– Да он у нас ментом работал. Его выперли за одну не очень хорошую историю…Теперь вот у вас работает, девчонок молодых пугает.

Что-то смутно знакомое мне показалось в его словах. Какая-то даже не мысль, а тень мысли мелькнула. Как будто облачко на солнце набежало и исчезло…

– Он у меня удостоверение забрал. Помогите вернуть.

Дима вызвался помочь.

– Я поговорю с ним. Он хоть и дурак, но может своих послушает.

В штабной вагон отправился еще один спасатель. Саша остался со мной, и мы с ним допивали чай, когда наконец-то вышла из купе Светка. Видимо поняла, что наступила тишина и можно выйти без последствий. Я на нее страшно сердилась, ведь по ее вине мне приходилось расхлебывать эту кашу. От нее пахло перегаром, но вид был довольно виноватый и она, извинившись, сказала:

– Он приставал ко мне, а ему отказала. Поэтому он такой злой стал. Я просто испугалась.

Мы перебазировались в купе для отдыха проводников и там стали снова и снова перемалывать это событие. Прибежал Боря и сказал, что этот придурок вылакал бутылку водки и, наверное, сейчас угомонится. Поговорив еще немного, я уговорила Светку лечь спать, а остальных выпроводила по своим местам. Пассажиры, после визга Андрея, сидели в своих купе и не высовывались.

А вот ревизор от выпитого не угомонился, а только еще больше разгорячился. Он пришел снова, вытащил меня в тамбур и опять понес какую-то чушь. Сначала он обыскал меня на предмет диктофона. Потом угрожал всеми мыслимыми и немыслимыми опасностями, которые свалятся на мою несчастную голову, если я откажу ему в близости. Все это было противно и неприятно, но приходилось это выслушивать, потому что из вагона никуда не денешься, можно только выпрыгнуть, и то один раз. Удостоверение он так и не отдал. Не добившись ничего, измотав мне окончательно нервы, он удалился.

Я считала минуты, до того момента, когда мы приедем на станцию и он выйдет. Мне было уже все равно, что будет потом – лишат ли меня премии или сразу уволят, хотелось, чтобы сейчас это поскорее закончилось. Я сидела в купе, буквально, словно выжатый лимон. Ни одна мысль не посещала меня. Светка наконец-то меня сменила, но я никак не могла собраться с силами, чтобы хотя бы переодеться. Я была в полной прострации, когда пришел Дима.

– Чего сидишь такая несчастная?

– Сил больше нет. Устала.

– А я тебе удостоверение принес!

– Как тебе это удалось?

– Я очень талантливый!

Он присел рядом со мной. Из своей рабочей папки достал мои документы, и что-то случайно уронил на пол. Я наклонилась и подняла пачку презервативов.

– А зачем ты их носишь в папке? Что за необходимость?

– Никогда не знаешь, когда они тебе пригодятся.

Он многозначительно улыбнулся и заявил:

– А ты, что не собираешься меня благодарить?

Я не ожидала такого поворота событий. У меня не было сил даже возражать. Он спокойно задрал мне юбку, посадил на стол, расстегнул свои штаны, надел презерватив и в течение двух минут, молча делал свое дело. Я смотрела на него как на какое-то животное, но его это нисколько не смущало. Когда он вышел из меня, я брезгливо отодвинула его и ушла в туалет. Там я пробыла, пока он не ушел. Разве так можно? Что я выгадала? Сменила шило на мыло? Исход-то один и тот же. И вот, глядя в окно туалета, провожая взглядом мелькавшую листву деревьев, я вдруг остро ощутила ту самую мысль, которая облачком налетела недавно. Я ведь знаю Андрея! Вспомнилось, как полтора года назад, сразу после неудачного поступления в академию, я ездила с сестрой в ночную смену на пригородном поезде. Там мы разговорились с молодым милиционером про мою неудачу. Потом мы обсуждали с ним криминалистику, судебное право и проговорили почти всю ночь. После той беседы, я почувствовала, как будто крылья выросли у меня за спиной. Впервые я встретила собеседника, который понимал меня с полуслова и разделял мою точку зрения. Мы смотрели в окно, на пролетающий мимо лес, и между нами возникла симпатия. Он убеждал меня, что я не должна бросать попытки поступления, что я очень умная, что если нужна будет помощь, то он сможет мне помочь. Дал мне номер своего рабочего телефона. Это был Андрей. Это был Андрей?! Что с ним стало за эти полтора года? Он разжирел, опустился…Как так быстро может деградировать человек?! За окном был тот же лес, только все теперь было по-другому. И я стала другой…Я вернулась в реальность с мыслью, что никто ничего не знает и никогда не узнает. Я схватилась за нее, и она позволила мне выкарабкаться из моего состояния. Я внушила ее себе и мне стало легче. Вернувшись в купе я уснула.

Вечером следующего дня Боря с Вовой пришли с бутылкой вина и я напилась по случаю нашего знакомства. Мне хотелось забыть все события и мысли, которые посетили меня прошлым вечером. Боря оказывал мне знаки внимания, какие только возможно, и я принимала его ухаживания. Мне было совершенно все равно, кто был рядом со мной. Всех мужчин я воспринимала как законченных подлецов, которым нужно только одно – кого-нибудь трахнуть. Но Боря действительно меня полюбил, но на тот момент я не могла видеть этого. Я не могла чувствовать самой любви. Я смотрела на мир сквозь призму обид, а это было неправильно. Я завязала с ним отношения просто так, он мучился, глядя на мое равнодушие, а мне было все равно. Я использовала его для каких-то мелких прихотей, изводила бессмысленными и бесчисленными скандалами, а он терпел, думая, что когда-нибудь это закончится. Но не ему было суждено было вернуть мою веру в мужчин. И когда в моей жизни появился мужчина, который заставил биться мое сердце, я без жалости и сожаления выбросила его, как ненужную вещь.

А с милиционером Димой мы встретились два года назад. Я работала штабницей при хорошем начальнике. Опыта было хоть отбавляй. Когда он увидел меня, очень обрадовался. Вечером прибежал ко мне с «Шампанским». Он рассыпался передо мной в комплиментах, держал за руку… Я была не последним человеком в бригаде, имела влияние на начальника, окружающие звали меня за глаза «железной леди», за мой не пробиваемый оптимизм и выдержку и ему очень льстило, что вот он знаком со мной. Очень мало осталось людей, которые знали меня с юности, текучесть кадров на железной дороге высокая. И вот мы сидим в купе, он нервно пытается шутить. Разливает «Шампанское», залпом выпивает свой бокал. Он не смеет со мной фамильярничать, перед ним не глупышка, а уверенная в себе женщина. Я улыбаюсь. И он решается сказать:

– Давай продолжим наши отношения!

– А у нас они были?

– Мы же были любовниками.

– То единственное скотское соитие ты называешь любовью? Мне искренне жаль тебя.

Все еще улыбаясь, потому что улыбка всегда на моем лице, я выхожу из купе. Долго смотрю на пролетающие огни за окном. Я позволила себе оскорбить человека, в память о той, неопытной, беззащитной девчонке, которой я была несколько лет назад. И только тогда, восемь лет спустя, я посчитала, что поставила в этом деле точку, потому что смогла на равных отказать мужчине, который подло воспользовался моим трудным положением в юности.

А Андрей еще много раз встречался на моем пути. Поэтому мы с ним не прощаемся.


Глава шестая, продолжение…


Еще одна поездка была позади. Дома я попыталась привести в порядок мысли и чувства, но ничего вразумительного в голову не лезло, да и чувствовать ничего не хотелось.

В гости ко мне пришли подружки и мы сидели сплетничали, когда раздался стук в дверь. Наташка пошла открывать, мы ждали ее младшую сестру. Я услышала мужской голос и вышла в прихожую.

– Лана, это к тебе, с работы.

Она отошла от входной двери, и я увидела того, кого меньше всего ожидала увидеть. В форме, при погонах, в подъезде моего дома стоял Андрей. Я сначала просто испугалась. У меня заныло в желудке и я хотела захлопнуть дверь прямо у него перед носом, но глупое воспитание не позволило мне это сделать. А жаль! Эта тварь стояла и улыбалась, нагло пялясь на меня.

– Пригласишь?

– Нет, у меня гости.

Только этого мне еще не хватало! Чтобы он зашел ко мне. Меня затрясло только от мысли, что я буду находится с ним в одной комнате. Я вышла в подъезд.

– Чего тебе еще от меня надо?

– Мы так и не договорились о встрече.

– О какой встрече? Я видеть тебя не могу!

– Нам работать вместе. Поэтому надо дружить.

Я молчала. Я не знала, что можно ответить на такую бесцеремонность. Человеку ясно дали понять, что видеть его не хотят, а ему все равно. Я украдкой взглянула на него. Багровое лицо от многодневной пьянки, мутные глаза…Где же тот парень с уверенной улыбкой, который так понравился мне?

– Ну, что ты мне можешь предложить?

– Да, ничего я тебе не буду предлагать! Оставь меня в покое!

– Мне, кажется, ты меня не поняла, детка. Я всегда добиваюсь своей цели, чего бы мне этого не стоило.

«Он больной», пронеслось у меня в голове. Я просто запаниковала. Что мне делать? Я была настолько напугана, что даже, как будто вернулась в вагон и не понимала, что сейчас я дома, что здесь мне могут помочь. Вокруг люди, соседи, наконец. Но мое сознание отключилось. Я видела его маслянистое лицо, слышала его противный голос и не могла пошевелиться. Как кролик смотрит на удава, так и я смотрела в его бесцветные глаза и ничего не соображала. Он тем временем поставил свой чемоданчик на пол и приблизился ко мне. Распахнул мой халат и стал меня лапать грубо и бесстыдно. «Это происходит не со мной, он не посмеет. Мы же в подъезде. В любой момент может кто-то пройти», – думала я. Но Андрей думал по-другому. Он прижал меня к грязной стене своим обрюзгшим телом и шептал мне на ухо, чтобы я была умницей и тогда все быстро закончиться. Руками он беспорядочно хватал меня за тело, сжимая его до боли и оставляя на нем синяки. Капли пота стекали по его вискам, лицо стало бордовым, на миг он оторвался от меня, чтобы потом с новой силой вдавить в стену. Он даже не вошел в меня, не успел. Едва он сдвинул мои трусики, как тут же навалился на меня и кончил мне прямо на ноги. Меня это как будто отрезвило. Я запахнула халат и с издевкой спросила:

– Ты все?

Он застегнул брюки и с угрозой в голосе сказал:

– Скажешь кому-нибудь, убью.

Я ему поверила. Я уже не сомневалась, что он не здоров психически и спорить с ним опасно для жизни. А он тем временем, взял свой чемоданчик и, уже спускаясь по лестнице, сказал:

– Все вы суки. Вам только одно надо.

Страх с новой силой охватил меня, я поняла, что он не контролирует свои действия. Я боялась сказать что-либо, потому что он мог сделать мне все, что угодно. Он был невменяем. Я дождалась, когда он спустится еще на один пролет, и только тогда зашла домой. Стоя в ванной под струей душа, я никак не могла понять, как это могло произойти. Среди бела дня, в подъезде собственного дома, меня насиловал ревизор, а я как последняя дура терпела и молчала. Оказывается так бывает. Подружкам я ничего не рассказала. Выставлять свою глупость не хотела. Во всем я обвиняла только себя.

Это событие перевернуло все с ног на голову. Я стала бояться оставаться дома одна, мне казалось, что Андрей опять придет. Пять суток отдыха растянулись на вечность, и я никак не могла дождаться поездки. Там был Боря, он меня защитит. Он жил в другом городе и мы встречались только в поезде, когда я ехала на большой круг. Страх и отчаянье толкали меня в его объятья, он дарил мне уверенность и спокойствие. Никаких чувств я к нему не испытывала, мне просто было удобно с ним.

Однажды он пригласил меня к себе домой в гости. Мы отпросились у начальника поезда, попросили напарников поработать за нас, и на целых восемь часов покинули состав. Его маленький городок находился у нас на маршруте, мы вышли в обед и вернулись поздним вечером, когда поезд возвращался обратно, т.е. ехал уже на большой круг. Родителей у него не было, жил он теткой-инвалидом. Меня напоили чаем и мы пошли смотреть его детище. Это был маленький сарай, в котором он проводил все свое свободное время. Я была как-то обескуражена. Для меня приглашение в гости ассоциировалось с кучей вкусняшек и уютные беседы, а тут неприкрытое отчаяние и боль. Мне его стало очень жалко. Я поняла насколько он одинок. В сарае стояла старая раскладушка, застеленная несвежим бельем и колючим одеялом. Мы сидели на ней и я не знала, как пониже опустить юбку, так нестерпимо оно кололось. Он начал меня целовать, говоря, что очень сильно любит меня, что я для него значу очень много. Мне же хотелось поскорее встать и уйти, так некомфортно мне было. Но меня останавливали его глаза, столько отчаянья в них было. Руки его становились все настойчивей, поцелуи все откровеннее. Я видела, что он хочет меня, но пересилить себя было трудно, мне была невыносима сама обстановка. Чтобы избавиться от колючего одеяла я села ему на колени. Конечно, он воспринял это движение как согласие на близость. Он аккуратно расстегнул мне пуговицы на рубашке, в его движениях чувствовалась неуверенность и страх. И что-то щелкнуло у меня в голове, так мне стало его нестерпимо жалко, что захотелось дать хоть немного нежности, чтобы вытеснить его страхи и наполнить его уверенностью…Я ласкала его, закрывая глаза от брезгливости, а не от страсти, принимала его неуклюжие ласки и терпела это проклятое колючее одеяло уже всем обнаженным телом. Это был акт жалости, а не любви. Но столько восторга появилось в его глазах, столько трепета появилось в его движениях, что я поняла, что цель моя достигнута. Немой вопрос я прочитала в его глазах, когда он достал презерватив, но я без колебаний разорвала пачку и одела его на стоящий член. Он старался все делать нежно и деликатно. Но мое тело никак не хотело отзываться на его прикосновения. Он довел дело до конца и я вздохнула с облегчением. Так же аккуратно он одел меня, целуя каждый сантиметр моего тела. Наступили сумерки, скрывая наши лица, и темнота разлилась по углам. Становилось жутко находиться в этом сарае и чувство страха заполнило меня. Хотя до поезда было еще достаточно времени я вынудила его идти на станцию, чтобы ждать там. Когда мы стояли на перроне он решился сделать мне предложение руки и сердца, но я отказала ему, мотивировав это тем, что мне только восемнадцать лет и замуж я не собираюсь. Я понимала, как ему было больно, но поступить по-другому не могла. Я остро чувствовала свою нелюбовь к нему, а чувство жалости ушло, уступив место опустошенности. И я еще не раз причиню ему боль…