X Мистер - Отель Вавилон

Кричу, но парень меня не слышит. Может, из-за шипения на плите, или же бедняга так устал, что отключились мозги.

— Эй! — снова выкрикиваю я. На этот раз он поворачивает голову. — Янки из пятьсот четырнадцатого желает знать, что с его бифштексом.

На лице повара почти ноль эмоций. Не говоря ни слова, он быстрыми резкими движениями указывает лопаткой в дальний конец раскаленной плиты — туда, где шипит бифштекс.

— Долго еще? — спрашиваю я, и парень машет поднятыми указательным и средним пальцами, что я расцениваю как две минуты. — Хорошо. Побыстрее.

Повар не реагирует. Поворачивается к подносам за своей спиной, на которых разложены ножи, вилки, салфетки, тосты, стоят солонки и перечницы, и начинает заполнять тарелки яичницами. В некоторые кладет по ложке омлета из большого бака. Потом добавляет по паре ломтиков скользкого бекона, что лежат слева под ярко-желтым светом ламп. Все выглядит довольно омерзительно, но, странное дело, миновав коридоры, остыв и оказавшись перед клиентом в номере, блюдо примет вполне сносный вид. Платят за это удовольствие немало: полный английский завтрак в высококлассном столичном отеле стоит от двенадцати с половиной до двадцати пяти фунтов. Нам, конечно, это выгодно: на приготовление одной такой порции затрачивается менее пятидесяти центов.

Выхожу из кухни; в соседней комнате звонит телефон.

— Алло? Отдел обслуживания номеров, — отвечает другой облаченный в белое парень.

Мчусь прямо по коридору в столовую для служащих, мечтая выпить кофе. От запахов из кухни тянет покурить. В столовой все время прохладно и сыро и пахнет дешевыми сигаретами, независимо от того, что сегодня в меню. Впрочем, нельзя не признать, что еда здесь вполне ничего. Если учесть, что на человека расходуют около фунта двадцати центов в день, кормят нас всех и что большинство работников съедают за смену по меньшей мере два основных блюда, не так уж и плохо. К тому же нам нередко перепадают остатки со вчерашних банкетов: салаты не первой свежести, выпечка к чаю. Бывает, даже немного рагу из баранины, тушеного мяса с овощами, реже чили кон карне. И непременно приправа карри, которую готовят для уборщиков из Бангладеш. Эти ребята приезжают к полуночи и все вокруг вылизывают. Когда я вхожу, двое из них еще не ушли с ночной смены. Сидят, согнувшись над тарелками, будто боятся, что у них отнимут еду, даже не разговаривают.

Прошу чашечку черного кофе и сажусь напротив парня в коричневой спецовке, по-моему, поляка. Я вовсе не расист, но есть вещи, которые в отеле принимаешь как должное. Всем известно, что, во-первых, большинство гостиничных техников поляки. Во-вторых, что ночные уборщики в основном из Бангладеш. В-третьих, что среди горничных не встретишь англичанок.

Помню, в одном отеле, где я работал прежде, был разносчик белья англичанин. Всем нам это казалось немного странным, но мы помалкивали. Ему было пятьдесят с хвостиком. Казалось, его что-то гнетет, однако никто ничего о нем не знал. Однажды разносчик не выдержал и на глазах у всех нас залился в столовой слезами, заявив, что ему невмоготу больше хранить свой секрет: как выяснилось, он зарубил жену топором и отсидел в тюрьме. С тех пор в отеле его больше не видели, а я ни разу не сталкивался с соотечественником-разносчиком белья или британкой-горничной.

Кофе и сигарета свершают чудо: сердце стучит быстрее, в голове проясняется. Смотрю на часы. Черт! Семь сорок пять. Куда подевалось время? Дую вверх по ступеням и влетаю в вестибюль. Моя сегодняшняя напарница, Лиз, приветствует меня ледяным взглядом.

— Где тебя носило? — спрашивает она, стараясь казаться суровой.

— Ходил вниз разобраться с обслуживанием номеров насчет одного заказа, — отвечаю я. — Между прочим, ты опоздала.

— На пять минут, — заявляет Лиз.

— Все равно, — говорю я.

Спорить с Лиз не имеет смысла. С ней предстоит работать целый день и лучше сохранить мир, ведь она из тех, кто долго помнит зло и, если захочет, может целое утро изводить молчанием. Ей около двадцати пяти, у нее светлые волосы и отличные сиськи; по таким куколкам сходят с ума мужчины средних лет. Лиз всегда загорелая, ее жесткие ресницы загибаются кверху, а ногти на пальцах рук — из прочнейшего нейлона. Наш с ней, Мишель и Беном график — четыре дня рабочих, один выходной и неделя ночных дежурств. Теперь, когда Мишель ушла, стало на одного портье меньше. Мы ждем ей замену, которая, надеемся, появится завтра.

— Какие-то проблемы? — спрашиваю я.

— Официантка Мари позвонила и сказалась больной, — отвечает Лиз.

— Мари? — Смеюсь. — Ничего удивительного. На празднике Мишель она соблазнила Джеймса из отдела закупок. И что же с ней, по ее словам?

— Пищевое отравление.

— Пищевое отравление? Не знал, что от джина с тоником может расстроиться желудок.

— Ну… — Лиз пожимает плечами. — Если судить по тому, что рассказал о вчерашнем вечере Дерек, уверена, «заболела» не одна Мари.

— Надо полагать. — Улыбаюсь.

— Думаешь, Мишель явится? — спрашивает Лиз.

— Надеюсь, — отвечаю я. — С удовольствием посмеюсь.

Звонит телефон.

— Ресепшн, доброе утро, — произносит Лиз низким голосом. — М-м-м. М-м-м. Ясно, — говорит она с присвистом. — Нет, боюсь, у нас не найдется противозачаточных таблеток экстренного действия. Но если вы подождете, в восемь придет наш консьерж Тони. Он наверняка знает, в какой ближайшей аптеке есть такие препараты. Хорошо?.. Гм, да. Я позвоню, как только он появится. — Кладет трубку.

— Здорово, что ответила ты, — говорю я. — Теперь никому не обидно: на прошлой неделе мне пришлось доставать тест на беременность.

Тони входит через вращающуюся дверь ровно в восемь. Пальто роскошное, костюм с иголочки, туфли сияют. Рубашка белоснежная в лучших традициях «Даз», черный галстук «Прада». Темные волосы аккуратно зачесаны набок. На губах та магическая улыбка, увидев которую хочешь стать его другом. Впрочем, дружить с Тони желательно и по многим другим причинам, отнюдь не только из-за улыбки.

Во-первых, он в курсе всего, что происходит в Лондоне. Этакий ходячий и говорящий справочник. Подскажет, где можно отдохнуть, вкусно поесть или потанцевать. Швейцары и вышибалы всех приличных клубов — его приятели. Тони знает, какая голливудская звезда в каком играет театре и куда знаменитости ездят выпить. Без проблем закажет тебе столик в «Айви», «Нобу», «Шикиз», «Вулзли» или «Гордон Рамзай». Раздобудет билет на представление, на которое уже нет билетов. Поможет провернуть сделку с дорогими машинами. Достанет девочек, наркотики и гомосексуалистов-проституток. Найдет подходящую виллу на юге Франции. Знает то чудесное местечко, которое его друг, тоже консьерж, заказал за астрономическую сумму для Кортни Лав. Судя по всему, это сущий рай на земле, только Кортни Лав им не насладилась: деньги заплатила, а приехать не соизволила. Тони организует все, что вашей душе угодно: выходные за городом, автобусную экскурсию по Лондону. Избавит от необходимости томиться в очереди у входа в Музей мадам Тюссо. Подскажет, где отремонтировать часы, почистить пистолет, выбрать лучшую в городе ткань для сари. Сделать покупки посреди ночи. Приобрести небольшой подарок для жены. Найти именно такие, как вы ищете, туфли. Золотистый знак консьержа с изображением ключей он носит на лацкане пиджака с гордостью; может, потому-то, что эти ключи особенные, перед ним и распахивается любая дверь в городе.

— Привет, Тони, — говорю я, когда консьерж входит.

— Привет, дружище, — отвечает он. У него отличное настроение. Впрочем, у Тони оно практически всегда такое. Любой жил бы припеваючи, если бы каждую неделю клал в карман пару тысяч чаевых и взяток, с которых не отстегивал бы почти ни цента налогов. — Говорят, вчера было весело?

— Да, — отвечаю я. — Как ты успел узнать?

Тони улыбается, не произносит ни слова и легонько бьет пальцем по крылу носа. Дерек тем временем встает с кресла и уходит домой. Появление Тони и швейцара Стива означает конец его смены. Тони садится за стол, просматривает почту, рекламные проспекты, предлагающие съездить в Котсуолд — ему с прибыли причитается десять процентов.

Стив раскрывает дверь перед взвинченным на вид человеком. Похоже, парень только что с самолета.

— Доброе утро, сэр, — говорит Стив. — Взять сумки?

— Да-да. — Взвинченный тип мгновенно опускает вещи, проходит в дверь и устремляется к стойке.

— Доброе утро, сэр, — приветствую его я, а Лиз снова поднимает трубку.

— Эндрю Оливер, — представляется гость с неопределенным трансатлантическим акцентом, что означает, он мог прилететь откуда угодно. — Хочу прямо сейчас поселиться в вашей гостинице. Моя секретарша заказала на это время номер. И заранее оплатила по счету, сколько потребовалось.

— Да-да, сэр, — отвечаю я. — Минуточку. Я проверю.

В гостиницах обожают, когда клиент вселяется с самого утра и заказал номер заранее. В такие счастливые дни у нас есть возможность сдать номер дважды. Все очень просто. Первый постоялец оплачивает сутки и проводит в гостинице ночь, второй, что приезжает рано, тоже должен выложить денежки за ночь, якобы дабы без проблем вселиться утром. То есть ты берешь двойную плату за один и тот же номер. Главное удостовериться, что первый клиент уехал раньше, чем явился второй. В противном случае не миновать скандала.

— Да, мистер Оливер. — Беру его канадский паспорт. — Мы забронировали для вас номер пятьсот четырнадцать.

— Пятьсот четырнадцать, — повторяет он с глубоким вздохом облегчения, обдавая меня запахом самолетной пищи.

— Верно, пятьсот четырнадцать.

Улыбаюсь, но перед глазами поглощающий бифштекс американец, а в душе сигнал тревоги. Похоже, неприятностей не избежать. Пятьсот четырнадцатый еще занят и не освободится, наверное, в течение получаса. Потом его надо привести в должный вид, а мистер Оливер все это время будет дышать на тебя coq au vin[2].

— Да-да, пятьсот четырнадцатый, — повторяю я, и мистер Оливер понимает: что-то не так.

— В чем дело? — спрашивает он. — Недоразумений быть не может. Я оплатил заранее. Могу доказать — у меня с собой факс. — Клиент открывает свой тяжелый портфель.

— Нет, сэр, — торопливо говорю я. — Дело не в оплате. С ней полный порядок — у нас все отмечено. — Указываю в неопределенном направлении бесплатной ручкой. — Видите ли, сегодня ночью произошло нечто непредвиденное. Человек, который занимал ваш номер вчера, вдруг слег с…

— Пищевым отравлением, — подсказывает Лиз. — Страшным-престрашным пищевым отравлением. Просто жуть. И был вынужден задержаться еще на сутки. По-моему, он накануне ел устриц.

— Устриц? — переспрашивает мистер Оливер.

— Да, устриц, — повторяет Лиз, искренне начиная верить в свою выдумку. — Ему пришлось задержаться. Так рекомендовал врач.

— Поскольку отель переполнен, сэр, — говорю я с улыбкой, — боюсь, в данную минуту мы не можем предложить нам другой номер. Однако если вы согласитесь полчасика подождать, проблема наверняка решится.

— Полчаса, — вяло повторяет Оливер.

— Да, сэр. А знаете что, — добавляю я с таким видом, будто мысль только сейчас пришла мне в голову, — вы можете пройти в ресторан и попросить бесплатный завтрак — яичницу с беконом, кофе или что-нибудь в этом роде. Когда номер освободится, мы сразу же вам сообщим.

Мистер Оливер явно слишком устал, чтобы поднимать скандал. Все, что ему нужно, это теплая кровать, чашка кофе и Си-эн-эн по телику. Но бедолага плетется в столовую, а я быстро вставляю в считывающее устройство его золотую корпоративную карточку «Американ экспресс».

— Отлично сработали, — замечает Лиз, тряхнув светлыми волосами.

— Во всяком случае, лучше, чем Бен в начале недели, — говорю я.

Несколько дней назад Бен совершил чудовищную ошибку: выдумал неправдоподобную ложь, когда объяснялся со сварливым американцем. Тот прилетел ночным рейсом из Нью-Йорка. Вместо обычной истории с пищевым отравлением Бен заявил: забронированный номер затопило, и обслуживающий персонал как раз приводит его в порядок. Американец не поверил. И захотел тотчас же подняться в номер. Бен ответил, что это невозможно, потому как комнаты в страшном состоянии. Американец прямо в лицо назвал его лжецом. Бен сказал: раз уж вы так настаиваете, я провожу вас. Клиент не отступал. Тогда Бен повел его к номеру в самом конце коридора, где, по счастью, действительно делали мелкий ремонт. Американцу и этого оказалось мало, и он потребовал управляющего. Прескверная вышла история. В итоге отель был вынужден поселить борца за справедливость бесплатно, еще и преподнести ему бутылку шампанского. Адриана шутка отнюдь не позабавила.

Телефоны начинают разрываться. Постояльцы звонят с просьбой подготовить их счета, а кое-кто из служащих в самом деле сообщает о внезапной болезни. Сегодня пятница, судя по всему, денек выдастся суматошный. В понедельник, пятницу и выходные работы целая пропасть. А с некоторых пор, если ты не выходишь, тебе не платят. Сумеешь раздобыть какую-нибудь медицинскую справку, получишь обязательное пособие по болезни; не предъявишь ничего, останешься с носом. Впрочем, с какой стати тебе должны платить за похмелье? К слову сказать, мне в эту минуту ой как тяжко. За стакан воды и таблетку нурофена отдал бы, честное слово, что угодно.