Аля, которую он встретил, удивила его не внешностью, не тоненькой фигурой, она удивила его радостью и любопытством на лице. Не было никакой нарочитой небрежности и кокетства. С таким лицом гуляют дети, отпущенные родителями «под честное слово» на дальнюю улицу. Столько восторга было в ее облике, что Юра остановил машину и решил подглядеть за ней. Она заметила это и испугалась, что тоже тронуло его. Обычно девушки, заприметив шикарную Юрину машину, в лучшем случае поворачивались выигрышным профилем, в худшем – сами старались познакомиться.

Потом, увидев ее с братом у Тенина в доме, он догадался, что это та самая девушка, голос которой перевернул все планы Вадима. Интересно было наблюдать за ней – смесь робости, любопытства, достоинства и растерянности. «Такой что «Мерседес», что лошадь – без разницы. А здесь растерялась. Хотя, может, это так кажется!» – размышлял Юра, очередной раз удивляясь Тенину. Неспроста последовало это приглашение, его друг обожал подобного рода сюрпризы. Брат Юру не удивил – они не виделись достаточно долго, но Вадим по-прежнему был необаятелен и ничего не делал для того, чтобы понравиться людям. Его манеры были правильными, но скрывать настроение, какое бы оно ни было, он не старался. Юра с любопытством наблюдал, как Аля старалась смягчить ситуацию, пытаясь привлечь к разговору забившегося в угол дивана Вадима. «Она его еще не знает. Братец не меняется, потому что не считает нужным. Ему люди не нужны. С такими тяжело!» – думал Юра. В гостиной у Тенина, где собрались люди богатые, искушенные и без труда ориентирующиеся в светских лабиринтах, попытки Али производили трогательное в своей беспомощности впечатление, и Юре вдруг захотелось прийти ей на выручку. Он развеселил всех какой-то хлесткой фразой и тем самым разрядил обстановку. Юра тогда порадовался, как ребенок, но эта радость имела отношение к Але, но никак не к брату, все еще пребывающему в скверном состоянии духа.

Пожалуй, нет неприятнее и некрасивее соперничества, чем соперничество между близкими родственниками. Желание взять верх порой не сдерживается принятыми между посторонними людьми условностями. Там, где коллега соблюдет хотя бы приличествующую форму, родственнник ею пренебрежет, совершенно не озаботившись тем, какое впечатление он производит. Без церемоний, одним словом.

Вадим и Юра, разъехавшись, увезли с собой недовольство друг другом. Расстояние и время не помогли им обрести родственную близость, которая иногда возникает у людей взрослых в разлуке. Они почти не интересовались друг другом – Варвара Сергеевна тщетно пыталась привлечь их внимание к родственным обязательствам, но отклика не находила.

«Растут, словно чужие!» – думала она о братьях, которые в глубине души и рады были бы сделать шаг навстречу друг другу, но одному мешал характер, другому – обида. Юра совершенно искренне полагал, что Вадим нарочно его игнорировал, подчеркивая свое старшинство, и потому отвечал брату ироничным высокомерием. Неумение достойно держаться в обществе, неудачный выбор жены – неброской и скромной – все это младший брат сопровождал едкими комментариями. Правда, иногда его занимал вопрос: не впустую ли он так усердствует, чувствует ли Вадим эту иронию? По внешнему виду о переживанияях брата ничего нельзя было сказать.

Детские и подростковые обиды плавно перешли в возраст, когда карьера является у мужчины чуть ли не самым главным мерилом зрелости. Оба брата достигли, хоть и разными путями, успехов в делах, и казалось, что вот сейчас соперничество должно отойти на второй план. Друг другу они уже все доказали. Варвара Сергеевна по этому поводу любила говорить так:

– Можно умирать. Внуков не дождалась, но карьеру мальчики сделали.

Она сама не могла сказать, чей успех ей ближе – Вадима, который прошел сложный путь становления в собственном, построенном с нуля бизнесе, или Юры, которому, казалось, чиновничья карьера давалась точно так же легко, как и светская беседа. Любила она обоих, но великодушнее относилась к младшему.

– Юре сложнее – это с каким количеством людей надо общаться! И вообще управлять людьми – нет тяжелее работы. Куда проще выполнять готовые поручения. И все эти командировки длительные за границу – это тоже все очень непросто.

О том, что Вадим управляет огромной компанией, она как-то не упоминала.

Сохранив привычку сплетничать с матерью, Юра часто рассуждал:

– Мам, неужели надо было так быстро жениться? Вот что он теперь будет делать с этой Алей?

– А что он должен с ней делать?

– Мам, мне кажется, Галя неспроста беспокоится.

– Юр, глупости не говори. Аля – ребенок. Да и с Галей они живут нормально. Я, конечно, не такую жену для него хотела, но что поделаешь. Вот ты когда женишься?

– Мне некогда. Мам, я себе не принадлежу.

Эта фраза или нечто подобное говорилось обычно со вздохом, и мать, хоть и улыбалась сыновнему бахвальству, в душе гордилась.

– Но жениться же надо, Юра. Должны быть дети…

Юра слушал повторение материнских рассуждений, а сам думал, что ни с одной женщиной, с которой встречался, он бы жить не хотел. Свобода, в его мужском понимании, заключалась не в возможности делать, что захочешь, а в возможности планировать, что захочешь. В семье же это обычно получается с трудом.

Жить с женщиной, униженной «домостроем», – удовольствие маленькое, а тратить время на уговоры и убеждения, что, например, покупка еще одного внедорожника предпочтительнее покупки земельного участка, не хотелось. Кроме этих вопросов, в семейной жизни неизбежно могли возникнуть и другие, более тонкие, требующие душевной щепетильности, а эту роскошь Юра позволял только в отношении матери.

Красивая внешность, деньги, роскошные вещи, которые Юра полюбил носить и которыми он привык пользоваться, – все это превратило его в объект агрессивного женского внимания. Невесты разных калибров – от банковских скромных тружениц в форменных юбочках и шейных платочках до состоятельных деловых женщин – пытались хоть на какое-то время завладеть его вниманием. Вниманием он «одарял», неизменно подчеркивая, что в его жизни пока присутствует только одна женщина – мать. Девушки млели – им казалось, что он само совершенство, – эта подчеркнутая любовь к матери добавила блеска его фигуре.

Относительно Али и Юры все ошибались. Не Аля увлеклась блестящим, успешным молодым человеком, а этот донжуан, повеса и эгоист внезапно почувствовал желание быть добрым и внимательным, заботливым и ласковым в отношении этой девушки. Тогда, у Тенина, в окружении этих «акул» светской жизни, для которых неловкость новичков была словно перец и горчица к пресному блюду, он вдруг захотел защитить Алю и с радостью отметил ее благодарность.

На следующий день, когда Вадим со своей подопечной уехал, Юра ушел на долгую прогулку. Он выбрал тот самый путь, ту самую дорогу, где в первый раз повстречал Алю. Он шел и думал о том, что как хорошо бы влюбить в себя эту девушку, увести ее от брата. Ему захотелось сделать это в силу мужских амбиций, из озорного самодовольства и мелкой мести за детские и юношеские обиды. Это извечное соперничество с братом сделало предвкушение романа острым и пряным. Он знал свою власть над женщинами – эта девочка была проста и наивна, и ему ничего не стоило вскружить ей голову.

Дорога резко повернула и пошла под откос. Именно здесь они повстречались. Юра вспомнил лицо Али и вдруг почувствовал, что в глубине души уже появились радость и уязвимость, ликование и опасение, надежда и отчаяние. Все то, что предшествует любви. «Я – ненормальный! Вокруг столько женщин, – думал про себя он. – Зачем я это затеваю?! А впрочем… если и не женюсь, так хоть насолю брату! Пусть понервничает, зануда этакий! И это я подумал о женитьбе?!»

Сколько времени прошло с момента их встречи до того момента, когда он почувствовал, что должен ее разыскать, Юра даже не понял. Он не замечал, как пролетали дни, занятые поездками, разговорами, встречами. Она не замечал солнца, дождя и холода. Природа, окружение, да и весь мир были всего лишь оболочкой, из которой надо было вырваться, чтобы завоевать Алю. Однажды он набрал ее телефон, благо искать долго не пришлось – учебное заведение, где она училась, было известным.

– Аля, добрый день! Вы не узнаете меня? Это Юрий. – Он едва удержался, чтобы не добавить «брат Вадима».

– Да, я слушаю. – На том конце ответили сразу, словно только и ждали звонка.

– Аля… я без вас скучаю.

Его слова прозучали так, будто они были знакомы много лет, дружили, стали близкими людьми, а потом вдруг разлучились. Она не удивилась, не стала кокетничать, не изобразила смущение. Она только произнесла:

– Я рада, – подарив тем самым ему надежду.


Что больше всего удивило его на их первом свидании? Воротничок. Маленький беленький воротничок, который аккуратно лежал на темной шерстяной кофточке. На фоне этого воротничка лицо с припухлыми глазами и нежным румянцем казалось совсем детским.

– Аля, – развел Юра руками, – я боюсь, меня арестуют за совращение малолетних. Вы выглядите как первоклашка в начале учебного года.

– Это плохо?

– Что меня арестуют?

– Что я – как первоклашка?

– Это хорошо, только мне не по себе. Я себе кажусь старым, неопрятным и испорченным.

– Нет, вы не старый. Вы очень красивый. Аккуратный. И испорченный, – Аля аккуратно слизала мороженое с ложечки. – Поэтому вы зря собрались за мной ухаживать. Я – неиспорченная.

Тут она поперхнулась от собственной прямолинейности, но продолжила:

– И боюсь, я вам буду неинтересна.

«Понятно, братец с ней даже не целовался. Ну и дурак!» – Юра старательно размешивал кофе и судорожно искал ответ. Аля пренебрегала всеми приемами кокетства.

– Почему вы думаете, что мне нужна испорченная девушка?

– Это видно по вашим повадкам. По жестам. Но больше всего – по глазам. Они у вас холодные.

– Холодные?! Аля, вы хотите сказать, что я смотрю на вас холодными глазами?!

– Нет, на меня вы смотрите совсем другими глазами. Так на меня смотрел мой учитель музыки. В Москве. Он был в меня влюблен. Я потом догадалась, когда мама сказала, что, вероятно, я выйду за него замуж.

– Как? Вас хотели выдать замуж? Насильно?

– Ну почему насильно? Меня хотели убедить, что это мне будет полезно.

– Нет, ну замуж действительно полезно выходить, – Юра сам удивлялся тому, что говорит, – но только по любви.

– Вот и я так думаю. Поэтому за мной не стоит ухаживать. Я за вас замуж не выйду.

«Интересно, это что – «наив»? Или она действительно такая… неиспорченная?» Юра углубился в меню, чтобы выиграть время для ответа. Понять, насколько серьезно говорила девушка, он не мог. Конечно, в его арсенале были фразы и колкие, и высокомерные, и снисходительные, произнеся которые можно было дать понять, как смешна самонадеянность Али. Но ни одну из них он не произнес. Вместо этого он уставился на ее белый воротничок и спросил невпопад:

– Это сейчас модно?

– Что?

– Ну, такое беленькое?

– А, это? Это всегда модно. Классика. Можете порекомендовать вашим подружкам.

– Каким подружкам?

– На которых вы смотрите холодными глазами.

Юре показалось, что с ним играют в какую-то неведомую игру, в которой он из охотника превращается в дичь. Аля тем временем доела мороженое, отодвинула матовую креманку и вздохнула:

– Вот мы с вами все и обсудили. Если можно, закажите теплого молока – мне нельзя горло простужать.

Юра заказал молоко, которое принесли в большой широкой чашке, и Аля, ухватившись тонкими пальцами за ручку, стала пить его медленными маленькими глотками. Юра искоса посмотрел на ее маленький подбородок, на тонкую, чуть загорелую шею, завитки волос, выбившиеся из низкой косы, и вдруг на мгновение представил, что все это достанется Вадиму. Все-все. Вадиму. Вместе с голосом и славой. И если даже не будет славы, одна только мысль, что эта нежность будет принадлежать брату, показалась ему ужасно несправедливой.

– Я приглашаю вас на обед. Вы пойдете?

Впервые в жизни его волновал ответ на этот вопрос. Он встретил девушку, которая дразнила его своей несговорчивостью. Более того, он понимал, что не очень нравится ей, не нравится именно тем, чем нравился другим. И совершенно очевидно ей нравился брат. «Нет, может, она в него и не влюблена, но видит в нем этакий образец благородства. Это можно уловить из ее слов», – думал Юра и… обижался. Обижался на брата. Алю же он пока понять не мог. В этой девушке была тайна, которую она не спешила открыть, которой не спешила поделиться. Словно знала высокую цену своей загадке.