с яростным ожесточением бросились атаковать англичан. После недолгих уличных сражений, где более пятисот англичан удостоились чести сложить головы под прекрасным небом Франции, английский гарнизон капитулировал.

Победа наполнила дофина чувством невероятной гордости. Желая сыграть до конца роль удачливого полководца, он пригласил своих офицеров на праздничный пир, который был устроен прямо в саду замка.

Во время десерта он встал:

— А сейчас, друзья мои, я хочу преподнести вам сюрприз, — сказал он, улыбаясь.

И тут гости увидели, что стража ведет к ним оставшихся в живых англичан. По знаку Людовика к нему приблизились и стали в некотором отдалении пятеро французов-здоровяков с кастетами в руках, которым он приказал тут же уничтожить пленников.

Сначала развлечение всем очень понравилось, но потом интерес стал слабеть; англичан было многовато, а палачи по своему ничтожеству оказались лишенными всякого воображения. Неспособные к импровизации, они тупо и однообразно повторяли одни и те же жесты. Из разбиваемых кулаками голов во все стороны разлетались мозги и кровь, и так до бесконечности. В какой-то момент большая часть приглашенных отяжелев от съеденного и выпитого, погрузилась в сон, не дожидаясь конца бойни.

Один лишь дофин не терял интереса до самого конца зрелища. Но как только рухнул последний пленник, он, оставив своих гостей, вскочил на лошадь и отправился в Жиен, где в то время находились его отец, король Карл VII, мать, королева Мария Анжуйская, и юная, ей тогда было десять лет, Маргарита Шотландская, на которой принц женился год назад.

Возбужденный радостью удачи, он только о ней и думал, пока лошадь галопом несла его к Луаре. Потому что именно эту девочку, которую он и видел-то всего несколько мгновений, во время брачной церемонии, ему вдруг непреодолимо захотелось превратить в женщину, в свою женщину.

Ночь не остановила его. Он обогнул Монтаржи, мирно спавший в укрытии своих крепостных стен, ориентируясь по луне, пересек густой лес и на рассвете прибыл в Жиен.

Не переведя дух, не бросив взгляда на реку, мерцавшую в лучах всходившего солнца, он стремительно направился к замку. Перед ним, пропуская его, подняли решетку в ограде, и, въехав во двор, Людовик соскочил с коня. Едва он ступил на землю, как его тут же окружили придворные и принялись на все лады поздравлять, поскольку о совершенном им подвиге всем уже было известно. Но он явился сюда вовсе не для того, чтобы выслушивать похвалы и терпеть дружеские похлопывания по спине. Оставив отца и министров, которым он уже доказал, что стал мужчиной, он схватил за руку свою хрупкую супругу и затащил обратно в комнату, из которой она выходила. И там, все еще возбужденный одержанной накануне победой, он набросился на Маргариту с тем же неистовством, с каким шел на приступ Шато-Ландона.

Оговоримся сразу: тут ему пришлось намного труднее. Он быстро осознал, что не так-то просто взять крепость, в обороне которой нет ни малейшей бреши.

После неимоверных усилий он все же добился своего, но приступы, которые он предпринимал для этого, были столь яростными, что маленькая принцесса после этого пролежала двое суток в постели.

В течение целой недели дофин предавался достойным сожаления излишествам, которые довели девочку до изнеможения и совершенно подорвали ее здоровье. Затем, покинув супругу, он отправился на иные сражения.

Маргарите не так уж часто предстояло встречаться со своим пылким супругом. Дело в том, что дофин, встав во главе мятежа, поднятого против его отца, дал вовлечь себя в авантюры, из-за которых ему приходилось подолгу находиться вдали от двора.

Когда в 1443 году он вернулся ко двору Карла VII, Маргарита превратилась в очаровательную шестнадцатилетнюю блондинку с хорошо развитой и устремленной в будущее грудью, хотя одиночество и сделало ее несколько мечтательной, сентиментальной и меланхоличной. По ночам она сочиняла стихи или проводила время в разговорах о «нежной любви» с окружавшими ее придворными молодыми людьми, изо всех сил старавшимися ей понравиться.

<Тех, кто считает себя знатоком Людовика XI, этот эпизод, возможно, собьет с толку, но именно поэтому мы его выбрали. Пора уже сорвать лживую маску, которую стыдливые историки напялили на этого большого развратника, чье сексуальное здоровье вполне объясняет необычайную политическую активность.

Несмотря на свой тщедушный вид, Людовик XI был неутомимым волокитой, и хотя авторы лживых учебников прикидываются, что это их не интересует, необходимо признать важность указанной проблемы, поскольку не было еще случая, чтобы импотент стал великим человеком…>

У дофина не было ни малейшей склонности ни к искусствам, ни к литературе, и ему было глубоко безразлично, существует рай Любви или нет: и стихи, и постоянно собиравшийся кружок молодых людей вызывали у него раздражение. Подозрительный, ревнивый, он был уверен, что Маргарита попросту обманывает его, и заставлял шпионить за ней своего камергера Жаме дю Тийе, человека ограниченного и злобного.

Как-то вечером этот тип вошел в комнату Маргариты в тот момент, когда там собрался «поэтический кружок». Несколько молодых дам, сидя у камина, рассуждали о важности изящной речи в делах любви; но в полумраке другой половины комнаты камергер увидел лежащую на постели Маргариту, которую с двух сторон «окружали заботами» два ее фаворита.

Соглядатай выказал некоторое недовольство:

— Ну, не безобразие ли, — воскликнул он, — что в такой час факелы все еще не погашены!

И хлопнув дверью, Жаме поспешил к дофину доложить о том, что видел. Людовик был человеком впечатлительным. Сочтя себя одураченным, он превратил дальнейшую жизнь супруги в сплошной кошмар.

Время от времени, однако, ее волнующая походка действовала на него возбуждающе и «желание на миг гасило гнев». В течение нескольких часов Маргарите казалось, что она перенеслась назад, в тот день, когда он примчался к ней после осады Шато-Ландона. Но наступало утро, Людовик снова становился злым и колючим и, глядя на жену с ненавистью, корил ее за отсутствие детей.

— Я прекрасно знаю, почему их нет, — кричал он, — вы сами просите, чтобы вам помогали избавиться от беременности.

Жаме действительно обвинял несчастную в том, что она ест зеленые яблоки и пьет уксус, чтоб не забеременеть.

Бесконечный поток клеветы, оскорблений, подозрений довел в конце концов Маргариту до состояния глубокой неврастении.

В августе 1444 года она простудилась и слегла в постель. Всем, кто навещал ее, Маргарита говорила, что безумно рада, что заболела, и единственное, о чем она мечтает, это поскорее умереть. При виде подобного отчаяния одна фрейлина со слезами на глазах пыталась внушить ей, что негоже в двадцать лет поддаваться таким мрачным мыслям. Но Маргарита прервала ее:

— Мне очень тяжело выносить ничем не заслуженную клевету. Я могу поклясться спасением души, что не совершала того, в чем меня обвиняют, и даже не помышляла об этом.

А несколько дней спустя ее охватил новый приступ отчаяния:

— Жаме! Жаме! Вы добились своего: если я умру, то только по вашей вине, только из-за тех лживых обвинений, которые вы на меня возводите.

И, ударяя себя кулачком в грудь, с жаром добавила:

— Клянусь Богом и собственной душой, клянусь крещением, принятым мною в купели, что ничего, дурного своему господину я не сделала.

14 августа юную дофину охватила страшная слабость, 15 у нее началась агония, а 16, прошептав «надоела эта жизнь, не говорите мне больше о ней», она испустила дух.

— Наша супруга скончалась вследствие «злоупотребления поэзией», — сказал Людовик, двусмысленно улыбаясь.

После этого он вышел из комнаты, не выказав ни малейшего огорчения, и тут же отправился в путешествие, чтобы не присутствовать на похоронах, поскольку терпеть не мог ни празднеств, ни прочих церемоний.

* * *

Долгое время Людовика и Карла VII разделяла вражда. В 1445 году, после жесточайшей ссоры, дофин покинул двор, поклявшись возвратиться лишь после смерти отца.

Бедной Маргарите не повезло и после смерти. Историки упрекали ее в легкомыслии, говоря, что любовь к поэзии толкала ее на экстравагантные поступки. Легенда утверждает, что однажды, увидев задремавшего на садовой скамейке старого поэта Алена Шартье, она якобы подошла и поцеловала его в губы. Увидев недоумение на лицах свидетелей сцены, она пояснила:

— Я поцеловала не мужчину, а драгоценные уста, с которых слетало так много острот и целомудренных слов.

Этот анекдот, повторяемый многими историками и авторами учебников, чистая выдумка хотя бы потому, что А. Шартье умер в 1434 году, когда Маргарите Шотландской не было и трех лет.

Ждать этого пришлось долгих шестнадцать лет, и чтобы как-то справиться со своим нетерпением, он время от времени подыскивал себе какое-нибудь занятие: то участвовал в очередном заговоре, то где-нибудь сражался. В один из таких моментов, когда делать было совершенно нечего, он неожиданно снова женился.