Реальность была, увы, не так легка и проста. Кэт под равнодушием и железным спокойствием скрывала переживания, но никто, никогда не узнает об этом, даже Пётр.

Царь, приехав по последнему льду до вскрытия воды, жил в Петербурге. Там довелось встретить и весну. Тёплыми ветрами и в это северное место накатывало тепло. Отовсюду текла тонкими ручейками весенняя звонкая и неспокойная вода. Пётр стоял на берегу и смотрел, как не торопясь, медленно река толкает и ломает лёд, неся его вперёд. Под лучами солнца блестит между льдинами вода. Скучая о Катерине он вдруг заметил, что почки на деревьях набухли, земля то там, то тут покрылась зелёным ковром, а вербы выбросили на тонких веточках свои пушистые серёжки. Заметив под ботфортом цветок сорвал его, понюхал. Сердце бешено забилось: «Как она? Соскучился страсть как. Доберусь залюблю». Солнце слившись с водой в одно золотое блюдо вдруг приобрело в сознании значение символа, чуть ли не предзнаменования. Знак объединения их судеб. А птицы словно поймав его волну распелись на все голоса. Замечтавшись, он вздрогнул, когда его окликнул Меншиков. Пётр, резко развернувшись, пошёл к нему.

— Ну, что скажешь?

— Так ведь голубиная почта прибыла, — доверительно сообщил тот.

— Шведы? — уточнил царь.

— А кто же ещё-то! — сказал он насмешливо.

Пётр оттопырил губу:

— Ну пошли. Посидим, потолкуем, чаю попьём. Чёрт! Что эта их возня на сей раз будет означать для нас?

Они прошли по настеленным из досок тротуарам и вошли в тёплый дом. Горел камин. В доме сели в кресла по обе стороны столика на гнутых ножках. Алексашка уставился на портрет на стене. У царевны с Катерины списали портрет и не один. Повелел Пётр. Страшно скучал. Те женщины, коими пользовался от случая к случаю в разлуке, больше раздражали, нежели снимали жар. Нужда она и есть нужда. Хотел Катеньку свою иметь и перед глазами и на груди, хотя бы в качестве портрета. И ей послал свой с прядью волос. Подарил ей с полной уверенностью, что сей подарок придётся Кэт по душе.

Меншиков, увидев такой же на стене питербурхского домика, с трудом оторвав взгляд, оскалил в улыбке зубы:

— Мин херц, неужели ж так хороша и сладка?!

— Поскалься мне ещё! — погрозил кулаком Пётр. — Прелестнейшее из созданий, само упало в мои руки, как манна небесная. Зацепила она меня. Жить без неё не смогу. По сердцу хочу рядом с собой бабу. Имею право?!

— Имеешь. Но больно всё ладно, да красиво. А вдруг это старый бабий фокус? — пряча отчаяние проныл он. Из выкаченных глаз царя ударили молнии. Поймав недовольный взгляд Петра, пошёл на попятную. — Молчу, молчу… Позволю себе заметить, что как скрутим шведу башку, ты себе сможешь разрешить всё. Это я пленник обстоятельств. Как не крути, а всё равно придётся жениться на деньгах! Мне нужна в жёны родовитая и желательно из самого старинного рода. Лучше чтоб не крокодил. Но я не в обиде, мне власть дороже бабы. Я любовь не понимаю. Господь создал баб с одной целью — быть полезными мужчине, вот я и использую их по своему прямому назначению и ничто не заставит меня отступить от этого правила.

Алексашка замолк, а Пётр отмахнулся:

— Не насмешничай, балабол. Как погляжу, ты неисправим! Ну тебя. Опять пузыри пускаешь, а мне лапти плетёшь.

Алексашка поднял свой скользнувший по портрету взгляд на царя и пойманный цепким оком Петра засуетился:

— Глупости… О тебе пекусь. Думай что хочешь. Вообще-то ты мог бы понять моё отношение к этому предмету… Если б наш брат знал, на какие уловки способен изобретательный ум женщины. Бабы, алчный народ. Красавицы, наметившие жертву способны на такое…

Пётр, перебивая его красноречивый бред, рассмеялся. Это предупреждение Меншикова уместно и оправдано было бы в любом другом случае, но только ни с Кэт, которую он помнил от горшка.

А светлейшего злило всё и в том числе смех царя. Подперев рукой подбородок он обдумывал торпедирующие его голову мысли. По правде и сам он на себя злился тоже. Меншиков корил себя постоянно, как это он сам до того, чтоб разглядеть в сорванце девку, не додумался. Девчонка, да ещё та. Совершенно не предсказуемая особа. В ней хватает что хитрости, что философской глубины, да и здравого смысла будь здоров! Эх, если та барышня не была выбором Петра, он бы ради забавы ославил её на весь белый свет. Так ославил, что она мало на что могла рассчитывать. Увлёкшись приятными сердцу думами, он просмотрел хищный взгляд царя. Пётр же, опять заметив шкодливое метание его глаз, кривил рот:

— Какие уж тут глупости, стоит мне упомянуть её имя, как ты начинаешь хмуриться, метать искры. Или сам меня глупыми вопросами забрасываешь. Выбрось из головы, она мне детей рожает. Меня любит, я люблю… Она прочно вошла в мою жизнь. А у тебя одна дурь. Надеюсь у тебя не настолько дурной нрав, чтоб толкать мне палки в колёса или ещё глупее — тягаться со мной.

Он не мог помыслить, что фаворит ослушается и всё может быть иначе. А пугал от соблазну, для своего собственного успокоения… Чтоб бес того не путал и ругни меж них по сему предмету не было. Алексашка увлекающаяся натура. И, если на что положил глаз — будь то драгоценность, оружие, лошадь или просто кубок — костьми ляжет, а добьётся. Они выразительно уставились друг на друга. У Алексашки задрожали губы и он торопливо закусил их.

— Может и так государь! От тебя ничего не скроешь, ты читаешь мои мысли. Я ж ни-ни просто любопытно…

— Чего тебе любопытно, прохвост?

Пётр раскурил трубку и, заложив нога на ногу покачивая перед носом Алексашки, ждал ответа. Тот покашлял и изложил:

— Интересная же баба под рукой была, а мы просмотрели… С чего-то началось у вас?

Пётр, затянувшись и выпустив дым, сдерживая смех, хрюкнул. Глаза его смеялись. Щёки тоже дулись от смеха.

— Естественно. Только не про твою то честь.

— Я обещаю, что буду предельно осторожен.

— Вот и хорошо. Я тоже надеюсь на это! — он пощипал ус. Его палец смотрел в потолок. — Учти! Так-то, светлейший! О, что там?!

Пётр прислушался, за стеной нарастал гул. Меньшиков тоже насторожился. Звуки и голоса становились отчётливее. Денщик, сообщив о прибытии гостей, поклонился собираясь уходить. Меншиков остановил его вопросом: — «Кто?» Деловой малый с важными нотками ответил, что, скорее всего, офицер, но карета царская. Меншиков откликнулся, чтоб звал. Денщик вопросительно взглянул на своего хозяина. Пётр промолчал, но недовольно поднялся. Вышел. Меншиков бубня потащился следом. На крыльцо входила топая ботфортами пропахшая пылью в мужском костюме Кэт. О ногу била шпага, в руке она держала шляпу. Факелы выхватили заляпанную дорожной грязью кожаную карету, украшенную чеканной росписью русских умельцев.

Её испытывающий взгляд остановился на Петре. Ничего не понять. Рад? Нет? В её глазках насторожённо запрыгали огоньки: «Что он скажет? Обрадуется или нет?»

Пётр ошеломлённо уставился на неё и, машинально посасывая трубку, молчал. Значит, говорить ей. Чопорно поджатые очаровательные губки против ошеломлённого лица царя и злого взгляда Меншикова: «Понятно, хоть какое-то развлечение! Но лучше б она не добралась сюда». Прошествовав мимо светлейшего, она склонилась перед царём в почтительном поклоне и махнула шляпой.

— Извините, ваша светлость, я не вовремя?… Мне уехать?… Мне б не хотелось непрошенной гостьей врываться в ваш дом! — Пётр по-прежнему молча таращил глаза. Она волнуясь продолжила:- Питер, извини меня за назойливость, но я скучала так, что не смогла быть вдалеке от тебя. Я не могла жить только прошлыми воспоминаниями, сновидениями или мечтами, я должна была видеть тебя. Велишь, мешаю, я тотчас уеду. Но я уже счастлива, что увидела тебя, услышала твой голос. Я ехала гонимая надеждой… Но если ты занят и нельзя я не обижусь…,- объявила она тоном, в котором звучала глубокая решимость.

Она волновалась. Он молча встретил её восторг, и у неё отхлынула от сердца жизнь. Обычно при встрече суровость холодного и сдержанного выражения его лица смягчала улыбка, но в этот раз её не было. Молчал же царь от изумления, а не от неудовольствия. Вопрос: «Как она пробилась к нему, это же опасно!» — лишал его разума. Когда к Пётру вернулся дар речи. И царь, придя от такой неожиданной радости в себя, взяв её руку, сжал в своей, сказал: — «Тебя послало мне само провидение!». Потом, качая головой, развёл ручищи, стиснул её в объятиях, на глазах поверженного таким фокусом (царь милуется с отроком) денщика и, отойдя от жадного поцелуя, заказал баню и еду. Тот, не хилый детина, оглядываясь и спотыкаясь, отправился выполнять поручение царя. Пётр же посмеиваясь на озадаченного малого, взял пальчики девушки в свои, подержал пожимая и, забрав в ладонь, повёл Кэт в дом. Улыбка сползла с её лица при виде топавшего за ними Меншикова. Он стоял подбоченясь, положив руку на рукоятку шпаги. Его насмешливый взгляд колол её. При приближении слегка поклонился. Ответила чем-то вроде реверанся. Алексашку она недолюбливала. Он не раз пытался навязаться с разговором. Кэт вздёргивая носик и излучая презрение аккуратно уходила из-под обстрела этого ловкого мужика. Открыто он действовать не решался, а она притворялась не понимающей. Меншиков же немало удивлённый её нежданным появлением был тоже весьма недоволен. Увы, Кэт забирала то время, что мин херц провёл бы с Алексашкой. Опять же его сейчас выпрут не оставляя ни времени ни возможности на удовлетворение любопытства. Досадовал, но держался спокойно-насмешливо. Встретил низким поклоном проводил тоже кланяясь. Спина перед этой мартышкой не отвалится.

Пропустив Кэт мимо себя в гостиную, Пётр воззрился на Меншикова, положив руку на его плечо, улыбаясь предложил убраться. Тот ухмыльнулся, пожал плечами и, не скрывая не удовольствия, усмехаясь в ответ, расшаркался:

— Надеюсь, вы меня извините, если я покину вас и отправлюсь домой, — кинул он в открытую дверь гостиной.

Чрезвычайно неуместные и никому не нужные слова. Его, естественно, извинили, топай.

Кэт пока Пётр разбирался с Меншиковым, огляделась. Дом не был большим, но обставлен с хорошим вкусом и деловым подходом хозяина. Гостиная была отделана в совершенно петровском стиле. Ничего лишнего: мало мебели и та прочная и массивная. Зато горел камин. Он делал жильё уютнее и теплее. На этих проклятых болотах огонь и в жаркий день не помешает. В углу стоял якорь, подумала, что было бы странно, если б его тут не было. В спальне нашла ещё один свой портрет. Значит, помнит всегда, бальзамом упало на измученное сердце. На этом и застал её Пётр. Милая, немного виноватая, немного растерянная улыбка, предназначенная только ей, плутала на его лице. Как мало было в России людей видевших её у царя. И это малое количество сразу изменяло о нём своё мнение. Нетерпение зашкаливало. Развернул, нетерпеливо прижал к себе. Долго мял и целовал. В безумии рухнул на постель… Потом, пряча улыбку показал ей медальон на своей груди с её портретом. Кэт была счастлива. Просила написать и подарить ей его портрет… Он, осыпая поцелуями её лицо, обещал. Ей захотелось посидеть с ним у камина. Он, завернув её в простыню, вынес и усадил в кресло. Она попросила не слишком близко к камину, потому что указала на поленья, которые желала видеть горящими. Он исполнил. Подбросив в огонь поленьев, заметил: — Так нравится? Она удовлетворённо кивнула. А он налив им в кубки вина опустился рядом с ней. Они сидели так близко, что представляли одно целое. Её чёрные кудри спадали на плечи. Он улыбаясь осторожно словно к зеркальной прикоснулся к её белому плечу выглянувшему из-под простыни. Погладил спадающие в беспорядке волосы. Дотронулся до завитка на виске. Живые глаза горели звёздочками. Маленькие губки манили сладкой росой. Как это здорово быть с кем-то одним целым. Он потянулся к ней пытаясь слизнуть на губке застывшую каплю… Но поскрёбся денщик. Сказал о бане. Пётр, поставив недопитый кубок на пол, поднял драгоценную ношу на руки:

— Катенька, ты не представляешь, как я рад твоему приезду.

Она, поглядывая на него сквозь полуопущенные ресницы, думала о том, что чтоб там не случилось и не ждало её впереди, а судьба положила на весы Кэт самого обаятельного мужчину и безумно сильного мужика. Она понимала, что быть с ним рядом женщине не так просто, но он ставящий выше своей жизни дело, нужное России, стоит того. Таких единицы и ей простой смертной выпало быть полезной одному из них.

Через день, она появилась на улице города с красиво причёсанной головкой, лицом обрамлённым тёмными вьющимися волосами, лёгкой шляпке с цветами и лентами, хорошенькой фигуркой затянутой в платье до локтя руками затянутыми в перчатки, со спадающими на них кружевами и в разлетающихся от морского ветерка шёлковых юбках. Она была хороша, Пётр был доволен, но вот ей самой как-то не приходило на ум воображать слишком много о своей внешности. Аккуратно выставляя маленький башмачок рядом с его ботфортом, она гуляла под руку с Петром. Хотя гулять-то особо было негде — кругом болота да вода. Он, гордо и властно неся обдуваемую ветрами голову, хвастался городом. Показал строящийся царский дворец, куда обещал с ней перебраться. Сам он жил в царском домике и спал там, где ночь застанет. Прогулял до места, где напротив Петропавловской крепости вставал почтовый двор, с галереями вокруг. Пётр надеялся пока не построится что — то более подходящее проводить там ассамблеи. Завернул на шедшее к концу строительство губернаторских апартаментов и в немецком стиле, островерхие, апраксинские палаты. Шутя ознакомил со своим главным по городу приказом — небрежение к огню. Боялись пожара. Царь приказывал, около судов и галер огня не держать иначе быть битыми. Жили в страхе государевом и божьем. Кэт, поймав его лукавый взгляд, усмехнулась. Знала, когда торопились то и по ночам у кораблей зажигали в бочках огонь — работали всю ночь. Показал под яркой вывеской весёлую астерию. Там как всегда было накурено, но звон кружек прекратился с её появлением. Удивлённые глаза, плавающие улыбки встретили её. Пётр ухмыльнулся и потянул её назад. «Посмотрели и будя!» Он рассказывал и показывал ей всё, что успел настроить на берегу Невы. Кэт внимательно слушала, смотрела, восторгалась и без устали хвалила его. Его мысли и мечты мчались вперёд с такой уверенностью и скоростью, что Кэт еле успевала ухватывать их нисколько не сомневаясь, что они будут им воплощены. Она слушала как трещит лёд, как ледяные глыбы наползают друг на друга и думала, что вся Россия вот так под его рукой ломается и несётся вперёд. А он шествовал дальше. Пётр не мог не отвести её на верфь. Она знает, что её заложили раньше города на год. Пётр тогда ликовал. Кэт видела, как на стапелях без устали стучали молотки. Росли как грибы кирпичные заводы. На валах пушки. Делают корабли, строят город и отбиваются от шведа. Пётр широко улыбается: быть граду вторым Амстердамом, если, конечно, Бог продлит жизнь и здравие! Обещал завести сады наподобие венского или версальского. Следующий просмотр учинили Адмиралтейству. Оно — стержень всех дел, раскинулся на невском берегу. Три стороны его застроены мастерскими, кузнями, складами, четвёртая — повёрнута к Неве. Адмиралтейство опоясывает широкий вал с рвами, через которые были переброшены подъёмные мосты. Пётр, указав на прорывающих каналы землекопов, объяснил ей, что делается это для подвоза к складам припасов. Потом был берег. Из-за мыса выходили, ощерившись орудиями, стремительные галеры. Плеск многоцветных вымпелов рябил в глазах. Длинные греби, притягивая взгляд, с силой вспарывали водную гладь. Она восторженно взглянула на Петра. Глаза её сияли чистотой и топились от нежности и понимания. Он, положив руки ей на плечи, развернул к себе и, заглянув в её глаза уже без улыбки, волнуясь спросил: