Лана Пиратова - Отдана за долги

Это уже не как в первый раз. Хотя не могу сказать, что в секс он добавил хоть чуточку нежности. Нет. Он все также грубо, по-хозяйски берет меня. Так, как хочется ему.

Это продолжается долго. Когда мне кажется, что уже все, он опять входит в меня. Ругается. Стискивает зубы. Больно целует. Сжимает пальцами кожу.

Его член не становится мягче ни на минуту. Даже когда он не во мне, я ощущаю его твердость и обжигающую кожу на бедрах.

Он не выпускает меня. А я жду, когда же он заснёт. И, вот, вроде, слышу мерное дыхание. Замираю. И разочаровываюсь. Потому что его рука поднимается выше, обхватывает грудь. Пальцы сжимают сосок. И я чувствую, как он прикусывает мое плечо и сильнее прижимается ко мне бедрами.

Опять рукой поднимает ногу и просовывает свой член. На этот раз медленно, замирая на входе и глубоко выдыхая на выходе.

Шепчет мне какие-то безумные неправдоподобные вещи.

Делает всё медленно, давая мне надежду на скорое завершение. Я мысленно считаю, чтобы отвлечься, но сразу же сбиваюсь со счета, стоит ему опять коснуться меня там.

Его пальцы без стеснения проходят по самому сокровенному, рождая во мне очередную волну.

Я выгибаюсь, но он не даёт мне далеко отодвинуться от него. Его ладонь на моей шее и он прижимает меня к себе. Слышу, как усмехается. Опять говорит ужасные вещи, вгоняя меня в краску.

Мне все сложнее сдерживать стон. Закусываю губу. До боли. Но эта боль оказывается гораздо слабее тех ощущений, которых я стыжусь, но которые не хочу прогонять.

Он продолжает добивать меня, толкая все ближе к пропасти. И я уже теряю контроль и срываюсь в нее. Падаю. Долго. Забывая, где я и кто столкнул меня.

И сама проваливаюсь в полудрему.

Не знаю, сколько нахожусь там, но прихожу в себя и обнаруживаю, что Дамир, наконец, уснул.

Его рука на моей талии. Но мне надо выбраться из этого захвата.

Аккуратно приподнимаю руку и выскальзываю.

Подсвечивая телефоном, быстро собираю свою одежду. Натягиваю ее на себя. Хорошо, хоть в этот раз обошлось без порванных вещей.

Беззвучно ступаю по полу и выхожу.

На этаже не так много комнат. Мне надо найти кабинет. Отец говорил, что там, в столе, лежат бумаги, от которых зависит наша судьба.

Идя сюда, к Дамиру, я надеялась показать ему документы Лейлы. Убедить его. Но в очередной раз поняла, что это невозможно. Он не слышит меня. Не даёт сказать ни слова.

Поэтому я просто оставлю ему документы и уйду. Но перед этим я должна забрать векселя. Выкрасть их.

Боже, что я делаю? Я — воровка?

Отгоняю совестливые мысли подальше. У меня нет выбора.

Наконец, нахожу кабинет. Строгий, в черных тонах, с массивной зловещей мебелью он очень подходит своему хозяину.

Иду к столу и роюсь в ящиках. Отец говорил, что Дамир положил векселя в стол.

В столе много бумаг. Перебираю их и стараюсь не пропустить то, что нужно мне. Но все не то.

Тороплюсь. Просматриваю уже машинально, просто ища нашу фамилию.

Ничего. С горечью думаю о том, что все это бесполезно.

И тут мой взгляд выхватывает знакомые буквы. Но это не вексель.

Хватаю документ и лихорадочно пробегаю по нему глазами. Листаю.

Не может быть! Я не верю! Что все это значит?

Возвращаюсь к первой странице, хочу перечитать ещё раз. И вздрагиваю от испуга, роняя бумаги на пол, услышав громкий жесткий голос:

— Тебя не учили, что копаться в чужих вещах нехорошо?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Поднимаю взгляд. Дамир стоит в дверях, скрестив руки на груди.

— Ты же такая хорошая. Такая воспитанная, — с каждым словом он делает шаг ко мне. — Такая правильная.

Я стою у стола не в силах ни ответить, ни сделать хоть шаг. Он медленно подходит к столу.

— Нашла что искала? — спрашивает уже мягче. Или мне это только кажется?

Не отрывая от меня взгляда, открывает ящик и достает оттуда папку. Протягивает мне.

— На. Ты же за этим пришла?

Смотрю на папку в его руках. Наверняка, там эти злосчастные векселя. Но взять не решаюсь. Не верю, что он вот так просто отдаст их. Он не может.

— Это как же надо любить родителей, чтобы ради них идти на такое? — скорее не спрашивает, а как будто говорит сам себе.

— Ну, бери. Пока даю, — ухмыляется.

Протягиваю руку, чтобы взять у него документы, а он хватает меня за нее и тянет к себе.

— Ты пришла в мой дом, чтобы украсть? — пристально смотрит на меня.

Упираюсь руками в грудь. И его кожа обжигает. Он без майки.

— Нет, — стараюсь говорить как можно тверже. — Я пришла, чтобы рассказать. Объяснить.

Он внезапно отталкивает меня от себя. Садится в кресло.

— Ну, давай, удиви меня, — произносит с ухмылкой.

И я понимаю, что он не поверит ни единому моему слову. Поэтому молча достаю из сумки документы и кладу перед ним на стол.

— Вот.

— Что «вот»? — недовольно спрашивает.

— Лейла не виновата в том, что с тобой произошло. Вернее, она не по своей воле все это сделала. Тебе нужно искать другого человека.

— Кого?

— Прочти. Это письмо Лейлы. Прощальное. Помнишь, ты спрашивал меня, о чем мы говорили с ней в нашу последнюю встречу? Все ещё хочешь узнать?

Мне нужен его ответ, но он молчит. Смотрит на меня и молчит. Но я не собираюсь уступать. Не отвожу взгляд. И жду.

— Если тебе есть, что рассказать, не тяни. Не испытывай моего терпения, — наконец, зло произносит он.

И я понимаю, что, похоже, настал тот момент, когда я смогу изменить что-то, переломить ситуацию и, кто его знает, спасти и спастись.

Мне некомфортно разговаривать с ним вот так, глядя в глаза, стоя перед ним, сидящим вальяжно в кресле. Поэтому я отхожу к окну, раскрываю шторы и смотрю в даль, точнее в темное небо. Отмечаю про себя, что сегодня на нем ни одной звезды. Собираю волю в кулак и начинаю говорить, теребя руками мягкую ткань штор.

— У моих родителей долго не было детей. Они многое перепробовали, но результата это не приносило. И тогда они решили взять ребенка из детского дома. Так в их семье появилась Лейла. Она была совсем малышкой. Родители тщательно скрывали ее удочерение. Для всех она была родной дочерью. Отец договорился с нужными людьми, чтобы ее документы навсегда исчезли из архива. Свои экземпляры он хранил в сейфе. А спустя несколько лет появилась я. Лечение дало свои результаты и мама смогла выносить и родить меня.

Но родители никогда не делали различий между нами. Всегда относились к нам одинаково. И все было замечательно. Пока Лейла не узнала правду.

Когда ей было шестнадцать лет, она каким-то образом узнала, что не родная дочь. И она изменилась. Стала грубить родителям. Пытаться везде, в любых поступках, найти ущемление ее как приемной дочери.

Но ко мне всегда относилась хорошо. Досаждала только родителям.

Она стала пропадать из дома. Ее искали, возвращали, а она опять уходила. Связалась с какой-то компанией.

Родители запрещали ей выходить из дома. И с тех пор не прекращались скандалы, крики.

А когда Лейле исполнилось восемнадцать лет, она сказала, что теперь ее не могут держать взаперти. И она опять ушла.

Она то пропадала на несколько месяцев, потом приходила домой, иногда избитая, с кровоподтёками.

Мама плакала. Отец ругался. Но все было бесполезно. Пожив немного с нами, Лейла опять уходила.

В последний раз после того, как она вернулась, а потом опять пропала, исчезли ключи от дачи. Папа обыскал все. Бесполезно. Ключи так и не нашли. Пришлось даже менять замок.

А потом вдруг мне позвонила Лейла и попросила о встрече. Это была наша последняя встреча.

Я замолкаю. Затылком ощущаю прожигающий насквозь взгляд, но не оборачиваюсь. Спустя мгновение продолжаю:

— На встречу она пришла очень встревоженной. Долго оглядывалась по сторонам. И как будто сомневалась, рассказывать ли мне или нет. Я просила ее вернуться. Знала, что родители простят и примут. Но Лейла сказала, что она причинила слишком много зла и должна остаться там, где она есть сейчас.

Потом мы молча пили кофе. И она вдруг сказала, что когда-то давно совершила чудовищную ошибку. И хотела бы исправить ее, но боится. Я пыталась успокоить ее, но она плакала и сокрушалась. Говорила, что все эти годы такой своей беспутной жизнью расплачивалась за ту ошибку. Как я не просила, она ничего не рассказывала. Мы просидели с ней до глубокой ночи. Вспоминали детство, просто разговаривали. И, когда уже обнимались на прощание, она прошептала мне на ухо, что она написала письмо на случай, если с ней что-то случится. Потребовала с меня обещание, что в этом случае я должна отнести письмо в полицию.

А потом нам сообщили, что Лейлы больше нет. Примерно за день до этого от нее пришло странное смс, но я так и не смогла понять его. Пока ты не появился в нашей жизни. Оказалось, что Лейла спрятала письмо в сейфе на даче. В сауне. В тот день, когда ты вынес меня из пожара, я ездила, чтобы забрать это письмо.

Я опять замолчала.

— Письмо перед тобой. Надеюсь, тебе многое станет понятно после его прочтения.

Поворачиваюсь и иду к двери.

— Милана, — окликает он меня. И мне так непривычно слышать свое имя из его уст.

Останавливаюсь, но не оборачиваюсь.

— Тебя отвезут.

Киваю и иду дальше.

— Подожди, — требует он.

Слышу, как встаёт и идет ко мне.

— Возьми, — протягивает мне папку с векселями. — Твой отец — плохой бизнесмен, но, наверное, не самый плохой человек, раз ты ради него готова на такие поступки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Беру папку, не глядя на него, и выхожу.

Я еще долго стою у окна и смотрю, как выходит Милана из моего дома, как садится в машину и уезжает. Возможно, это была наша последняя встреча. Нет. Не возможно, а точно. Векселя у нее, мать скоро поправится. Ренат… Остается Ренат. Ну, эту проблему я решу.

А ведь Милана даже не обернулась, когда я отдавал ей папку с векселями. Даже не посмотрела на меня. Не произнесла ни слова.

Возвращаюсь к столу. Мятый конверт. Возможно, решение всех вопросов. Или, наоборот, создание еще больших проблем.

Открываю и достаю из конверта исписанные листы. Сажусь в кресло и…

«Милана,

Если ты читаешь это письмо, то меня, скорее всего, уже нет в живых. Я не боюсь смерти. Я к ней готова. Поэтому могу писать об этом.

Я совершила в жизни много ошибок. Слишком много. Их не исправить. Да, я и не стремлюсь этого сделать. Плевать. Есть лишь одно, что не дает мне покоя и почему я пишу тебе это письмо.

Много лет назад из-за моей глупости и слабости в тюрьму сел невиновный человек.

Я поверила, что меня любят, что я должна помочь…

В общем, я обвинила одного парня в изнасиловании. Но ничего не было. Ему просто подсыпали что-то в выпивку. А я написала заявление. Все обвинения строились на моих показаниях. Следователю я сказала, что сразу же пошла в душ, потому что мне было противно, поэтому никаких экспертиз не проводилось.

Я не знаю, что сейчас с тем парнем. Жив ли он вообще. Может, еще в тюрьме.

Первые годы мне было плевать. Но в последнее время это все больше тяготит меня. Ведь он не виноват. Милан, он не виноват.

А, получается, что я лишила его карьеры. А еще у него мать умерла. Я, когда узнала, просто выла.

Я честно пыталась несколько раз пойти в полицию и рассказать там все, чтобы его освободили. Но каждый раз меня останавливали. И я не могла пересилить. Не могла.

Милана, обязательно отнеси мое признание в полицию. Оно в этом же конверте. Пусть хоть спустя столько лет, но этого человека оправдают.

И еще. Там, в этом признании, я написала имя человека, заставившего меня дать ложные показания. Я боюсь его, Милана. Он обещал убить всю нашу семью, если я пойду в полицию. Но я знаю, что он все равно убьет меня. Я это чувствую.

О себе я уже не думаю. Но я переживаю за тебя. Его должны арестовать.

И помни, я люблю тебя. Любила. И Ольгу с Владиславом тоже любила. Не могла принять, но любила. По-своему.

Мне очень жаль, что все так получилось. Но теперь уже не вернешь. Что случилось, то случилось.

А ты будь счастлива! Только обязательно помоги тому человеку. В память обо мне.

Прощай.»

Я не знаю пока, что я чувствую после прочтения этого письма. Беру второй листок.