Женщина в шубке закурила. Я смотрел, как она нервно стряхивает пепел, на крошечную оранжевую точку, погасшую в луже; как прикуривает новую сигарету. Ее смятение было очевидным. Может, предложить подвезти? А по пути расспросить? Но моя машина хорошо просматривалась с остановки, и если сейчас подъехать к незнакомке, то она вряд ли примет мое предложение. Более того – это вызовет подозрение, и она опять растворится в ночи.

Прошло минут двадцать, а я никак не мог ни на что решиться. Наконец женщина, видимо, поняв, что городские транспортники закончили работу, еще раз перешла дорогу и села в «Вольво». Она сразу включила зажигание, и автомобиль медленно отъехал от тротуара. И я, не без труда развернувшись, отправился следом за ней, старательно выдерживая дистанцию, поскольку старая «Волга» не лучшая машина для слежки. Я полагал, что таинственная Евина родственница поедет по известному адресу, но на следующем перекрестке она свернула в другую сторону. Я притормозил, чтобы дать ей возможность оторваться от меня, предполагая, что моя громоздкая машина заполнила собой все зеркало заднего обзора «Вольво». На центральных улицах при интенсивном движении такое преследование еще могло остаться незамеченным, но в переулках мой реликт уж слишком бросался в глаза.

Через некоторое время черный автомобиль выехал на широкую улицу. По-моему, мы оказались где-то на Васильевском острове. Потушив фары своей машины, я сбавил газ. Задние огни автомобиля Панкина светились передо мной, мы ехали друг за другом на безопасном, как мне казалось, расстоянии. На перекрестке женщина притормозила и повернула направо, на уютную улочку, по обеим сторонам которой горделиво красовались старинные особняки. Она ползла на минимальной скорости, из чего я сделал вывод, что скоро мы прибудем на место. Действительно, несколько минут спустя черный автомобиль остановился возле здания, расположенного как бы в уличной нише. Его окружало плотное кольцо деревьев, собственно, и образующее эту нишу. Летом зеленая стена, вероятно, заслоняла спрятавшийся дом от любопытных глаз. Я встал в глубине этого закутка, в пятидесяти метрах от преследуемой машины, выключив фары. Здесь было довольно темно. Небольшое пространство перед входом в здание освещалось только горящими на всех этажах окнами и одиноким фонарем неподалеку.

Я думал, что сейчас женщина выйдет из машины. Но она оставалась сидеть за рулем. Сквозь затененное заднее стекло машины Германа я еле различал смутный силуэт. Я опять включился в режим ожидания. С кем же надеется встретиться здесь эта элегантная дама в чужом автомобиле? Ведь кого-то она поджидает. Все же вряд ли она сама была с Германом в момент трагедии. Когда я появился на лестничной площадке перед квартирой Панкиных, она оттуда выходила. Теоретически ей вполне могло хватить времени вернуться с места аварии, пока я давал показания в отделении, но тогда, если б она была свидетельницей происшествия, она бы узнала меня, когда мы столкнулись у дверей квартиры. А я запомнил ее абсолютно безразличный взгляд, которым она меня удостоила. Она смотрела сквозь меня. У красотки, безусловно, есть сообщник, или, скорее, она сама была сообщницей некоего господина Х, который старался испортить жизнь семейству Панкиных. Вот он-то и был рядом с несчастным. Затем он потихоньку смылся и… Нет, хватит придумывать новые версии. Я убедился, что они ни к черту не годятся. Мне остается только ждать и наблюдать. Что-то обязательно должно произойти.

Поскольку я выключил мотор, стекла моей натрудившейся за безумный день и вечер «Волги» начали запотевать. Время от времени я протирал ветровое стекло тыльной стороной ладони. Недалеко от того места, где я стоял, показалась развеселая компания. Пьяный смех и крики долетели до меня. Одна из девиц выбежала на хорошо освещенную дорогу и принялась выделывать замысловатые па, хлопая в ладоши, отбивая ритм. Странно, но это была единственная компания, проплывшая по улице. Спокойствие и тишина вокруг как-то не сочетались с празднично-новогодней атмосферой. Даже петарды не взрывали. Может, еще не настало время, еще не закончилась застольная пора?

«Вольво», казалось, дремал. Насколько я мог видеть через стекло его заднего окна, женщина в салоне не шевелилась. В силуэте, склонившемся к дверце, в его нечеловеческой неподвижности, было что-то от призрака. Подобно инфернальному персонажу из рождественской фантасмагории, он материализовывался в женском обличье то у дверей квартиры, то на бульваре под окнами дома, то из позднего пустого автобуса и исчезал, словно ночная виллиса. Не заснула ли сидящая за рулем? У меня не было в том уверенности. Зато я чувствовал, что вот-вот засну сам, вымотанный изнурительными гонками. Чтобы избежать предательской дремы, я бесшумно опустил боковое стекло и выглянул наружу. Опять пошел дождь, льдистые капли короткими очередями били мне в лицо через открытое окно, но этот душ слегка взбадривал. Может, в окруженном деревьями здании проходит какой-то прием – на махоньком пятачке перед входом я заметил несколько автомобилей. И, может, дамочка приглашена на него. Она ждет кого-то, чтобы вместе отправиться туда. Этот кто-то – сообщник? Внутренний голос подсказывал мне, что ключ от всех загадок был в руках у пресловутой Евиной родственницы. Она должна знать о причине телефонных звонков, о сообщении, а возможно, и о том, что означает найденная мной ампула в контейнере для льда. Стоило, конечно, сейчас задать ей парочку вопросов. Но она возьмет да и пошлет меня подальше. И в участок тащить ее пока не с чем. Нет, без неопровержимых доказательств ее причастности к преступлению мне думать о таком не следует.

Вдруг я увидел, как открылась дверца «Вольво», и женщина ступила на тротуар. Она вглядывалась в здание, словно не решалась войти туда. Но все-таки сделала несколько неуверенных шагов по направлению к дому, постояла перед дверью, посмотрела на часы и зашла внутрь. Радуясь, что тягостное ожидание закончилось, я вылез из машины и двинулся за красоткой. Когда я подошел ближе, моему взору предстал широкий портик перед входом в здание, ярко освещенный фонарем оригинальной ручной работы.

Потоптавшись у крыльца, я собрался с духом, чтобы проникнуть на прием. В этот момент дверь распахнулась, из нее буквально вылетела все та же женщина в расстегнутом манто. Я едва успел отскочить в сторону. На долю секунды ее лицо оказалось в световом фокусе, и я заметил искаженные страхом черты. Она кинулась к черному автомобилю, села за руль, и «Вольво» вихрем сорвался с места. Все произошло молниеносно! Опомнившись, я сломя голову бросился к «Волге». Но пока усаживался, пока возился с зажиганием, машина Германа скрылась из виду.

На всех парах я помчался на поиски «Вольво», притормаживая у каждого перекрестка, чтобы оглядеться вокруг, но нигде не видел знакомых огней. Я рыскал вокруг этого квартала, как сумасшедший. Тщетно! Я потерял женщину, которая могла бы помочь раскрыть загадку дела о наезде. Чтобы найти ее, мне оставалось лишь одно: вернуться в дом, из которого она только что выбежала, и расспросить его обитателей о недавней посетительнице. Это мне совершенно не улыбалось, но другого выхода я не видел.

Особняк производил впечатление пустого, несмотря на свет и автомобили во дворе. Промелькнула мысль: войду внутрь, а дом окажется пуст, как гнилой орех, и я найду там лишь обломки рухнувших перекрытий. Я нажал на металлическую кнопку, но звонка не услышал. Тогда я толкнул тяжелую дверь и вошел. Мне открылся вестибюль, выложенный бело-розовой плиткой, уставленный зелеными растениями. В глубине его возвышалась небольшая елка, увешанная электрическими лампочками и странными ангелочками на крылатых лошадях, что придавало ей ярмарочный вид. Запах здесь был какой-то подозрительный – так пахнет в больницах. Справа от входа стоял вытянутый в длину полукруглый стол, на котором светился включенный компьютер; слева – пухлый кожаный диван, рядом журнальный столик с креслом. Из кресла поднялся высоченный охранник, который до моего вторжения просто пялился в экран плазменного телевизора.

– Я… э-э-э… прошу прощения… э-э-э, – затянул я, посматривая то на самого охранника, то на внушительных размеров кобуру, пристегнутую к его поясу. – С Новым годом. Мне нужно… э-э-э… кое-что узнать.

Колоритный страж был первым человеком, с кем я говорил в новом году. Хотелось бы надеяться, что последующие триста шестьдесят пять дней мне не придется так заикаться.

– Что узнать? – грозно спросил он.

– Можете вы сказать мне, что это за дом?

Колючие глазки с подозрением ощупывали меня. Уже третий человек за последние сутки сомневался, наверное, в моей вменяемости. Я заторопился объясниться:

– Понимаете, недавно отсюда вышла девушка в черной шубке. Мы собирались вместе встретить Новый год, но поссорились. Я ревновал ее и… следил за ней. Она так поспешно уехала, что я не успел и… Что это за дом? – беспомощно закончил я.

– Ну, частная клиника. И что?

Меньше всего я готов был услышать это. Чувствуя, что хмурый охранник сейчас выдворит меня, я понесся на волне вдохновения и отчаяния:

– Умоляю вас, скажите, что хотела эта девушка? Я так ее люблю! И она меня тоже. Я боюсь, как бы она не выкинула какую-нибудь глупость.

Охранник усмехнулся:

– Она искала не тебя, приятель.

– А кого?

– Вот скажешь такому, а потом неприятностей не оберешься.

– Умоляю вас… – Мне так нужно было это узнать, что, видимо, выглядел я очень достоверно.

– Одна-а-ко! – со злорадством протянул долговязый тип. – Нервишки надо лечить!

Достав бумажник, я протянул ему купюру. Похоже, вся моя зарплата, которую я утром снял с карточки, пойдет отнюдь не на новогодние развлечения жены и сына.

– Вообще-то не положено, – буркнул охранник и торопливым движением засунул бумажку в карман. – Я слышал, она справлялась о каком-то Германе.

– Не может быть!

– Я так слышал. Она спросила у медсестры, не привезли ли вечером человека по имени Герман… фамилию забыл. Вроде он пострадал во время какого-то несчастного случая.

– А дальше?

– А дальше – ничего! Она убежала. Эй, приятель, а с тобой-то все в порядке?

– В порядке, – обнадежил я охранника, но он все же крикнул мне вслед:

– Гляди не грохнись в обморок!

В обморок я, разумеется, не грохнулся, но прийти в себя никак не мог. Что же получается? Родственница Евы возвращается на место происшествия за машиной Германа, следовательно, она в курсе его гибели. Далее она чего-то ждет – сначала на перекрестке, затем в нескольких метрах от клиники. Но, отправившись туда… она просто справляется о Германе. Или против меня в эту ночь был составлен хитроумный заговор с непредставимыми целями, или я сошел с ума и уже много часов просто брежу…

Вопреки собственному зароку не строить больше новых предположений, я принялся именно за это. Итак, после того, как произошел несчастный случай, неизвестный мне господин X спросил, куда отвезут тело. Его могли ввести в заблуждение, сказав, что пострадавшего отвезут в частную клинику. Допустим, в карманах Панкина находилось нечто, что господин X хотел заполучить любой ценой. Эту задачу он поручил родственнице жены Германа. Вполне логично: закон позволяет предъявлять родственникам тело и вещи покойного. Но в такую схему не укладывается простой запрос о поступлении человека в клинику. И непонятно ожидание в «Вольво». Я, конечно, выяснил массу вещей, но по-прежнему не понимал, как все полученные мной удивительные факты согласуются между собой. Ладно, пусть уж в этом разбираются полицейские! Хватит строить из себя Шерлока Холмса, мне давно следовало отправиться в отделение.

Но избавиться от неотвязных мыслей я никак не мог. Из тысячи вопросов особо занимала меня загадка «Вольво». Я не понимал, зачем женщина отправилась за машиной своего… скажем так… любовника. Этот поступок казался мне нелогичным и неосторожным. Или же он как раз соответствовал некоему четкому плану? Чертова машина играла какую-то существенную роль во всей истории.

Словно во сне, где причины, побудившие действовать, меняются вне всякой логики, я уже плохо понимал, зачем опять мчусь в ночи по бесконечной дороге. Так бывает: ты делаешь всего один шаг, самый обыкновенный, такой же, как и все твои шаги в жизни, и вдруг, незаметно для себя, переступаешь границу действительности. Ты остаешься самим собой, живым, бодрствующим, но в то же время оказываешься в чьем-то сне – ну, предположим, своего соседа по спальне в общежитии. И ты все идешь и идешь, уверенный, что ты пленник этого совершенно нелепого мира, хотя и точной копии настоящего, но ужасного тем, что в любую минуту он может улетучиться из головы твоего приятеля, и ты исчезнешь вместе с ним.

Остановившись возле какой-то станции метро, я принялся изучать дорожную карту. Приобретенный месяц назад навигатор по неизвестной причине приказал долго жить, а я пока не удосужился купить другой. Подозреваю, что подсознательно я сопротивлялся покупке: уж слишком резким диссонансом выступал современный электронный прибор с допотопной машиной, и это нарушало органически присущее мне чувство равновесия и гармонии. Через несколько минут я понял, как мне ехать дальше, и все-таки не двинулся с места, с новой силой зажатый в тисках сомнений. Ну, как я буду выглядеть в глазах полицейских? Несчастный «ботаник», погрязший в сантиментах и потому не удосужившийся поставить в известность вдову, вызвавший к ней для безопасности собственную жену, обшаривший зачем-то машину покойного и забравший, возможно, единственное «вещественное доказательство». Ампула! Я совсем про нее забыл! Предположим, Герман был наркоманом. И его возлюбленная, как-то узнав о трагедии, решила забрать компромат. Но для чего она поехала в клинику, ждала столько времени? Нет, не вытанцовывается! И потом – эти звонки, сообщение… А что, если в ампуле содержался не наркотик, а кое-что похуже? Если к какому-то преступлению причастен как раз Герман? Не выдержали нервы, и он бросился под машину. Дамочка – его сообщница, хотела замести следы, изъяв из автомобиля нечто, компрометирующее ее саму. Или, наоборот, подложив туда что-нибудь. Она наверняка была в курсе всех его дел. Раньше мне такое не приходило в голову, поэтому, скорее всего, я мог пропустить некую деталь. Например, шприц, с помощью которого извлекли препарат из ампулы. Обыскивая «Вольво», я не обыскал землю вокруг. Конечно, наивно допускать, чтобы серьезную улику Панкин выбросил прямо на улицу рядом с автомобилем. С другой стороны, у него не было времени на размышления… Так что, вполне вероятно, какое-нибудь свидетельство причастности Германа к преступлению до сих пор лежит на обочине тротуара. Полицейские не сочли нужным осмотреть даже машину, торопясь выпить за праздники и решив, что происшедшее – банальный несчастный случай.