— Может быть, на следующий год, — промямлил Хьюз, чувствуя себя подлецом.

Иногда Натали задумывалась, не собирается ли он порвать с ней в декабре, когда вернется Элоиза, и просто боится ей об этом сказать. Это все чаще напоминало ей тянувшиеся восемь лет отношений с мужчиной, не желавшим брать на себя никаких обязательств. Хьюз вроде бы от обязательств не отказывался, но до тех пор, пока он ничего не сказал Элоизе, все это было пустым звуком. Натали стала в его жизни фантомом, иллюзией. Вроде бы он любил ее, но настоящей была только Элоиза.

— А что будет, когда в декабре она вернется? — печально спросила Натали.

— Мне придется все ей рассказать.

Но оба они знали, что он не расскажет. Он мог играть в эту игру вечно — до тех пор, пока Натали ему это позволяет. Услышав, что он летит в Париж увидеться с дочерью, но на этот раз даже не обещает, что скажет ей правду, Натали почувствовала себя так, словно из нее выпустили весь воздух. Оба они знали, что он опять промолчит, боясь расстроить Элоизу, оттолкнуть ее от себя или вообще потерять. Хьюз по-прежнему не хотел рисковать, даже ради любимой женщины.

По дороге в отель Натали молчала. Хьюз чувствовал царившее в машине напряжение и не пытался с ней заговорить, не желая затрагивать больную тему. Он и так чувствовал себя виноватым перед Натали и тревожился из-за дочери. Утром Натали одна пошла прогуляться по пляжу, и Хьюз понял, что она до сих пор расстроена, но не мог сказать ей ничего утешительного, если не пообещает, что при встрече все расскажет Элоизе. Однако он не хотел давать обещание, которое не сумеет выполнить. Хьюз чувствовал себя последним ничтожеством.

До конца выходных Натали больше не сказала на эту тему ни слова, да и что было говорить? В воскресенье вечером, выйдя из машины у своего дома, она не пригласила Хьюза подняться к ней, чего еще ни разу не случалось, и ему пришлось ехать в отель. Через четыре дня он улетал, так что утром позвонил Натали и спросил, можно ли ему к ней заехать. Она вела себя очень мило, приготовила обед, но Хьюз чувствовал, что между ними выросла стена. Он слишком часто разочаровывал ее, обещая, но ничего не говоря Элоизе, и внезапно это превратилось в серьезную проблему, хотя никто из них не мог точно объяснить почему.

— Слушай, я понимаю, что это ненормально, — решился он к концу обеда. — Я понимаю, что скрывать это от Элоизы неправильно, но зато это дает нам время укрепить наши отношения. Разумеется, я все расскажу ей, когда она вернется домой, просто не хочу рисковать раньше времени. У нее сейчас слишком большой выбор, в частности этот мальчик в Париже. Она юная и не такая понимающая, как мы с тобой. Она может принять это чересчур близко к сердцу. Но когда она вернется домой, я со всем этим разберусь, обещаю.

Натали посмотрела на него и покачала головой:

— Я тоже перестала быть понимающей. К тому же я не молода. Это оскорбительно. Я превратилась в женщину в шкафу. Ты вроде бы счастлив, что между нами есть отношения, только не хочешь рассказывать о них своему ребенку. И что это значит? Что ты меня стыдишься? Что я недостаточно хороша? Как, по-твоему, я должна себя чувствовать? Сказать тебе правду, так я чувствую себя полным дерьмом.

— Я все понимаю, и мне очень жаль. Это действительно очень странная ситуация. Нас с ней было только двое почти шестнадцать лет. Я целиком и полностью принадлежал ей. Мы с тобой тысячу раз об этом говорили, ты знаешь, почему я до сих пор не сказал ей.

Хьюз тоже выглядел расстроенным, но Натали чувствовала себя намного хуже.

— Может, ты никогда и не расскажешь. Откуда я знаю, как ты себя поведешь, когда она вернется домой? У нас с тобой роман уже шесть месяцев, а ты все еще ей ни слова не сказал и, может быть, так и не скажешь.

Она уже не знала, чему верить.

— Слушай, я пробуду с ней какую-то неделю, и все. Мы не виделись с самой Пасхи. Может быть, еще раз съезжу осенью, а потом она вернется домой.

— И что тогда? Что, если она велит тебе порвать со мной и будет давить, пока ты не согласишься? Откуда я знаю, какой властью эта девушка над тобой обладает? До сих пор она побеждает очень уверенно, а я могу опять оказаться в лузерах. Спасибо, со мной это уже случалось.

— Это совсем другое. Он сбежал с твоей лучшей подругой.

— Никакой разницы. Он не решался взять на себя обязательства. И ты не можешь, поэтому ничего не рассказываешь дочери. Ты просто трус.

Ничего более жестокого Натали ему никогда не говорила, но Хьюз знал, что заслуживает этого, поэтому не стал возражать. Он не собирался ничего рассказывать Элоизе в Париже и обещать ничего не хотел, что бы Натали ни говорила. Он любил Натали, но добрые отношения с дочерью значили для него слишком много, и рисковать Хьюз не мог. Более того, он не представлял, как поступит, если Элоиза вернется домой и попросит его оставить Натали, и это его ужасало.

Тем вечером Хьюз вернулся в отель, а не остался у Натали, и она не пожелала его видеть до самого отъезда. Хьюз понимал, что это дурной знак, и весь полет до Парижа переживал. Прилетев, он позвонил ей на мобильник, но она не взяла трубку. Хьюз боялся, что на этот раз она решила, что с нее хватит, но изменить ничего не мог. Он не мог выбросить из головы слова, сказанные Элоизой в Риме, — что она хочет навеки остаться единственной женщиной в его жизни. Да, это неразумно, но тем не менее.

Но как далеко она готова зайти, чтобы подтвердить сказанное? Что, если он на долгие годы потеряет ее? И со стороны Натали нечестно рассчитывать, что он пойдет на такой риск, когда Элоиза живет за три тысячи миль от него и он видится с ней так редко. Хьюз уговаривал себя, что Натали ничего не понимает, потому что у нее нет детей, но в глубине души он знал, что это он ведет себя нечестно по отношению к ней, и ненавидел себя за это. А теперь, похоже, Натали тоже его возненавидела. Она оборвала всякую связь с ним и даже не отвечала на сообщения, где он униженно просил прощения и говорил о своей неумирающей любви к ней. До тех пор пока он будет держать их отношения в секрете, она не поверит ни единому его слову и не захочет иметь с ним дела. Хьюз лишь надеялся, что к его возвращению она успокоится.

Он все равно постарался хорошо провести время с Элоизой в Париже, но времени было мало, и все прошло слишком напряженно. Элоиза пыталась привести в порядок найденную небольшую квартирку, и Хьюз за один день помог обставить ее мебелью из «ИКЕА». Элоиза с Франсуа нервничали из-за стажировки, дергались и постоянно ругались. Кроме того, в Париже началась всеобщая транспортная забастовка, что означало — никаких автобусов, никакого метро, ни такси, ни поездов, и даже аэропорт закрылся. Город превратился в кошмар из личных автомобилей и велосипедов, на которых люди пытались добраться до работы.

Несмотря на все это, «Ритц» оставался таким же приятным, как всегда. Хьюз несколько раз пригласил детей на обед, и тогда они не ссорились. Тем не менее ему слишком мало удалось пробыть с дочерью наедине, а во время обратной дороги на него вновь обрушились все тревоги по поводу Натали. Да, время было опять совершенно неподходящим для того, чтобы рассказать про нее Элоизе. Дочь слишком нервничала из-за своей работы в «Георге V» и обязательно отреагировала бы плохо. Было почти облегчением уехать за день до того, как она приступала к стажировке. Элоиза пообещала позвонить и рассказать, как все прошло, а Хьюз пожелал им обоим удачи.

Странное это было ощущение — оставить дочь с Франсуа. Элоиза уверенно шагала в самостоятельную жизнь, но не освободила отца, чтобы и он мог начать свою. Хьюз думал, что обе его женщины неразумны, и когда садился в самолет до Нью-Йорка, чувствовал себя измученным. Да еще самолет оказался переполненным до отказа людьми, чьи рейсы отменили во время забастовки. А последним ударом стало то, что багаж Хьюза не прибыл с этим самолетом.

Его встретили на машине, и он поехал в отель, радуясь возвращению. Поездка оказалась не из легких. Он снова попытался позвонить Натали из машины, но, как и всю предыдущую неделю, попал на голосовую почту. Он позвонил в ее офис, но там сказали, что ее нет на месте. Ее не было нигде, и где бы она ни находилась, в любом случае она не хотела с ним разговаривать. Добравшись до отеля, Хьюз выяснил почему. Дженнифер протянула ему письмо и сказала, что его оставила Натали неделю назад. На нем стояла пометка «личное», поэтому Дженнифер его распечатывать не стала, а конверт показался ей слишком толстым. Хьюз вошел в свой кабинет и закрыл за собой дверь, чтобы прочитать письмо спокойно. Он едва перекинулся с Дженнифер парой слов. Только успел сказать, что его багаж потерялся, и попросил консьержа позвонить в авиакомпанию и отыскать чемоданы.

В письме говорилось все то, чего он не хотел слышать. Что она страстно любит его, всем своим существом, и была бы рада провести с ним остаток жизни, но она женщина честная, а не какой-то грязный секрет, который следует скрывать от девятнадцатилетней девушки. Если он любит ее недостаточно, чтобы рассказать о ней дочери после семи месяцев близких отношений, значит, в его жизни места ей нет. Она не позволит ему больше унижать себя, скрывая ее существование и отрицая их близкие отношения. Натали писала, что сочувствует его проблеме и его страхам по поводу дочери, но если шестнадцать лет, полностью посвященных ей, чего-нибудь стоят, то дочь должна простить ему практически все — и, уж конечно, тот факт, что он полюбил женщину, отвечающую ему взаимностью и готовую по-доброму относиться и к дочери. В конце письма Натали говорила, что желает ему всего хорошего, но все кончено, так что она просит его больше ей не звонить. Подписалась она просто: «Я люблю тебя. Натали».

Вот все и кончилось, раз и навсегда.

Хьюз сидел за столом и чувствовал себя так, словно у него в кабинете взорвалась бомба. Он понимал, что заслужил это, но вовсе не хотел, чтобы так получилось. И еще он знал, что исправить все может одна-единственная вещь — его готовность все рассказать Элоизе, а этого он сделать не мог. Не в ближайшие шесть месяцев. А может быть, Натали права. Может быть, не сумеет и потом. Отсутствие мужества ужасало его, но действительность такова, что отношения с дочерью для него важнее, чем отношения с Натали, и они оба это знают. Если он ее уважает, то может сделать только одно — отпустить ее и принять ее решение. Да, он ее любит, но, как едко заметила Натали в своем письме, недостаточно. Недостаточно, чтобы уважать ее и относиться к ней правильно. И да, Хьюз с ней согласен, она заслуживает лучшего. Она вовсе не грязный маленький секрет, а женщина, которая заслуживает всего, чего хочет. Он просто не может дать ей это. Со слезами на глазах Хьюз сложил письмо, сунул его в конверт и запер в ящике стола. Спрятал лицо в ладонях и просидел так несколько минут, а потом встал и с мрачным видом вышел из кабинета.

— У вас все в порядке? — мягко спросила Дженнифер.

Хьюз немного поколебался, кивнул и пошел в вестибюль, проверить, как идут дела у стойки портье. Дженнифер не знала, что написано в письме, но догадывалась. Натали и ей не позвонила, но она знала, как сильно ту расстраивает нежелание Хьюза рассказать о ней Элоизе. И Дженнифер не сомневалась — раньше или позже Натали поймет, что сыта по горло, и спрыгнет с корабля. Судя по лицу Хьюза, именно это она и сделала. Дженнифер надеялась, что ошибается, но семь месяцев — долгий срок, если ждешь, что твой мужчина расскажет о тебе своему ребенку. Она жалела их обоих. Очевидно же, что Хьюз любит Натали, но свою дочь он любит больше. Да даже если бы он и рассказал, легче бы никому не стало. Элоиза ни за что не потерпит в его жизни другую женщину, будь та хоть святая. Дженнифер считала, что Натали просто потрясающая и заслуживает большего. Похоже, Натали тоже так считала.

Дженнифер так и не увидела Хьюза до конца дня. Он ходил по отелю, наверстывая пропущенную неделю, а затем поднялся к себе в апартаменты, запер дверь, повесил на нее табличку «Не беспокоить», упал на кровать и рыдал, пока не заснул.

Глава 14

И для Натали, и для Хьюза это было долгое, жаркое, одинокое лето. Натали взялась за несколько новых оформительских проектов, но ни один из них не доставлял ей такого удовольствия, как работа над люксами в отеле «Вандом». Она согласилась оформить пляжный домик в Саутгемптоне, еще один в Палм-Бич и две квартиры в Нью-Йорке. Все ее новые клиенты были людьми очень приятными, им очень понравилась ее работа, но никогда в жизни Натали не теряла вдохновения, никогда не чувствовала себя такой подавленной, как в эти три летних месяца.

Она каждый день силком заставляла себя тащиться на работу, а в первые несколько недель после того, как оставила Хьюза, чувствовала себя физически больной. Все это уже случалось с ней раньше, и она знала, что обходного пути не существует, придется это пережить. Она искренне любила его, и утрата оказалась слишком мучительной.