Джейсон Томас - От кутюр

Марселла устроилась поудобнее на подушках, громоздившихся в изголовье кровати. Провела ладонью по гладкому шелку ночной рубашки, чувствуя под ним крепкие мышцы своих ног. После крика боли в Нью-Йорке так успокоительно ощутить себя целой и невредимой. Как утешительно знать, что этот крик боли исторг не ты.

«Сумасшествие какое-то, — подумала Марселла. — У меня разыгралось воображение». Вот и все. Усилием воли она постаралась вернуть своему сердцу нормальный ритм. В конце концов, она не принадлежит к числу истеричек, которые без всякой причины доводят себя до безумия.

Глубокий вдох. Один-два-три-четыре. Выдох. Один-два-три-четыре. Уже лучше. Все пройдет. Пройдет. Засыпай. Закрой глаза. Спи. Атлас такой гладкий, прохладный и приятный. Вот и хорошо. В голове у Марселлы прояснилось, и ее мысли устремились к более приятным вещам, теплу, теплым рукам. Теплым рукам Берта, обнимающим…

Зазвонил телефон.

У Марселлы перехватило дыхание. Все мышцы напряглись. Она взяла трубку.

— Да, — произнесла она.

— Марселла.

Прошедшие десятилетия не изменили властный, обвиняющий голос на другом конце провода. Все было так же, когда Марселла была ребенком. И когда была подростком. И когда стала домохозяйкой… домохозяйкой… да, это именно то слово… Ничего не изменилось, когда она добилась успеха. Обвиняющий!

— Мама!

— Диана убежала!

— Убежала! Куда убежала? — Марселла боролась с нарастающей паникой.

— Если бы я знала, я бы не стала беспокоить тебя из-за твоей собственной дочери. — Да, обвиняющий. По-прежнему обвиняющий тон. — Я позвонила в полицию, но они сказали, что им еще рано вмешиваться.

— Почему, мама?

— Откуда я знаю? Она такая же, как ты. Она ничего не слушает. Делает только то, что хочет. Я слишком стара для всего этого. Мой врач говорит…

— Пожалуйста, мама. — Марселла постаралась взять себя в руки. — Должна быть какая-то причина.

— Ты знаешь, какое у меня давление…

— Я хочу знать о Диане! — Марселла была непреклонна.

— Ну еще бы!

— Когда она убежала?

— Часов в шесть вечера. Выскочила из дома.

— Вы поругались.

— Я просто пытаюсь как следует воспитать твою дочь, единственным способом, который мне известен.

— Из-за чего вы поссорились?

— Ты не одобришь, но тогда ты сама должна следить за ней. Каждый Божий день.

Марселла знала, что ее мать права. Она обделяла свою дочь чувствами. Да, деньги, которые она зарабатывала, помогали сохранять обшитый досками идиллический домик на Корт-стрит в Кенфилде вместе с его штакетником. Все было почти потеряно, разрушено, но она спасла все это, каждый месяц посылая чек на полторы тысячи долларов. Она следила за крышей над головой своей матери, а та, в свою очередь, следила за Дианой. Если бы Марселла сама воспитывала дочь, у нее не осталось бы времени на работу, ее высокооплачиваемую работу. Работу, которая была ее жизнью.

— Пожалуйста, мама, расскажи, что случилось!

— Это все из-за того парня, Джада Джеймса.

— Кто это? — Марселла порылась в памяти, отыскивая незнакомое имя.

— Она встречалась с ним весь прошедший год.

Марселла сморщилась. Она не знала. Случилось что-то достаточно неприятное, что заставило ее дочь убежать. Что-то связанное с парнем по имени Джад Джеймс. А она даже не знает, кто он такой.

— И что с этим парнем?

— По-моему, она с ним спит.

Она с ним спит. Марселла осмыслила эту фразу. Для нее она всегда звучала смешно. Последнее, чем будет заниматься в постели пара шестнадцатилетних подростков, это сон. Все это, конечно, забавно, но сейчас Диана где-то вне дома. Возможно, где-то далеко, сбежавшая из-под крыши, обеспечиваемой ее блистательной матерью.

— Я не могу это больше выносить, — причитала мать Марселлы. — Я сказала ей, что больше этого не вынесу.

Марселла слушала мать, и ее рука, державшая трубку, дрожала.

— Я хочу услышать о своей дочери. Я не хочу ворошить прошлое.

Страх в голосе Марселлы сменился холодным, деловым тоном. Она так себя и чувствовала. Она никогда не разговаривала с матерью в таком тоне, пока не взяла свою жизнь в свои руки.

Тишина.

— Мама, ты рассказала ей, что случилось со мной?

— Да.

— О Боже, мама, зачем?

— Я не хотела, чтобы с ней случилось то же, что и с тобой.

На Марселлу опять навалилось чувство вины. Она поняла, что сделала ее мать. Она знала, что должна чувствовать Диана.

— Проклятие! — Другого слова в этот момент у Марселлы не нашлось. Засосало под ложечкой. Она оказалась не права. Она это знала. Ей не хотелось быть неправой. Она же ничего не сделала. И это было ошибкой. — Что предприняла полиция? — спросила она наконец.

— Официально ничего. Должны пройти сутки. Таков закон. Они должны выждать двадцать четыре часа.

— Они могут сделать хоть что-нибудь?

— Начальник полиции сказал, что они поищут ее, но если она не вернется через сутки, это плохой знак.

— Плохой знак!

— Ты наверняка читала о девушках, которые убегают из дома. Ты точно так же, как и я, знаешь…

— Да, знаю.

Марселла не только читала о сбежавших подростках, она сама писала о них. Ее имя постоянно появлялось на бланке национальной ассоциации, помогающей родителям сбежавших детей. Она согласилась участвовать в этой программе после серии статей, которые написала на эту тему. У нее было письмо от жены президента, где говорилось «о самой серьезной проблеме, которая стоит перед молодыми женщинами и их матерями в сегодняшней сложной и требовательной по отношению к нам жизни». Она подумала тогда, что эти слова звучат напыщенно. Но согласилась, чтобы комитет использовал ее имя на своих бланках.

— Мы можем только ждать, — сказала мать Марселлы.

Марселла вдруг осознала, что старая женщина тоже переживает. Она понимала, что должна сказать своей матери: я понимаю, что ты как можешь растишь девочку-подростка. Ей захотелось найти такие слова, чтобы между ними образовалась ниточка взаимопонимания.

— Мама…

— Да?..

— Мама?

— Что?

— Нам лучше закончить разговор. Нужно держать линию свободной. Кто-нибудь может… — Голос Марселлы прервался.

— Я позвоню тебе, если что-нибудь случится. До свидания, Марселла.

Щелк. Гудки отбоя переплелись со звуком сирены. Еще одна составляющая манхэттенских звуков дождливой зимней ночью. Для Марселлы Тодд это были самые пугающие звуки в городе.

Освещенная уличными фонарями ночь постепенно сменялась рассветом. Это означало, что ночь, ужасная, полная страхов ночь закончилась. Обычно Марселле не требовалось составления распорядка ночи. Она просто спала, и ее великолепное тело набиралось сил для следующего дня. И она ничем не смогла заполнить неожиданные часы бодрствования, пока лежала на своей медной кровати, не ощущая ничего, кроме страха, ужаса и вины.

Но утром она обретет почву под ногами.

Каждая утренняя минута была частью ритуала. Без будильника проснуться ровно в семь. Но в эту ночь она не спала. Включить кофеварку. Проверить автоответчик в конторе, позвонив по специальному номеру и набрав код на своем кнопочном телефоне. Но после звонка матери она звонила в контору каждый час, чтобы узнать, не дала ли о себе знать Диана, а может, полиция пытается связаться с ней по телефону «Голден лимитед».

Ее привычный ритуал разваливался на части.

Даже свет, просачивавшийся сквозь прозрачный тюль в унылую серость ее спальни, казался другим.

Семь утра. Все должно быть хорошо. Все будет хорошо. Она потянулась к телефону, но стала набирать номер не своего офиса. Она набирала номер, который ей однажды дали, но которым она никогда не пользовалась, — частная линия в дом Берта Рэнса. Она вспомнила, как, давая ей этот номер, он сказал: «Попадешь прямо ко мне в постель и только ко мне в постель».

Диктуя номер, он угрожающе улыбнулся ей.

Она не забыла этот номер. Тысячи номеров, необходимых ей по работе, были аккуратно занесены в записные книжки на столе ее секретаря. Но личный номер Берта Рэнса мгновенно стал частью ее интимных воспоминаний.

Телефон звонил. Один звонок… второй… третий… четвертый… пятый.

Внезапно ворвался низкий голос: «Алло!» Он прозвучал резко. Марселла слышала, как все еще шумит на том конце душ. Ее палец скользнул к кнопке отбоя.

— Кто это?!

— Берт… — Голос Марселлы прервался.

— Марселла, это ты? — Его голос сразу же потеплел, в нем зазвучало беспокойство. Она была совсем не похожа на уверенную в себе Марселлу Тодд, которую он всегда знал. — У тебя все в порядке?

— Да… у меня все в порядке, — удалось ей выговорить.

Берт облегченно вздохнул. Но что-то было не так, и он был ей нужен.

— Ты у себя? — спросил он.

— Да.

— Я сейчас буду.

В трубке послышались гудки отбоя. Марселла мгновение подержала обеими руками трубку, потом положила ее на место и пошла в ванную комнату за халатом.

Ей нужен был Берт Рэнс. Она начала осознавать, что ей кто-то нужен, и этот кто-то — Берт.

Через несколько минут Марселла автоматически нажала и отпустила кнопку домофона, известившего, что Берт находится внизу, в вестибюле. Пока он поднимался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, она отперла три сейфовых замка.

Внезапно она почувствовала себя глупо.

— Я здесь, — мягко произнес Берт. — А теперь расскажи, что у тебя стряслось.

— Мне не нужно было тебе звонить, — начала она.

— Но ты позвонила, и я здесь.

Марселла не смогла удержаться от улыбки, когда оглядела заполнившего дверной проем Берта Рэнса. Это был совсем не тот безупречного вида магнат, что носил костюмы от Димитри. На нем были спортивные трусы, футболка с эмблемой его Нью-Йоркского спортивного клуба и кроссовки «Рибок». Должно быть, он натянул первое, что попалось под руку. Но даже в холодную погоду для утренней пробежки он надевал спортивные трусы.

«А у него действительно красивые ноги», — подумала Марселла, глядя на его тугие мышцы. И тут же на нее накатилось чувство вины. Она не должна думать о мускулистых ногах Берта Рэнса. Она не должна думать о Берте Рэнсе.

Берт тоже смотрел на нее. Это была совсем не та Марселла Тодд, которую он знал. Это была не та блистательная и уверенная в себе женщина, которая умело отражала каждый его выпад. Она была без косметики. Спутанные волосы свисали в беспорядке. На ней был старый фланелевый халат. Стоит босиком. Всегда такие ясные голубые глаза сейчас покраснели, веки опухли от бессонницы.

«Но, Бог ты мой, она все равно красива», — подумал Берт. Женщины, которых знал Берт Рэнс, всегда старались показываться ему во всей красе. Даже те, что попадали в его постель, а таких было большинство, не забывали наложить, отправляясь туда, соответствующий макияж. В Нью-Йорке большинство женщин с достаточным количеством денег и времени, достаточной волей и гордостью могли казаться красивыми. Но Марселла Тодд, даже пребывая в отчаянии, в каком он никогда раньше ее не видел, все равно оставалась для него красавицей.

— Это моя дочь, — просто сказала Марселла.

Берт быстро вызвал в памяти все, что касалось ее дочери. Не так уж много. Она жила в Огайо с бабушкой. Она подросток. Вот все, что он знал.

— Она убежала.

Берт пересек маленькую, выложенную черными и белыми плитками прихожую и обнял Марселлу. Ему хотелось сказать ей подходящие слова, чтобы развеять ее страхи. Но элегантный и красноречивый Берт Рэнс впервые не смог найти нужных слов. Он мог только обнимать ее, чувствуя свою полную беспомощность.

— Все будет хорошо. С твоей дочерью все будет хорошо. Я останусь здесь.

— Нет… тебе не нужно… — начала Марселла.

— Я останусь здесь.

Марселла слишком устала и была слишком одинока, чтобы сопротивляться. Она и боялась снова попасть в зависимость от мужчины, и снова нуждалась в силе Берта.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказал Берт, беря дело в свои руки. — Иди в постель, а я побуду у телефона. Иди же!

— Нет, я…

— От тебя не будет никакого проку, если ты будешь похожа на зомби. Отдохни. Я разбужу тебя, если будет что-то срочное.

Марселла понимала, что он прав. Она повернулась и по винтовой лестнице отправилась наверх в спальню. Она заснула, едва успев положить голову на подушку. Она могла поспать, потому что рядом был кто-то, кто мог разделить с ней ответственность. Внизу остался Берт.

Когда Марселла проснулась, был полдень. Она услышала, как Берт разговаривает внизу по телефону.

— Послушайте… я не хочу занимать эту линию. Я не знаю, когда я приеду в офис. Разберитесь там пока без меня. А я должен побыть здесь. Дочь может позвонить в любую минуту.