– Вот наконец-то хоть один молодой человек появился! – воскликнула Полина Аркадьевна. – А то мы тут уже утомились от воспоминаний, любимого занятия стариков.

– Какая же вы старуха! – неожиданно с чувством произнес Юра. – Я теперь занимаюсь рисунком, нам Борис Иванович рассказывал о пропорциях, так вот я скажу: у вас молодое, удивительно гармоничное лицо.

Варвара Сергеевна с изумлением посмотрела на сына – он был учтивым юношей, но сейчас в его восклицании было чувство, искреннее, живое. Это был не просто светский комплимент.

– Кстати, как твои успехи? Борис Иванович, говорит, что у тебя есть способности, – улыбнулась Полина Аркадьевна.

– Да, есть, немного рисунок хромает, но все остальное выше всяких похвал. Я очень доволен, – включился в разговор Борис Иванович.

– Боря, спасибо тебе. – Варвара Сергеевна встала, приобняла за плечи художника. – Очень важно, чтобы в таком возрасте ребенок понял, к чему душа лежит.

– Какой он ребенок? Это уже жених. Твои сыновья стали совсем большими, а ты, Варя, и не заметила, – рассмеялся Борис Иванович.

– Ну, до женихов они еще не доросли. Учеба вся еще впереди.

– Борис Иванович, а какие у нас еще занятия будут? Кроме рисунка. Мы будем ездить на этюды? – Юра повернулся к художнику.

– Конечно, только позже. Нам еще многое надо освоить..

– И портреты мы будем рисовать? – Юра положил себе кусок торта и теперь ел его, стараясь не смотреть на родителей и гостей. Он решил зайти издалека, чтобы хоть намеком, хоть какой-то маленькой зацепочкой проложить себе путь к дальнейшим действиям.

– Конечно, но, боюсь, тогда ты уже будешь готовиться в институт, и времени на живопись будет мало. Ну а потом, студенческая жизнь, девушки…

– А я, может, в художественный поступать буду.

– Юра, это надо обдумать. – Варвара Сергеевна все, что касалось младшего сына, воспринимала очень серьезно. Даже простой разговор.

– Конечно, – Юра кивнул. – А было бы здорово! У вас бы смог продолжать учебу. Или дополнительно. У нас ведь в группе есть ваши студенты?

– Нет, – рассеянно ответил Борис Иванович.

– А эта, которая приходит уже к самому концу занятий?

Юра специально не закончил фразу, потянулся к чашке и вдруг услышал странную тишину, которая разлилась по гостиной.

– Ах, эта?! Да, но она… Нет, она… Она уже на втором курсе…

Борис Иванович пустился в долгие объяснения, Варвара Сергеевна, порозовев, стала сметать крошки со стола, чего никогда при гостях не делала, Полина Аркадьевна еще улыбалась, но это была улыбка испорченного настроения. Алексей Владимирович пытался перебить художника, а у Юры выпрыгивало сердце. Он уже знал, куда завтра пойдет вместо первого урока.


Нельзя сказать, что поздняя осень подходящее время для подобных мероприятий. Выходя из дома в семь тридцать, в восемь Юра уже был на «Кропоткинской» в переулке Сивцев Вражек, где в старом особняке располагалось художественное училище. Походив вдоль ограды, он потом перебирался ближе к входной двери и, делая вид, что вот-вот пройдет в здание, рассматривал плотный поток студентов. Юра обратил внимание, что среди учеников с мольбертами и папками было много симпатичных девушек, но рыжей не было. Он обычно ждал до десяти часов – многие приезжали ко второй паре, и только потом ехал в школу. В школе теперь держался особняком, после уроков быстро шел домой и мысленно торопил время – быстрей бы наступило утро, и можно было бы опять поехать на Сивцев Вражек. Всем своим поведением он сейчас очень напоминал старшего брата. Кстати, Вадима он однажды встретил на углу Смоленской площади. Тот посмотрел на брата, но не улыбнулся. Юра же от неожиданности быстро и возбужденно заговорил:

– А ты куда? По делам? Когда зайдешь? – Он частил словами, не слушая ответов. Впрочем, ответа бы все равно не последовало. Разойдясь же в разные стороны, каждый осудил другого. «Шалопай!» – почти равнодушно подумал Вадим. «Зануда и медведь. Мама права, не умеет ни говорить, ни вести себя». Юру задело равнодушие брата. Было бы приятно, если бы он заговорщицки спросил, что тот тут делает. Можно было намекнуть на тайну или даже поделиться ею по-мужски, совсем по-взрослому. Впрочем, в равнодушии было одно преимущество – Вадим ничего никогда не скажет родителям. «А я бы проболтался. Это точно!» – вдруг самокритично подумал Юра.

На занятия к Борису Ивановичу он тоже перестал ходить: «Ничего страшного, мама меня не убьет, что-нибудь придумаю. Не надо, чтобы эта рыжая меня заметила там, в студии. Лучше всего познакомиться где-нибудь в нейтральном месте. А там я словно под колпаком, маменькин сынок».

Ее он увидел рано утром, на пятый день. Приехав раньше обыкновенного, Юра решил было пройтись до угла переулка. В домах еще горели электрическим светом окна – осеннее утро было пасмурным. Юра поднял воротник куртки, сунул руки в карманы и пошел по переулку. Наверное, только он один в этот утренний час никуда не торопился. Он дошел до угла, прочитал текст на мемориальной доске, которая выступала с фасада крайнего дома, развернулся и пошел назад. И в это время его обогнала она. В своем плаще, черных мягких сапожках, с закрученными волосами, которые казались мокрыми. Она шла быстрым шагом, а он, растерявшийся, не знал, что делать. Вот сейчас она скроется в дверях училища, и придется ему целый день караулить ее. Он перебросил с плеча на плечо рюкзак с книгами, ускорил шаг, а у самых ворот закричал:

– Девушка, скажите, вы не здесь учитесь?

Она обернулась, и Юра увидел, какие у нее глаза. Они были карими с рыжим отливом. Лицо круглое, немного широкое в скулах, немного смуглое. Вблизи, в утреннем свете, девушка не была красавицей, но Юра этого даже не понял. Он только почувствовал глухие удары где-то в области селезенки.

– Да, учусь, – ответила она и продолжала спокойно смотреть на него.

– А вы не подскажете, где деканат? В этом же здании? Я специально пораньше приехал, но все закрыто…

Они тем временем дошли до двери, девушка потянула за отполированную руками ручку и произнесла:

– Уже открылись. Пойдемте покажу, мне тоже туда надо. А ловить их надо только с утра. Это вы правильно сделали, что приехали рано.

Они вошли в вестибюль. Вахтер, глядя сквозь них, спросил, куда они, и, не дожидаясь ответа, отвернулся к свежей газете.

– Нам на второй этаж. Сейчас, секундочку, волосы поправлю, а то высушить не успела, – произнесла девушка и остановилась у большого зеркала. Юра последовал за ней и тоже остановился. Стараясь не смотреть, как она расчесывает волосы, он перевел взгляд на свое отражение, и сердце его упало: рядом с девушкой стоял совсем мальчишка, в форменном пиджаке с эмблемой школы, рюкзак с учебниками за плечами. Выражение лица у него было совсем детским – растерянность, утренний недосып и смущение.

– Ну все, пойдем? – девушка, даже не поглядев на него, двинулась дальше.

– Вы знаете, я завтра зайду! Я совсем забыл, что паспорт нужен. Я завтра…

Он развернулся и помчался к выходу.

На улице он прошел быстрым шагом несколько кварталов и остановился. «Дурак, полный идиот! Идти искать ее и надеть школьную форму. Еще бы мешок со сменной обувью взял! Словно первоклашка».

На следующий день его вызвали к завучу, где мягко отругали за прогулы и посоветовали сходить на дополнительные занятия по физике. Юра терпеливо выслушал и произнес:

– Меня завтра тоже не будет. Я еду в институт – надо взять документы. – Юра помолчал и соврал с вызовом: – Мама договорилась еще на прошлой неделе.

Завуч кивнула:

– Конечно, конечно. Только послезавтра не опаздывай.


На следующий день встал он еще раньше – надо было решить вопрос с одеждой. Просто одеться в джинсы и свитер было рискованно. Мать могла в любой момент заглянуть в шкаф, увидеть школьный костюм и заволноваться, а вопросы и придирки ему были ни к чему.

– Юра, что так рано! – Варвара Сергеевна все равно услышала его возню.

– Мам, как ты думаешь, если сегодня не буду надевать форму, а пойду в джинсах в школу? Ты ведь не будешь сердиться, если классная на меня «накатит»? – Юра решил идти ва-банк.

– Не буду. Один день можно. – Варвара Сергеевна на кухне уже варила какао.

– Или два дня. Или три. Ты бы знала, как я устал от этой школы, формы, класса…

– Потерпи, осталось чуть-чуть. Осень скоро пройдет, потом зима и весна. Мгновение, можно сказать. Потом жалеть будешь.

– Не буду. – Юра проглотил бутерброд и выскочил из дома.

«Кому он морочит голову? Своей маме. Влюбился, и захотелось пофорсить». Варвара Сергеевна смотрела из окна, как сын идет вдоль прудов. Она вдруг увидела, что Юрочка стал взрослым. Вот так незаметно из симпатичного мальчика превратился в красивого парня. «Да он лет на двадцать выглядит! Интересно, кто она!» Варвара Сергеевна дождалась, пока Юра исчез за поворотом, и пошла будить мужа.


– Ну что, попал в деканат? – Голос раздался откуда-то сбоку. Юра обернулся и увидел рыжую, которая курила в стороне, у мрачного сиреневого куста, не успевшего по осени сменить листву.

– Нет еще. Сейчас вот пойду.

– Это ты зря. Сегодня там никого нет. У них сегодня выходной, даже секретаря нет.

– Как, опять?! – Юра комично развел руками. – Ну уж это никуда не годится. Придется пожаловаться в министерство!

Сегодня он чувствовал себя совсем по-другому – уверенно, даже немного нахально. Вот что значит другая одежда!

Девушка рассмеялась. Ее волосы были заплетены в косы, и лицо от этого стало еще круглее.

– Жалуйся, может, порядок наведешь, а то с ними сладить никто не может.

– Ты… – Юра на мгновение запнулся. – Ты тоже не можешь?

– А я и не пытаюсь. Для меня главное, чтобы не приставали. А они, когда надо, не шевелятся, когда не надо, все мозги вынут. – Рыжая неловко бросила окурок в кусты.

– Так пожары случаются, – хмыкнул Юра.

– Может, оно и к лучшему. Так, пора идти, пара сейчас начнется, – она направилась к двери, Юра решительно двинулся следом. – А ты куда? Говорю же, деканат закрыт.

– А я за тобой.

– В смысле?

– Посмотреть надо, из какой ты группы. Как же я буду тебя встречать – имени не знаю, где учишься – тоже. Вот только известно, что на втором курсе.

– А это откуда известно?

– Догадался.

– А может, и имя угадаешь?

– Нет, это не смогу. Ресурс слабоват у меня.

– Понятно. Встречать меня зачем?

Юра вытащил козырного туза – улыбнулся. Девушка замерла, потому что улыбка делала этого молодого человека неотразимым.

– Глафира я.

– Как солидно звучит!

– Пожалуйста – Глаша, Фира.

– Мне нравится твое имя, звать я тебя буду…

– Понятное дело, Иваном Ивановичем.

Юра рассмеялся. Он уже ее рассмотрел, она была не красавицей, но очень яркой и женственной.

– Нет, я хотел сказать, что звать буду тебя Глашей. Хорошее имя.

– Не утешай.

Они вошли в здание, прошли мимо зеркала – Юра увидел свое отражение – высокий, красивый блондин, одет модно, а рядом с ним девушка – худенькая, рыженькая, похожая на статуэтку. На душе было ликование – он увидел ее, познакомился, и она даже не против, чтобы он ее встречал.

– Ты за мной в аудиторию не ходи. Если хочешь увидеться – подходи сюда вечером, часов в шесть.

«А что, ты разве к Борису Ивановичу не идешь сегодня?!» – чуть не вырвалось у него. Но он промолчал, сейчас нужно было благодарить бога за саму встречу. Пройдет время, и он все про нее узнает, а пока не надо пугать удачу и счастье.


– Ты почему за мной ходишь? Не теряй времени, мне некогда глупостями заниматься.

– Я за тобой не хожу. Я встречаю тебя, провожаю тебя, мне хорошо с тобой.

– Ты странный. И мне кажется, я тебя где-то видела.

– Видела. Я же в деканат приходил. Тогда, первый раз, без паспорта. А на следующий день ты сама меня окликнула.

– Не обольщайся, скучно одной было курить под кустом.

– А я думал, ты влюбилась.

– В кого?

– В меня, ты же меня окликнула.

– Мальчик, ты явно нездоров.

– Здоров, только нахальный. Глаша, ты завтра вечером что делаешь?

– Завтра вечером я занята. Позвоню сама тебе. Послезавтра.

Он терпеть не мог эти вечера. В груди поселялась такая тоска, что хотелось выть. Он знал, что она сейчас в студии, что сидит на диване, что ждет, пока окончатся занятия. Юра больше не ходил к Борису Ивановичу, на вопросы отвечал, что много занятий и надо готовиться к поступлению. На самом деле он не мог переносить этой картины – старик художник и Глаша, терпеливо дожидающаяся его на диване. «Что она нашла в нем? Известность, деньги. Все-таки у нее дурацкое имя, крепостное какое-то!» – злился он в эти вечера. На следующий день он, позабыв о школе, мчался к училищу и подсматривал за ней. «Бледная, плохо выглядит, не выспалась», – терзался он и мучился от придуманных им же самим непристойных картин. А однажды, стащив у отца большой бинокль, он помчался к студии Бориса Ивановича. Расположившись с биноклем на лестничной клетке дома напротив, Юра попытался разглядеть, что же происходит после того, как ученики покидают студию. Но ему не повезло – в бинокль он увидел, как Борис Иванович собственноручно задернул тяжелую штору, а потом там погас верхний свет, и осталась гореть небольшая лампа. «Неужели она его любовница?! Как она может?!» Ночи его теперь походили на кромешный ад.