— Благодарю вас за заботу, леди Баттс.

Жена доктора только фыркнула:

— Я больше о себе забочусь. Мне очень хочется послушать другие ваши истории, а этого не случится, коли вы не сможете говорить.

Однако ее высочество, находясь уже у двери в сад, повернулась, близоруко прищурилась и промолвила своим высоким детским голоском:

— Вы пойдете рядом со мной, мисс Лодж. Я хочу услышать подробности о чудесном боярышнике, зазеленевшем в Гластонбери.

Леди Баттс тут же отпустила мою руку. Она горестно вздохнула, а я поспешила присоединиться к принцессе. Слишком поздно я вспомнила, что боярышник — одна из эмблем дома Тюдоров.

Глава 9

Анна Рид была совершенно права насчет торжественного въезда принцессы и ее двора в город Глостер. Такие красочные церемонии хорошо наблюдать со стороны, в качестве зрителя, но участвовать в них — мука мученическая, поскольку шествия эти тянутся бесконечно, а отлучиться нельзя. Даже езда верхом не принесла мне того удовольствия, на которое я рассчитывала. Мне выделили тихую лошадку, приученную ходить под дамским седлом, которая лишь раз проявила характер, пребольно укусив меня за плечо, стоило мне спешиться.

После Глостера двор принцессы Уэльской в полном составе перебрался в Тьюксбери. Здесь мы разместились в добротном особняке из дерева и камня. Он стоял в центре живописного парка, который принадлежал местной обители. К этому времени я поняла, насколько права была Анна, называя жизнь при дворе принцессы невыносимо скучной.

Предшествующий наставник ее высочества установил строжайший распорядок дня для принцессы, а королева Екатерина строго-настрого велела соблюдать его и впредь и наделила леди Солсбери соответствующими полномочиями. Графиня делала все возможное, чтобы оправдать оказанное доверие и даже в сердце Уэльской Марки не отступать от раз и навсегда заведенного порядка. Кроме того, покои, одежда и тела ее высочества, ее ближайших фрейлин, дам и джентльменов должны были содержаться в отменной чистоте. Также леди Солсбери следила, чтобы мы, по ее собственным словам, «были честными, добродетельными и сдержанными в словах, облике, жестах, поведении и поступках».

Любой намек на фривольность строго пресекался. Из развлечений дозволялись лишь игра на клавесине и танцы, кои наставники принцессы считали способствующими укреплению телесного здоровья. Неудивительно, что слушатели столь жадно ловили каждое слово моих историй.

Если на развлечения при дворе принцессы смотрели неодобрительно, стремление к учению, напротив, всячески поощрялось. Меня, например, помимо музыки и танцев, стали учить говорить по-французски. А потом еще и обучать письму! Вот уж никогда не думала, что постигну этот навык, но я схватывала все на лету. Спустя несколько недель я смогла самостоятельно нацарапать записку мачехе, надеясь, что она сможет найти кого-нибудь, кто прочитает ей мое первое собственноручное послание.

Приближалось Рождество, которому предшествовал пост, неукоснительно соблюдавшийся при дворе принцессы. Все мы были обязаны ходить в церковь чаще, чем обычно, и наш стол более не удивлял разнообразием. По мере того как дни делались короче, а ночи — темнее, я почувствовала, что природная веселость и бодрость духа меня покидают. Будь на то моя воля, я уже давно отказалась бы вставать с постели при свете свечей холодными зимними утрами, однако леди Кэтрин ревностно следила, чтобы все фрейлины являлись в покои принцессы строго в назначенное время.

Впрочем, миновал день зимнего солнцестояния[35], и настроение мое улучшилось. А обильный ужин в сочельник — хотя на столе все еще отсутствовали мясо, сыр и яйца — ознаменовал начало рождественских празднеств. Ранним утром в Рождество мы все — шестерка фрейлин — последовали за принцессой к ранней мессе. Каждая из нас несла зажженную тонкую восковую свечу, пахнущую можжевельником, и держала ее на протяжении всей службы. Мне казалось, что проповедь никогда не кончится, но, когда мы вернулись в большой зал, нас ожидал самый настоящий пир: буженина, хлеб, пиво, сыр, масло и яйца.

В честь рождения Господа нашего Иисуса Христа мы были освобождены от уроков. Правда, в тот день предстояло сходить еще на две мессы, но я ожидала, что в промежутках мы сумеем хорошо повеселиться. В доме моего детства святки, следовавшие за Рождеством, всегда праздновали все двенадцать дней, и каждый из них был наполнен играми и развлечениями. Но по окончании трапезы ее высочество, придворные дамы и девицы все как одна занялись вышиванием, словно это был самый обычный день. Я с отвращением глядела на зажатую в пальцах иголку, но радостно встрепенулась, когда принцесса Мария велела мне рассказать какую-нибудь историю.

— Позвольте поведать вам, ваше высочество, как празднуют Рождество в моем родном крае, — отважно начала я. — В наших графствах все двенадцать дней и ночей после Светлого праздника и до самого Пахотного понедельника[36] любая работа, кроме ухода за скотиной, запрещена. Даже прясть нельзя. Колеса прялок завивают ветками остролиста, чтобы их нельзя было раскрутить[37]. — Я выразительно взглянула на пяльцы с ненавистной вышивкой и подумала: «Вот бы мне набраться храбрости и привязать к ним пару зеленых ветвей…»

— Чем же заняты люди, коли они не работают? — спросила принцесса.

— Они приносят в дом рождественское полено[38] и зажигают его, чтобы оно горело как можно дольше. Они ходят в гости к соседям, поют песни, пьют грог, танцуют, играют на музыкальных инструментах. Помню, как у нас в поместье в это время года останавливались странствующие менестрели, развлекавшие народ.

— Если слуги не работают, то чем же питаются их господа? — удивленно промолвила принцесса. — Кто-то же должен готовить еду…

— В наших краях готовят и пекут впрок, на все двенадцать дней праздников. Самое главное блюдо — рождественский пирог с мясом. В него входит тринадцать частей, ибо за Христом последовали двенадцать апостолов. И в пироге обязательно должна быть рубленая баранина в память о пастухах, первыми поклонившихся младенцу Иисусу.

— В прошлом году, — с задумчивым видом промолвила ее высочество, — мы ели на Рождество большую птицу, называемую индейкой. Моему отцу-королю она так понравилась на вкус, что он повелел разводить их во множестве на землях, принадлежащих ему в Восточной Англии.

Я никогда в жизни не видела индеек, но, когда принцесса красочно описала, как выглядят эти обитательницы Нового Света, я вдруг представила себе стада этих птиц, движущиеся к Лондону из Норфолка или Суффолка по тем же дорогам, по которым обычно пригоняли скот. Иногда путь скотины и домашней птицы на рынок занимал несколько месяцев, потому в эти путешествия крестьяне пускались заранее.

— При дворе король назначает Лорда — Повелителя беспорядка, — продолжала меж тем ее высочество. — Этот человек облачается в шутовской разноцветный костюм и отвечает за наши развлечения. Один год у меня даже был мой собственный Повелитель беспорядка. Мне тогда было шесть лет, и я праздновала Рождество в Диттоне, а родители мои находились совсем рядом — в Виндзорском замке. В тот год Джон Тергуд, один из моих слуг, надзирал за всеми нашими увеселениями. И у меня был точно такой же праздник, как и при дворе моего отца, но только чуть меньший по размаху. Мы даже собирались вокруг позолоченной и раскрашенной кабаньей головы[39]. И еще у нас были рождественские пантомимы и маскарады.

Слушая восторженный рассказ принцессы, я поймала себя на мысли, что никак не могу взять в толк, почему ей не позволили в этот раз устроить такие же празднества. Что в них плохого?

Тут и другие девушки пустились в воспоминания о том, как проводят Рождество у них дома, а я меж тем не сводила глаз с принцессы. Стоило ей заговорить о своих родителях, как лицо ее заметно оживилось, но потом взгляд затуманился.

От придворных дам я знала, что в некоторые годы принцесса Мария видела отца и мать только на Рождество и Пасху. Ожидала ли она, что ее пригласят к королевскому двору и в этом декабре? Но такого приглашения не последовало, так что ее печаль была вполне оправдана. Нужно было срочно отвлечь ее высочество от невеселых дум.

После недолгих колебаний я потянула за цепочку, которую косила на талии, и достала из складок платья прикрепленный к ней маленький мешочек. Открыв его, я извлекла на свет Божий некий прямоугольный предмет, завернутый в кусочек бархата и перевязанный лентой. Сегодня утром я вытащила его из сундука для одежды потому что это был подарок моего отца на Рождество, и я хотела держать его при себе в первое Рождество, которое встречала без него.

— Что это у вас? — спросила Мария, заглядывая мне через плечо.

— Колода карт. Ровным счетом пятьдесят две штуки.

Я развернула ткань и открыла черную рубашку первой из них. Когда я почувствовала, что взгляды всех присутствующих сосредоточились на моих руках, я медленно перевернула карту и показала, что на ней изображено.

— Это король, — пояснила я, возможно и зря, поскольку мужчина на карте был одет в роскошные яркие одежды старинного покроя, а на голове его была корона.

Принцесса Мария улыбнулась и сразу же похорошела. Но потом мигом стерла улыбку с лица — уж слишком серьезным ребенком была она по натуре.

— Он совсем не похож на моего отца, — заявила она.

— Это потому, что карты сделаны во Франции. Мой отец привез их из французского похода его величества — вашего славного родителя.

Принцесса провела пальчиком по лицу карточного короля, восхищаясь мастерством художника, отразившего мельчайшие детали, и проговорила:

— Тогда это, наверное, король Франциск[40]. Возможно, в один прекрасный день я выйду замуж за одного из его сыновей[41]. Мы были помолвлены с дофином, когда я была еще в пеленках, но с тех пор все разговоры о свадьбе прекратились.

Даже в нежном возрасте девяти лет ее высочество уже хорошо знала, что политические союзы недолговечны, невзирая на торжественные клятвы, которыми обмениваются договаривающиеся стороны при их заключении.

— Я никогда в жизни не играла в карты, — добавила она.

Уловив в ее голосе нотки сожаления, я тотчас предложила принцессе научить ее тем играм, которые знала сама. Принцесса Мария заколебалась. Она бросила быстрый взгляд через плечо, дабы убедиться, что графиня Солсбери еще не вернулась со встречи с епископом Экзетерским, главой совета, который управлял Уэльсом от имени принцессы. Другие придворные дамы также отсутствовали, хотя я и не знала, куда они подевались.

Конечно, в покоях принцессы, помимо нее самой и нас — фрейлин, находились также джентльмены-стражники, йомены-стражники, йомены-прислужники и грумы, а также личный музыкант Марии, родом из Уэльса. Все они были одеты в ливреи цветов принцессы — зеленого и синего. Только тем, кто занимал самые высокие должности в свите принцессы, было разрешено облачаться в черные бархатные камзолы и черные камлотовые плащи, подбитые черной овчиной. Сегодня удача была на нашей стороне — черных фигур вокруг не было видно. Похоже, что все важные лица были чем-то заняты.

— Позвольте, ваше высочество, взять ваш кубок. Мы назовем его «кон». В него мы будем складывать наши ставки.

Мария кивнула и знаком показала, что с нетерпением ждет продолжения.

— Эта игра называется «До пяти»[42]. Она очень простая, и меня научил играть в нее мой отец. Смысл игры в том, чтобы взять как можно больше взяток. Каждый игрок должен поставить один пенни или какой-нибудь другой предмет той же стоимости. Ну, например, ленту или заколку.

Тут мне пришлось прерваться, потому что все девушки начали искать, что бы такое поставить. Денег с собой ни у кого не было, даже полпенни. Мало кто из нас имел здесь, при дворе принцессы, в своем распоряжении собственные средства.

— Теперь я сдам каждому по пять карт, — продолжала я. — Ваша цель: взять три или более взятки. А если у вас это не получается, то вы должны постараться сделать так, чтобы никто другой не сумел их взять.

Я тщательно перетасовала колоду и сдала карты.

— А если никто не выиграет? — спросила Анна.

— Тогда наш кубок или «кон» со ставками переходит на следующую сдачу.

— А что такое «взятка»? — захотела узнать Мария.

Тут я поняла, что из всей честной компании я единственная раньше играла в карты, и даже слегка заважничала по причине собственной исключительности. Впрочем, на вопросы ее высочества следовало отвечать немедленно, и я терпеливо принялась объяснять, что все карты имеют разное старшинство — от туза до двойки, и что король старше королевы, а королева бьет валета.

— В колоде четыре масти, — продолжала я, развернув для наглядности сданные карты веером, — трефы, червы, бубны и пики. Если первая карта, с которой идет игрок, сидящий слева от раздающего, — черва, то все должны пойти с карты этой масти. Если вдруг у игрока нет червей, он сбрасывает карту любой масти. Игрок, который положил на стол самую старшую из червей, берет взятку. После этого он должен ходить.