Лана Пиратова - Отдана за долги

Судья начинает заседание. Оглашаются показания. Я не вслушиваюсь. Для этого есть Никита.

— Пригласите Кострову Милану Владиславовну, — произносит судья, вырывая меня из потока бессвязных мыслей.

Стараюсь не подавать вида, но чувствую, что натягиваюсь как струна. От ожидания. Злюсь на себя за это. Но ничего не могу поделать.

В зал входит она. Я не видел ее с той самой встречи в коридоре.

Милана не смотрит на меня. Ровным голосом отвечает на вопросы судьи. А я опять все пропускаю мимо. Потому что вся моя концентрация сейчас только в глазах.

Глядя на Милану, ненавижу себя ещё больше. За слабость перед девчонкой. За желание схватить ее за волосы, сжать пальцами гордо поднятый подбородок, развернуть и одним толчком войти в нее.

Был ли в ней кто-то за это время? Всего один вопрос, а я готов рычать. Даже не получив ответа. Рычать от одной мысли, что чей-то хуй терзал ее. Что чьи-то руки сжимали груди.

Нет, сука. Так не должно быть! Потому что…

— Гражданин Сатоев, — как будто ото сна будит меня голос судьи, — подтверждаете показания гражданки Костровой?

Да я ничего и не слышал. Встаю, чтобы ответить, а сам смотрю на Никиту. Он едва заметно кивает.

— Подтверждаю, — отвечаю уверенно.

Опять смотрю на Милану сбоку. Но она даже не шелохнется. Стерва. Уверен, что чувствует мой взгляд. Поправляет волосы за ушко, прикусывает губу. Но не поворачивается в мою сторону.

Судья отпускает ее и она, так и не взглянув на меня, садится в самом дальнем углу. Взгляд опускает в пол.

Мне дают условный срок. Судья завершает заседание. Никита поздравляет меня, а я ищу глазами Милану. Но ее уже нет.

Сбежала. Сучка. Так и не поняла, что от меня не сбежишь, если мне это надо. А мне надо?

После суда мне кажется, что наша жизнь входит в прежнее русло. Я даже перестаю оглядываться по сторонам, боясь наткнуться на жесткий взгляд холодных глаз.

Прочитав письмо Лейлы, у меня не осталось сомнений относительно того, как поступить. Я получила ответы на многие вопросы. Но одновременно на смену им пришли другие…

Я попыталась взглянуть на произошедшее и на Дамира с другой стороны. Мне показалось, что я поняла его поступки. Нет, не приняла их, но попыталась понять.

По сути, он очень несчастный человек. Со сломанной судьбой. Преданный когда-то и так и не сумевший простить.

Нет, я не оправдываю его. Но кажется понимаю причину.

Что я чувствую? Мне сложно определить это. Я все ещё боюсь этого человека, но память предательски перекрывает все плохое, что он совершил. Перекрывает воспоминаниями о том, что именно он спас меня. Сначала спас мою честь, а потом и жизнь. Как такое может быть?

Если он так ненавидит меня, то почему не дал мне умереть? Зачем спас?

Почему не рассказал следователю обо мне? Ведь если бы я сама не пошла давать показания, то Дамира посадили бы. Почему он решил не говорить обо мне?

Похоже, эти вопросы так и останутся без ответов. Пусть.

Главное, что все возвращается в привычное состояние. Папа работает, я учусь. Мама скоро приедет из больницы.

А я пытаюсь забыть. Вычеркнуть из памяти. И у меня обязательно получилось бы. Если бы он не напомнил о себе.

В один из дней возвращаюсь домой из университета.

— Милана! — слышу требовательный голос отца и, похоже, не совсем трезвый.

Иду к нему в кабинет.

Я права: отец сидит за столом. Перед ним — бутылка виски. Опять?

— Пап, что случилось? — с тревогой спрашиваю я.

— Ну, что, Милана, сделала доброе дело? Я же предупреждал тебя.

Отгоняю пугающие догадки.

— Я был сегодня у Сатоева, — хмуро говорит отец.

Хватаюсь за спинку стула. Кошмар из прошлого опять накрывает меня.

— Зачем? — охрипшим голосом спрашиваю неуверенно.

— Он пригласил. Я подумал, захочет извиниться. Заключить перемирие.

Отец налил виски и залпом выпил.

— А он дал мне двадцать четыре часа, чтобы погасить векселя.

Он тяжело выдыхает.

— Они у него. Понимаешь? — вскидывает на меня осуждающий взгляд. — В столе. Именно там моя дальнейшая судьба. И ваша с мамой тоже. У него в столе.

Закрывает глаза и качает головой.

— Я знал, что так будет. Этот человек ни перед чем не остановится.

Я растерянно смотрю в стену перед собой. Как? Как такое возможно? И отвечаю сама себе: «Ты рассчитывала на что-то другое? Что в его поведении дало тебе повод надеяться? Что?!»

И в моей голове сразу же возникает план.

— Пап, пойдём, — подхожу к отцу, — тебе надо отдохнуть.

Помогаю ему встать и веду в спальню. Укладываю в кровать и он почти сразу же засыпает.

Целую в щеку.

Я должна сделать это.

Отец прав. Это моя вина. Значит и исправлять ошибки тоже мне.

Возвращаюсь в кабинет, открываю сейф и беру оттуда папку и помятый конверт. Прижимаю их к груди, какое-то время просто стою и смотрю в окно. Без мыслей. Без ожиданий. И без надежды.

Вздыхаю и решительно выхожу из квартиры.

Я еду к Дамиру. Пора показать ему документы. Остановить его. Я должна хотя бы попытаться сделать это. У меня есть слабая надежда, что я смогу убедить его. Или…

Нет, об этом лучше не думать.

Такси без проблем пропускают на территорию, стоит мне назвать свое имя. Выхожу. Машина уезжает, а я ударяю рукой в дверь и она открывается. Не закрыто.

Осторожно захожу. Никого. Но он дома. Я знаю. Я чувствую.

И он появляется. Из темного коридора. Выходит ко мне, пугая. На нем лишь спортивные штаны. Невольно скольжу взглядом по открытой взору груди. Иду выше и упираюсь в пристальный взгляд холодных глаз.

— Что ты тут делаешь? — спрашивает, подходя ко мне. — Что тебе от меня надо?

Он чеканит каждое слово.

Ну, другого обращения я от него и не ожидала.

Сглатываю, откашливаюсь и говорю:

— Я пришла сказать «спасибо».

— Сказала? — чуть ли не рычит он и я вижу, как часто вздымается рельефная грудь. — Проваливай!

— Я должна ещё кое-что сказать те… Вам, — стою на своем я. — Лейла не виновата в том, что с Вами случилось…

— Я не хочу ничего знать, — с этим словами он разворачивается, показывая, что разговор закончен.

Ну, уж нет! Он выслушает меня.

- Я никуда не уйду! — произношу твердо и громко.

Он застывает на месте. Я не вижу его лица, но по сжатым кулакам понимаю, что, наверняка, он злится.

— Не уйду! — повторяю, а сама пугаюсь. — Пока ты… Вы не выслушаешь меня. Лейла…

Он вдруг резко разворачивается и идёт ко мне. Хватает за руки и начинает выталкивать за дверь. И я понимаю, что, если ему это удастся, то я лишусь последнего шанса всё исправить. Объяснить ему. Дать шанс ему и получить шанс нам.

— Уходи! — рычит он.

Я сопротивляюсь, толкаю его, царапаюсь. Но силы не равны. Он почти уже выставляет меня за порог, когда я на автомате бью его носком по коленке.

Дамир стискивает зубы и я даже слышу их скрежет.

Отпускает меня, но лишь для того, чтобы схватить одной рукой за волосы.

— Сука, — шипит. — Не уйдешь? Ты сама этого захотела.

Ногой захлопывает дверь и тащит меня по лестнице наверх. Именно тащит. Потому что я едва успеваю перебирать ногами за ним. Спотыкаюсь и ощущаю болезненное натяжение у корней волос.

Он толкает меня на кровать и нависает надо мной.

— Этого ты хотела? — почти срывается на крик.

Испуганно мотаю головой.

— Каждый раз, когда ты переступаешь порог этого дома, это заканчивается одинаково, — продолжает он. — И ты это знаешь. И все равно приходишь. Опять.

Мне становится страшно.

— Я уйду. Хорошо, — шепчу пересохшими губами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Поздно. Теперь я не отпущу тебя.

Все дни после освобождения я пытаюсь вычеркнуть из памяти последние недели.

То, что было задумано как идеальный план мести, не принесло мне ничего, кроме проблем. Проблем с законом. Проблем с бизнесом и партнёрами. И проблем с собой.

И во всем виновата одна маленькая девка. С голубыми невинными глазами и порочным телом. Тщетно пытаюсь выкинуть ее из башки. Но она словно заноза засела там.

Выйдя из СИЗО, я вгорячах сразу снял наблюдение за ней. Пусть сама разбирается.

Но стоило лечь спать, как в голове всплыли слова Рената.

Участок он, конечно, не получит. Но и Милану отдавать ему на растерзание тоже не мог. Почему? Искал ответ на этот вопрос. И находил. Но не хотел его признавать. Нет.

Она никто. Никто для меня.

Но уступить ее Ренату значит показать свою слабость. Я не могу этого себе позволить.

Поэтому почти сразу же возвращаю наблюдение за этой беспутной девкой, прыгающей в машины к мужикам.

С Ренатом я разберусь. Позднее.

Чтобы добить все то ненужное, что вызывает во мне Милана, надо всего лишь довести до конца начатое. Чтобы не думала, что, дав показания, она что-то изменит. Она вообще ничего не может изменить.

Только я решаю судьбу. И ее в том числе.

Поэтому просто требую оплаты векселей. Знаю, что денег у Кострова нет. Значит, сядет в тюрьму. Несмотря на все, что позволила с собой сделать его дочь.

Прислушиваюсь и внутри у меня ничего не екает. Я лишь взял то, что должен был взять. И, если захочу, возьму ещё.

Нет, сука. Не возьму. Хватит.

И вот когда служба безопасности сообщает, что на территорию въезжает Милана Кострова, мне становится особенно хреново.

Я не видел ее несколько дней и уже почти стал приходить в себя. Но она, как всегда, ломает все. Все, что я так тщательно выстраиваю и рощу.

Думал ли я, что она придет, когда требовал деньги от Кострова? Думал. И был уверен, что она больше не появится здесь. Разве мало я причинил ей боли и страданий?

Но нет. Эта девка слишком правильная. Слишком хорошая. Слишком… Все слишком. Ненавижу.

Сильнее стискиваю зубы и слышу звук открывающейся двери.

Она опять в моем доме. Стараюсь не смотреть на нее. Я должен пересилить себя и не поддаться, не уступить той силе, которую имеет она.

Ни одной девке это не удавалось. Не удастся и ей.

Я не буду больше ее трахать. Не сорвусь. Хотя и чувствую, как напрягается каждая мышца на моем теле, стоит мне посмотреть на нее и поймать ее испуганный, но упрямый взгляд на себе.

По-хорошему прошу ее уйти. Так будет лучше для нее. И для меня.

Я прогоняю ее! Хотя больше всего на свете мне хочется вогнать в нее член и долбить ее во все щели.

Трясу головой, прогоняя морок.

А она не уходит! Лепечет что-то про Лейлу. И я понимаю, что должен ее выслушать, что, возможно, она даст мне ключ к разгадке тайны. Но не могу пересилить себя. Потому что, если она сейчас останется, то я сорвусь. Опять предам себя. Свои принципы.

Буквально выталкиваю ее из своего дома, а она упирается, царапается. Как кошка. И я не понимаю ее.

Точно также она вела себя, когда я не отпускал ее. Когда брал силой. Сейчас же я даю ей возможность уйти. Но она опять делает мне наперекор.

Выводит меня. Снимает последние предохранители. И у меня сносит крышу. Стремительно. Яростно.

Понимаю, что не контролирую себя. И только она виновата в этом.

Взять ее прямо здесь? Нет. Пусть подольше почувствует страх. Ощутит боль.

Буквально тащу ее за волосы, лишая возможности идти следом. Ей приходится быстрее перебирать ногами, чтобы не чувствовать острую боль на голове.

Толкаю на кровать.

Опять этот взгляд. Взгляд, который проникает в меня. Ковыряет что-то там внутри и пытается вытащить это все наружу.

Но сегодня в этом взгляде есть ещё что-то. Что-то, что я больше всего ненавижу в людях. Жалость.

Жалость читаю я в ее глазах. И только за это готов причинить ей ещё больше боли.

Нависаю над ней, не в силах справиться с охватившим желанием. Внимательно всматриваюсь. Хватит.

Член даже сквозь слои одежды и расстояние как будто чувствует любимую сладкую дырочку. Так и рвется, упираясь в ткань.

Вижу, как в ее глазах уже копятся слезы. Что-то колет внутри. Отгоняю все прочь.

Хватаю за ворот блузки Миланы, собираясь разорвать, утолив животный инстинкт.

Но в этот момент она кладет свою руку на мою, мягко касаясь ее. Не пытаясь убрать или причинить боль. Ее тепло и мягкость кожи колют сильнее тысячи игл.