Позднее возвращение накануне, суетный день и короткая ночь давали о себе знать. Ночь промелькнула, как один миг. Еще в полудреме, когда пришло время вставать, но организм все еще цеплялся за последние секундочки сна, Николай Иванович услышал пронзительный звонок.

«Надо отключать телефон на ночь», — лениво подумал он и с неохотой потянулся к трубке.

— Алло…

— Николай, — услышал он знакомый голос, и все внутри него перевернулось. — Это Кристина… Я хотела бы… — женский голос пресекся, как бы зависая в воздухе, не в состоянии подобрать нужные слова. — Я хотела бы еще раз извиниться за вчерашнее…

— Доброе утро, Кристина. — Николай Иванович чуть приподнялся в кресле, точно порываясь встать и пойти навстречу женщине, чей голос стал ему за последние несколько дней самым желанным. — Мне кажется, что все ваши извинения излишни. Мне кажется, что ничего страшного в конце концов не произошло. Напротив, я очень рад был видеть вас. Жаль лишь, что я целый день носился как угорелый в поисках…

— В поисках чего?

— В поисках женщины, которая сводит меня с ума.

— Простите, — голос Кристины потускнел. — Я не знала, что… Хотя, почему бы и нет?

Николай Иванович проигнорировал замечание Кристины, но от его слуха не ускользнула интонация ее голоса. Значит, ей небезразлична его личная жизнь.

— Да, и вы знаете, она появилась в моей жизни совершенно недавно. Каких-нибудь несколько дней назад. А вчера мне сказали, что она уехала. Я захотел передать ей цветы, но не знал, как это сделать. Я метался по городу, словно обезумевший, и не знал, что она сидит у меня дома.

— Кто она? — голос Кристины задрожал. — У вас дома не было никого. Можете мне поверить.

— Так-таки никого? — с улыбкой, обрадованный эффектом, который его слова произвели на Кристину, сказал Николай Иванович.

— Никого, — произнесла она тихо. — Кроме… Меня.

— Я вас…

— Нет! Не надо! — строго приказала она. — Вы уж лучше молчите!

— Почему? — Николай Иванович чувствовал в себе такой прилив энергии и желания слышать этот милый голос, что готов был сейчас хоть на уши встать, лишь бы она не повесила трубку. Но что с того, если он даже встанет на уши, все равно Кристина этого не увидит.

— Я вас… — снова начал он и замолчал. Она вдруг рассмеялась, и Николай Иванович представил себе ее живое лицо. Он не видел еще, как смеется Кристина. Он видел ее напуганной, надменной, удивленной, неприступной, вежливо улыбающейся и задумчивой. Но смеющейся — еще никогда. Николай Иванович закрыл глаза и ослабил ремень на брюках. Так и спал в кресле, даже рубашку не снял. — Я хочу вас спросить, где Кароль? Вы вчера провели целый день в одиночестве, неужели он не искал вас?

— Нет, не искал. Он даже не предполагает, что я отсутствовала целый день и вернулась так поздно. Если ему об этом не сообщит консьержка, он никогда не узнает.

— Так он в Кельне?

— Что вы! В каком Кельне? Это я просила прислугу отвечать так всем, кто будет звонить нам.

— Я искал вас вчера, — голос Николая Ивановича изменился. Он стал теплым и нежным. — Я целый день искал вас вчера.

— О да, я понимаю, ведь мы должны были заключить контракт… — Кристина с огорчением вздохнула. Откуда-то из глубины квартиры раздался странный голос:

— Раз-два-три-четыре-пять-вышел-зайчик-погу-лять.

Голос был похож на искаженный детский, как в механической игрушке.

— У вас дети? Откуда вы звоните?

— У нас попугай, — снова рассмеялась Кристина. — Нам его подарил один профессор. И кроме этой фразы, наш Филипп ничего говорить не умеет.

— Я был в аэропорту и хотел отправить… Но вы так и не сказали, где ваш муж?

— Кароль уехал. Он вчера утром собрался и уехал с сыном, а я опять осталась дома. Он мне сказал, что кто-то же должен заниматься делом. Понимаете? Кто-то, кто занимается делом, — это я. А он… Он стал часто пить… Особенно с тех пор, как мы приехали в Россию, и ему давно наплевать на… — Голос Кристины опять прервался, и на этот раз пауза затянулась. Николай Иванович понял, что из ее души чуть не вырвались слова, которые не говорят посторонним людям.

«Да, достал, видимо, муженек сдержанную и практичную немку», — промелькнуло у него в голове. И Николай Иванович как-то сразу понял, что они говорят не о том, совсем не о том… При чем здесь все эти дежурные извинения, что значат никчемные фразы о фон Зиндере? Все это только повод для того, чтобы слышать голоса друг друга, создавая иллюзию, будто они рядом. Кто там придумал телефон? Он слушал Кристину, сияя от счастья, и, прикрыв глаза, представлял себе ее лицо. Она улыбалась сквозь солнечные лучи, и большой букет рассыпающихся бежевых цветов касался ее губ и подбородка. Она улыбалась, улыбались ее глаза и губы, и хотелось прикоснуться к этому лицу своей — такой же светлой — улыбкой, хотелось обнять, закружить невесомое тело, пахнущее розами и солнцем.

Николай Иванович отогнал прочь все, связанное с фон Зиндером. «Зиндер — финдер — дрындулет…» — без какой-либо злой мысли он перекроил про себя фамилию этого тщедушного немца-очкарика.

Он почти не знал его, но в тот вечер у Петра Николай Иванович достаточно хорошо изучил Кароля, сумел более-менее полно уяснить для себя сущность этой «акулы капитализма». Можно было делать кое-какие выводы, хотя они и были явно не в пользу фон Зиндера. Да, действительно муж Кристины не тянул на роль лидера. Заметный холодок и сухость в отношениях между супругами только сильнее подчеркивали отстраненность этих людей друг от друга и вскрывали всю шаткость семейных уз, построенных на крепком фундаменте общего дела.

Покорные взгляды и вежливые улыбки Кристины. Ее тихий голос и мягкость движений. Высокомерие, почти постоянно сквозившее в тоне и поведении фон Зиндера, его повелевающие жесты и многое другое выглядело скорее искусственным: оба явно играли не характерные для их отношений роли. Это можно было бы объяснить воспитанием и еще необходимостью создавать иллюзию, что фон Зиндер и есть руководящее начало, а Кристина — всего лишь приложение к его месту в обществе. В принципе все как и должно быть. Мужчина занимается делом, женщина в меру своих скромных возможностей и способностей помогает ему.

Но так или иначе это всплывет наружу, и все встанет на свои места. Мало ли тому примеров? Не так давно и сам Николай Иванович был в роли руководителя, формально остающегося в тени. А что касается предприятия фон Зиндеров, то выяснить, кто есть кто, не составит труда, особенно если им придется участвовать в совместных проектах и подрядах. Да и какая разница, кто заказывает музыку, если под нее и работать, и отдыхать приятно?

Кристина молчала. Даже ее дыхания не было слышно в трубке. Он произнес ее имя — вначале тихо — так, как повторяют про себя имя человека, который находится сейчас далеко-далеко и даже не подозревает, что кто-то думает о нем в эту минуту. И после некоторого молчания произнес еще раз — уже вполголоса:

— Кристина.

В ответ — тишина. Николаю Ивановичу показалось, что связь прервалась. «Как же так? Ведь я не сказал ей главного», он снова повысил голос:

— Алло, Кристина!

Кристина судорожно вздохнула. В ее голове был хаос, и среди этого хаоса вдруг раздался голос, словно из небытия. Или, наоборот, она — в небытии, а голос — по другую сторону.

— Я слышу вас. Слышу… — Николаю Ивановичу ее голос показался напуганным. — Простите, я задумалась… Мой Бог, да что со мной?! Я, кажется, только и делаю все утро, что извиняюсь. Нелепейшая ситуация, — раздосадованно пробормотала она.

Николай Иванович уже и сам начинал чувствовать себя несколько не в своей тарелке, и все же он произнес:

— Успокойтесь, Кристина, все в порядке.

Сейчас он более всего хотел оказаться рядом с этой растерянной женщиной, чтобы, как дочку, погладить ее по голове, почувствовать ее теплое доверчивое дыхание на своем плече, прошептать ей ласковые слова, которые накопились в его душе и готовы уже сорваться с языка. Но ему непременно нужно видеть ее глаза. «Я ждал тебя целую вечность, — подумал он, — я дождался тебя, но ты принадлежишь другому. Какая несправедливость…» Николай Иванович знал, что чужого он не возьмет.

— Я… Хочу видеть вас, — тихо произнесла Кристина, и на лице Николая Ивановича промелькнула тень удивления и радости, то, что он услышал, не оставляло сомнения во взаимности. И даже легкое дрожание голоса подчеркивало ее расположение к нему и истинность произнесенного, он хотел ей сказать, что эти слова словно сорваны с его языка, но Кристина уже взяла себя в руки. Во всяком случае, ее голос на этот раз зазвучал по-деловому, утрачивая душевное волнение, становясь выцветшим и сухим.

— Кстати, мы вчера так и не сумели поговорить по поводу совместных подрядов.

— Вы только за этим приходили ко мне? — спросил Николай Иванович, волнуясь. Ему стало немного зябко, и он накинул на плечи плед.

— Надеюсь, что и ваша фирма, и наша заинтересованы друг в друге, — словно не расслышала его вопроса Кристина. — А вчерашнее недоразумение, — она на мгновение запнулась, — никак не повлияло на перспективы нашего бизнеса.

— Я буду рад снова видеть вас, — осторожно произнес Николай Иванович, и его ударение на последнем слове можно было истолковать весьма двояко. — Памятуя наш вчерашний опыт, можно было бы встретиться где-нибудь на нейтральной территории. Нет ли у вас, Кристина, в Москве полюбившихся мест? Сейчас так много приличных ресторанов, ресторанчиков, пабов, клубных баров… Предлагайте…

— О… — плавно протянула Кристина.

По телу Николая Ивановича пробежала мелкая дрожь. Неужели откажет?

— Мы можем подождать возвращения Кароля, — предложил он компромиссный вариант только для того, чтоб не спугнуть эту женщину.

— Хорошо… — мягко произнесла она. — Нам ни к чему ждать Короля, его поездка может затянуться. Я буду в семь в «Праге». Надеюсь, что к этому времени вы освободитесь, мне тоже нужно в течение дня кое-что сделать.

— Вот и прекрасно! Тем более, что вечер у меня сегодня совершенно свободен. Я обязательно буду. А что касается вашего мужа, то многие мужчины время от времени позволяют себе расслабиться. Россия — страна стрессов и неожиданностей. Ваш муж, как мне кажется, не исключение. Из благополучной Германии в бурлящую Россию. Это такое потрясение!

— А вы… тоже порою позволяете себе подобные «исключения»? — Голос Кристины стал ироничным. Но, несмотря на это, Николай Иванович почувствовал, насколько она уязвима в этом вопросе, насколько ей больно и неприятно говорить на эту тему.

— Если вы имеете в виду алкоголь, то я скорее исключение из исключения, хотя… Чего доброго вы подумаете, что я пытаюсь похвалить себя. Поэтому должен признаться — у меня масса других недостатков, но не думаю, что вам это покажется интересным… — он явно уводил тему разговора от Кароля. Кристина заинтересованно молчала. Николай Иванович знал, что по правилам хорошего тона первым прервать разговор и попрощаться должен тот, кто его начал. Стало быть, инициатива прекращения беседы должна исходить от Кристины. Но она явно не собиралась класть трубку. Во всяком случае, в данный момент.

— И все-таки, быть может, вы поделитесь информацией о самом большом своем недостатке? — Кристина засмеялась. — Чтобы я уже знала, с кем имею дело. — Она была довольна направлением беседы, которое подсказал Николай Иванович. Об этом можно было судить и по ее смеху, и по ее тону, и по тому, как она игриво и тепло задышала в трубку.

Николай Иванович улыбнулся. Вот такая она ему определенно нравится. Открытая, раскрепощенная, веселая.

— Поделиться, говорите? Самым-самым моим большим недостатком? Ну, тогда я должен признать… — он сделал дурашливую паузу и уже таинственным и протяжным голосом продолжил: — Должен признать, что я имел несчастье на протяжении нескольких лет быть брюзжащим неприступным и бессердечным аскетом.

— Быть? А сейчас?

— А сейчас… — он снова сделал паузу, словно раздумывая, говорить ему об этом или не стоит. — А сейчас, как я понимаю, ситуация резко изменилась, и я блуждаю, словно очарованный странник, и не могу оторваться от телефонной трубки и приступить к ожидающим меня делам. Более того, мне кажется, что все это происходит в моей жизни не случайно и добром наверняка не кончится.

Как будто оттягивая время на обдумывание сказанного, Кристина глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Выдох, как целая жизнь. Затем она, не торопясь, спросила: