Меншиков зная, что бой будет жестоким, (Чечелю нельзя уступить, а Меншикову надо войти) просил Чечеля выпустить гражданское население. Но наёмники не сделали этого, пытаясь тем самым оттянуть время, втянуть Меншикова в переговорный процесс и прикрыться женщинами и детьми, как щитом. Не свои чай, не жалко. Но у Светлейшего не было времени на сюсю — мусю. Швед рвался за пушками и провиантом. Он понимал: здесь решалось будущее битвы со шведом. Но уж больно не прост вопрос. Время тикало, Светлейший ломал голову. Крепость взять было не так просто, но Меншикову помогли друзья Кочубея. Да и слишком много людей ненавидело Мазепу. Опять же своих, что служили Чечелю прикрытием жалко. Причин для такого учинку было завались: самодурство, жестокость, жадность, растленность, оргии гетмана и его польского окружения. Полковник Иван Нос, знавший тайный ход в Батурин, провёл отряд. Разведчики, проникшие в крепость, открыли ворота и опустили мост. Припасов было столько, что несмотря на вольную раздачу «Бери сколько унесёшь», много оставалось. Помня наказ Петра: «Шведу достаться не должно!» Меньшиков сжигает город. Превращая его в пепел. Естественно, штурм принёс большие жертвы и среди мирного населения. Оставшихся в живых жителей выгнали в другие земли. Замок на болотах уничтожили с особой беспощадностью, не оставив камня на камне, мужчины, чьи жёны, дочери, невесты держались тут в наложницах и приняли бесчестие или мученическую смерть здесь… Рассказывали, что животных участвующих в этих оргиях резали на куски, забывая, что это только инструмент развращённого мозга Мазепы. Но такое их было горе, и таким была ненависть к мерзкому старику… От замка в Гончаровки камня на камне не осталось. Войска Петра сравняли его с землёй. Кенигсена взяли тяжело раненным, Чечель убежал, но его поймали и привели к Меншикову сами казаки. Вот так любили и уважали Мазепу соотечественники.

Пётр переживал такую измену в канун войны, а зря. Изменой это не было. Ведь что такое измена? Это нарушение человеком присяги, родине, интересам, переход на сторону врага, можно продолжать до бесконечности, но это не касается Мазепы. У этого человека не было родины, не было семьи. Он был сам для себя и мог жить и родиться в одном месте, а служить там и тому, кому выгодно. Его присягам и кресту, которым он осенял себя, нельзя было верить, потому что сделать ему это было, как плюнуть всё едино кому, лишь бы с выгодой. У него не было единой веры. Он был православным меньше чем католиком и аллахом не брезговал. Его никогда не заботила Малороссия, как родина и её культура, как малоросская тоже. Он тащил и признавал всё польское, турецкое и европейское в высшие слои, а нижние, держа в темноте на правах рабов, подпитывал местными идеями. Так проще управлять быдлом. Все кто был у него пишут, что вёл дом он и приёмы на польский манер, а не на малороссийский, любил турецкое. О какой национальной гордости можно говорить, о каком уничтожении малороссийского языка москалями можно рассказывать, когда он тогда мало отличался от старороссийского, корень-то один, разве что засилием польских слов пестрел. Мазепу нельзя упрекать в измене, это его сущность, стиль жизни, он не мог не изменять, потому что измена — это его стержень. Это он сам и есть. В нём каждая клетка была нашпигована этим, от рождения и до смерти. Он изменял и в малом, и в большом, он этим богател и развивался. И совсем не патриотичны мотивы толкнули его к Карлу, а «корона» и страх. Никакое новое мышление сколько б не рассказывало сказок не заставит видеть в Кощее Бессмертном красавца и рыцаря. Весь поэтический его образ выдумка романистов, писателей и поэтов, а так же фантазии романтических натур, которые в чём угодно видят гонение на свободы и мчат воевать за свои идеалы неведомо куда. Много звенели и писали, оправдывая в первую очередь вместе с ним себя, сбежавшие с ним единицы. И что ж с того? Малороссия без них не пропала, такую потерю пережила.

А что ж Мазепа? Гетман, добравшись до лагеря шведов, рассылал свои «универсалы», но малороссы остались равнодушны к ним. Цену той писанины они знали. Это лучшее и сильное доказательство против сказки о безмерной любви народа к Мазепе. Не было такого.

Для Карла и Мазепы уничтожение Батурина стало сильным ударом. До этого оба хорохорились. После приходилось считаться с реальностью. Падение Батурина стоило шведам армии. Недостача тёплой одежды, на которую они рассчитывали в холодную зиму забрала три тысячи солдат. Недостаток фуража и питания породили болезни. Пётр же забрал себе пушки и снаряды, после чего русские имели перевес в артиллерии, в том числе и 13 конных орудий. Продовольствием и одеждой благодаря запасливым стараниям Мазепы они тоже не были обижены. Наверное, это тоже внесло всё свою лепту в исход битвы под Полтавой.

После измены Мазепы прошло восемь месяцев. Малороссия встретила шведов в штыки. Заверения гетмана Карлу насчёт хлеба и соли и благодарность за освобождение от москалей выявились пустыми. Чужак швед вероломно пёр в их дома, сиречь был враг, следовательно, мальчишки и те знали, что его следует бить. Даже простые люди собирались отрядами и подкарауливая били шведов, вылавливали посланцев от Мазепы и Карла и волокли их к царскому войску. В тех посланиях к казакам, он слезливо объяснял, что его предательство вовсе не предательство, а торбота про них, их семьи и неньку Малороссию и уж никак ни про свой сундук. Его изощрённый план не работал. Мазепа устал оправдываться перед Карлом за своих оказавшихся такими бестолковыми соотечественников. Оба потихоньку разочаровывались друг в друге. Карл в том, что переоценил Мазепу. Мазепа в непобедимости короля. А тут ещё одно поражение шведов за другим. Меншиков разбил шведов в бою под Опошней. Русские успешно атаковали наблюдательный отряд генерала Росса. Затем последовала опять успешная операция в помощи осаждённому гарнизону Полтавской крепости. Карл взбешён. Мазепа не меньше. Он посылал характерников вырезать русский кордон и находившихся там тех казаков, что остались с Петром. Само собой погибли все жители, считающиеся Мазепой предателями. Те кто видел это, говорят картина была ужасной. Искалеченные трупы, трупы… В ответ Пётр поручил Меншикову уничтожить Запорожскую сечь. Тот выполнил. Око за око. Очевидцы тоже рассказывали о страшном. А Пётр лупил кулаком в стену:- «Чтоб не повадно живодёрничать было». Смекнувший же чем пахнет гетман, пытается дать задний ход и посылает в лагерь Петра, тайно от шведов, полковника Апостола. Молчок. Ни Апостола, ни ответа. Следом он гонит цирюльника Шишкевича. То же самое. Затем отправляет полковника Галана. Ни ответа, ни привета. (С чего бы так ныть-то, если он идейный борец, а?) Обещал он ни много ни мало, а передать в руки царя Карла с генералами, естественно, в обмен просил опять гетманство. Услыште те, кто хочет слышать. Гетманство вымаливал. Уже это даёт ответ тем, кто будет радеть за «святые планы и намеры» Мазепы. Вся его святость — это он сам, а его планы — корона. Пётр посмеялся над такой прытью. Мазепа ему больше не нужен. Зачем царю мерзкий старик, если гетман у Малороссии есть и стоит он, Пётр, в пяти шагах от Карла. Вон они войска сверкают саблями, страшат пушками, качают пиками под его рукой. Здесь все и русские и малороссы, в одном строю готовые постоять за матушку Русь. Она родимая, родина и Москве и Киеву. И чтобы не врали потом, было так. Казаки целовали землю и знамя, и клялись умереть за отечество. А посольство Мазепы всё осталось с царём отказавшись возвращаться. И это ещё до Полтавской битвы. А ещё Пётр вспомнил про Палия и повелел вернуть его из Сибири. В чём собственно его вина? Неужели любовь к своей родине можно считать злодейством? Повинился, обнял старика, поставил от себя по правую руку, но тот попросился к своим казакам. Царь понял его и разрешил. Палий участвовал с царём в Полтавской битве. Вот уж при ком, не уничтожь его Мазепа, Малороссия стала бы сильной автономией и имела габаритного, уважаемого народом гетмана. Человек глыба, радеющий душой за страну и народ, ни панам, ни гетманам не давал спуску. Понятно, что кое — кому невтерпёж заиметь героев, только ищут они их не там. Возьми список всех уничтоженных Мазепой и поймёшь, что все они сильные и габаритные фигуры, способные принести Малороссии процветание и добро. Искренне любившие малоросскую землю. Многие историки, получив команду «гав», с одухотворёнными лицами ищут корни украинцев в японской нации, ставят памятники казацкой победе над русским царём под Конотопом и с остервенением стирают с лица земли и из памяти людей памятники победителям над гитлеровскими оккупантами. Не просто стыдно. Гадко! Мерзко! Позорно!

Если уж говорить о национальной идее и её приверженцах их было немало. Даже в этот период: Петро, муж племянницы Кочубея, сам Кочубей, полковник Палий и много других, любивших свою землю мужей, но Мазепу из их числа можно убрать. Идеи в нём возникали только ради самого себя. И рассказывать о том, что он переметнулся к Карлу потому что разглядел «не щирость» московского царя — смешно, а «щирость» шведского он успел рассмотреть?

Часть 3 Быть или не быть Земле Русской?

Заморские послы не раз говорили, что московитам свойственен редкий дар схватывать на лету всё чужое. Они просто не знали, про другой их дар: делать его своим. Пётр многому у них учился, но шёл своим путём. Он отступал, доводя до бешенства Карла, до тех пор, пока не набрался сил и не выбрал удобные позиции. Получается: он выманил войну в поле. И вот он этот бой, к которому рвался Карл, не за горами. Они стоят друг против друга. Идёт подготовка с обоих сторон к решающему сражению. Наконец-то неугомонный швед получит его.

1709 год. Северная война. Пётр стремится отвоевать у шведов выход к Балтийскому морю. Решительное сражение. Две армии сходятся под Полтавой. С одной стороны русская армия во главе с Петром I и с другой армия шведского короля. Рядом с Карлом стоял Мазепа. Естественно, на проигрыш он не желал рассчитывать. Отказ Петра принять его назад не оставлял Мазепе шанса. Выиграть, выиграть, — шептали сморщенные старостью губы. Да, они, с Карлом, надеясь на победу, поделили уже Московию по-братски. Однако не всё желаемое свершается. А Пётр отдаёт приказ — добыть его живым. Доставить изменника к нему на очи.

В Белокаменной шли скорые сборы. Свистнув ухнул бич, экипаж плавно заскользил по укатанной дороге. Кэт мчала из Москвы. Не в золочёной карете и дорожном платье с кружевами, а в мужском костюме. Только не верхом, а в карете. Она знала, как Пётр будет мучиться сейчас по ночам. Навалившиеся думы не просто замучают его, а вытянут много сил, нужных в такой трудный час на другое. Ей надо успеть, перебрать часть его тревог на свои плечи. Так и было. Он подолгу лежал бревном, уперев глаза в темень, вскакивал, будил Меншикова или генералов, ехал с ними просматривая местность. Так в паре с грызущей тоской, по капле цедилось время. Возвращался на рассвете, падал в подушки, дремал аль нет не разобрать. Вот Кэт и спешила. С ней он будет спать. Пусть сон тот будет беспокойным и мучительным, а всё же сон. Страхов было много, но рискнула. Не было ни малейшей трудности в том, чтобы незамеченной добраться почти до цели. По киевскому шляху тянулись обозы с амуницией, провиантом, фузеями, палашами. Гнались табуны лошадей. Шли и шли колонны пехоты и новобранского капральства. На постоялом дворе стала свидетельницей того, как двое господ в присутствии дам говорили мерзко о ней и Петре. Если б они знали о её присутствии, то возможно прикусили бы свои языки… Грешна, не удержалась. В одно мгновение из скромной барышни, она превратилась в фурию. Проходя мимо, она заверила их, что сможет им помочь и, придвинувшись, ловко влепила болтуну пощёчину. Так ловко, что щека точно кусок мяса отлетела, а парик сполз набок. Ошарашенные джентльмены схватились за шпаги. Сопровождающие Кэт замерли от ужаса. Она ж выказывая спокойствие, сняла шляпу, распустила волосы и объявила болтливым господам, что к их услугам. Офицеры тут же бросились ей на помощь. Но господа, напялив свои шляпы и поправив парики, начали оправдываться и, придя немного в себя, пятясь точно раки, испарились. Оно и понятно — от греха подальше. Ошибиться и не узнать они не могли — Катерина. Отойдя от горячки, она извинилась перед сопровождающими за своё слишком бурное поведение, но по всему было видно, что ни капли не раскаивается, как будто это было в порядке вещей. Объяснить ей неправильность такого поведения оказалось делом зряшным и безуспешным. Чтоб быть уверенными, что продолжение ссоры исключается, ночь были на чеку, однако всё обошлось, и попыток расправиться не последовало, а утром путники продолжили путь. Слава Богу, обошлось без погони и стрельбы.

Пётр её приезда не ожидал. Но глаза сияли. Внимательно вглядевшись в его лицо, она отметила в нём следы усталости. Не сдержавшись обеспокоенно спросила, хорошо ли он себя чувствует? Царь отмахнулся — не до себя, но спохватившись заверил её, что лучше, чем сейчас, он себя никогда не чувствовал. Естественно врал. Болели голова, спина и тянули почки. Кэт разделила с Петром его военную судьбу. Она знала, что именно здесь решится судьба России, а значит, и Петра. Вот и хотела в такую минуту быть с ним рядом. На ней, как и в прежние времена был мужской костюм — гвардейский мундир. Кроме Меншикова, и пребывших с ней офицеров, о её присутствии не догадывался никто. Родившуюся в феврале 1708 году дочь Анну она оставила на надёжных людей. Сама же по исполнении ею года отправилась к Петру. Петра в связи с её приездом разрывала радость и страх. Но запретить он не смог, она всё сделала по-своему, а у него не хватало сил отказаться в такой момент от её присутствия рядом. «Хорошо! — сдался он. — Только сделай милость, не волнуйся по каждому чиху». Кэт обещала. Так рядом с ним потекли её непростые будни. Почувствовав, что беременна, Петру, чтоб не отправил в Москву, не сказала. Просто сказавшись больной почаще ложилась отдыхать. Хитрость прошла. Занятый войной Пётр просмотрел её состояние.