Лия Флеминг - Открытка

– Что вы имеете в виду? Она находилась на официальной службе. Существует определенный порядок зачисления, должны быть и другие записи в ее личном деле. Да, я догадывалась, что дочь находится где-то за границей!

Фиби взглянула на гостью, но та лишь мило улыбнулась и отхлебнула глоток чая из чашки.

– Все не так просто! Каролина выполняла спецзадание.

– Какое спецзадание? – перебила ее Фиби.

– Боюсь, я не имею права разглашать подробности. Речь идет о государственной безопасности.

Женщина внимательно посмотрела на Фиби, словно желая удостовериться, что та поняла все то, что осталось недосказанным.

– Где именно она выполняла свое спецзадание? – спросила Фиби, сердцем почуяв неладное.

– В Бельгии! Во время оккупации…

– Так я и знала! – затрясла головой Фиби в отчаянии. – Знала, что рано или поздно она преподнесет мне именно такой сюрприз. У нее была няня бельгийка, и какой-то друг тоже оттуда. Так она вместе с ним?

– Если у вас есть какие-то адреса, сообщите нам. Любая зацепка может помочь нам в ее поисках. И, пожалуйста, не волнуйтесь. Я уверена, мы обязательно найдем ее живой и невредимой.

– Она попала в плен?

– Боюсь, что так… Сейчас мы проводим сверку всех документов и через какое-то время…

– Через какое такое время? Война уже закончилась несколько месяцев тому назад! – Фиби почувствовала, как на нее накатывает злость. Что за глупости несет эта бюрократка!

– Наши поиски сопряжены с множеством факторов. – Миссис Камерон выпрямилась. – Вы должны понять, что…

– Она жива? – сердце глухо заколотилось в груди.

– К сожалению, и на этот вопрос я не могу дать вам четкого ответа. Пока мы ничего не знаем о ее судьбе. Ничего конкретного… Как только нам станет известно хоть что-то… Пока же мы располагаем лишь информацией о том, что она сидела в тюрьме Сен-Жиль в Брюсселе. Там ее видели в 1944 году.

– Следовательно, больше года тому назад… А где же она сейчас? Значит, и все те открытки, которые мы получали от нее… это вы их… да? – Фиби захотелось подбежать к женщине, схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть, но та всецело ушла в созерцание обоев на стене.

– Это – общепринятая практика для спецслужб.

Миссис Камерон снова напустила на себя строго официальный вид, стараясь не сболтнуть ничего лишнего. Но Фиби жаждала подробностей. Ей не нужны были общие слова.

– То есть получается, что все это время вы водили меня за нос, лгали, кормили пустыми обещаниями. А сейчас вы хотите предупредить меня, что стоит приготовиться к худшему, да?

– Совсем не обязательно. Но нам надо время, чтобы прояснить все факты до конца. Мне жаль, что я не могу сообщить вам ничего определенного, но это так и есть на самом деле. Мы ведь еще в самом начале наших поисков.

– Но хотя бы скажите мне, что она там делала, в этой Бельгии!

Миссис Камерон откусила кусочек лепешки, тщательно прожевала его и ничего не ответила.

– Будь оно все неладно! У нее же маленький сын! Что я скажу ему?

Повисло тягостное молчание.

– Пока ничего! – проронила женщина после долгой паузы. – Но надежда, как вам известно, всегда умирает последней…

– Не одна же моя Каролина там была! Были ведь и другие женщины. Они вернулись?

– Да, некоторые вернулись. Остались в живых, даже пройдя через немецкие концлагеря.

– А другие?

– Я не владею всей информацией. У меня ведь нет доступа ко всем подразделениям нашей службы.

– Понятно! – недовольно поджала губы Фиби. – Моя дочь пропадает без вести, выполняя особо важное задание государственного значения. И никто даже не соизволит объяснить мне внятно, чем она занималась и зачем туда поехала.

– Прошу прощения, мисс Фей, но моя сдержанность вполне объяснима. Существуют четкие инструкции касательно того, какой объем информации подлежит разглашению. Но заявляю вам со всей ответственностью: на данный момент вы знаете о судьбе своей дочери ровно столько, сколько знаем мы. Как только появятся какие-то дополнительные новости, мы немедленно проинформируем вас. Думаю, Каролина тоже бы захотела, чтобы вы были в курсе.

– Вы говорите о моей дочери так, словно ее уже нет в живых.

– О нет! Что вы! Я просто неправильно выразилась! Немного устала от долгой езды сюда. Но мне хотелось самой сообщить вам то немногое, что нам пока известно. И повторяю, – миссис Камерон поднялась со своего места, – надежда умирает последней! Мне жаль, что на сегодняшний день я не могу сообщить вам большего.

– Что ж, как у нас говорят, отсутствие новостей, – это тоже хорошая новость! – тяжело вздохнула Фиби.

Она тоже поднялась вслед за гостьей, но, видно, сделала это чересчур резко, потому что у нее вдруг закружилась голова и все поплыло перед глазами.

– Согласна! Давайте договоримся так! Как только у меня появятся какие-то новые сведения, я немедленно позвоню вам. Рада была познакомиться с вами, мисс Фей. Вы можете гордиться своей дочерью. Она – мужественная и бесстрашная женщина.

Вот на такой комплементарной ноте миссис Камерон распрощалась с хозяйкой дома и быстро ретировалась прочь, оставив Фиби стоять неподвижно посреди гостиной в полном замешательстве. Ей вдруг стало по-настоящему страшно, ноги налились свинцом, и она поняла, что не может сдвинуться с места. Кое-как она дотащилась до кресла и рухнула в него как подкошенная.

– Каролина! Девочка моя! Где ты? Зачем?! Ради чего ты согласилась на эту безумную затею? – прошептала она, чувствуя, как кровь приливает к вискам и пульсирует в голове. Сотни молоточков застучали в ушах все сильнее и сильнее, и голова ее начала дергаться в такт этим ударам.

Когда Мима зашла в гостиную, чтобы забрать поднос, она обнаружила Фиби сидящей в кресле и слепо таращащейся в окно. Лицо у нее было перекошено, язык вывалился изо рта, тело обмякло и лежало неподвижно. Хозяйка даже не смогла поднять руки.

– Мадам! Что с вами? – в ужасе воскликнула Мима. – Джесси! Быстрей сюда! Надо срочно звонить доктору! Мадам! Не двигайтесь!

Фиби молчала, не в силах пошевелить губами. Она чувствовала, что ее тело вдруг стало безвольным и абсолютно непослушным, словно какую-то часть его заморозили. «Что же это такое, – мелькнуло в ее угасающем сознании, – что со мной происходит?» Но все вдруг стало расплываться перед глазами, мельтешить и двоиться, и она провалилась во тьму.

Калли из последних сил пыталась высечь искру, чтобы разжечь сухой трут, ветку, которую они подобрали в лесу. Наконец им удалось развести огонек, которым они принялись обогревать камни, чтобы потом согреть о них замерзшие руки. Пламя разводить нельзя. Слишком велик риск, что дым от костра будет замечен. Женщины насобирали сосновых шишек, многие еще с семенами, и подрумянили их на огне, потом растопили снег в банках, некое подобие горячего питья. Ели семечки медленно, тщательно пережевывая каждый кусочек. Кто знает, когда доведется положить что-то на язык в следующий раз?

– Здесь оставаться нельзя! – сказала Мадлен. – Если мы двинемся на запад, то, вполне возможно, выйдем на союзников. Мы должны все время идти.

– Но мы же не знаем, где эти союзники сейчас! – резонно возразила ей Мари. – Быть может, лучше для начала податься в город и разузнать там, что и как.

– Ты с ума сошла! – возмутилась Мадлен. – Да в этих арестантских лохмотьях нас сцапают в два счета.

– Не сцапают! – возразила ей Калли. – Мы пойдем в город ночью. У меня есть кое-какие задумки. Но для начала надо сорвать с себя лагерные повязки и номера. Сверху на нас темные телогрейки, а если удастся подыскать кое-что из одежды…

– Как мы станем искать? – упорствовала Мадлен. – Документов у нас при себе нет. Нас схватит первый же встречный. И отправят назад, в Равенсбрюк. Уж лучше сразу умереть!

– Никуда нас не отправят, вот увидишь! – убежденным голосом отрезала Калли. – Поверь мне!

Вторую ночь они отсиделись на окраине Мекленбурга в полуразрушенном от бомбежек доме. Калли провела небольшую разведку на местности. Вдалеке виднелись хозяйственные постройки, очень похожие на фермерское хозяйство. Разумеется, к хозяину фермы она не станет обращаться за помощью, но, быть может, что-то осталось на полях неубранным. Надо дождаться рассвета. Утро занялось холодным и ветреным. Ветер трепал постиранное белье, развешенное на веревках подле дома. Как давно, подумала Калли, она сама мечтает почувствовать на своем теле чистое и свежее белье.

– Оставайтесь здесь, и ни шагу из дома! – приказала она подругам.

– А ты куда?

– Туда! – Калли с улыбкой кивнула на фермерское хозяйство.

– Совсем голову потеряла, да? – схватила ее за руку Мари.

– Постараюсь раздобыть хоть какие-нибудь тряпки! – Калли показала на развевающееся на ветру белье. – Нам нужно во что бы то ни стало избавиться от арестантской робы.

– А если они спустят на тебя собак?

– С собаками тоже можно договориться, – уверенным тоном отрезала Калли.

Прежняя сноровка, приобретенная когда-то на многотрудных тренировках, возвращалась к ней. Крадучись, она приблизилась к дому, стараясь держаться подветренной стороны, чтобы не учуяли собаки, если они есть на ферме. Почти на четвереньках она проползла по тропинке, утопающей в грязи, к тому месту, где висело белье, схватила с веревки мужскую рубашку, простыню, одну нижнюю сорочку и несколько пар носков. Чуть поодаль висела очень симпатичная блузка, но Калли не рискнула позариться на нее, вовремя заметив сторожевого пса, который уже навострил уши и стал принюхиваться, заслышав подозрительные шорохи. Так же осторожно она поползла назад, пряча на груди свои бесценные трофеи.

Подруги страшно обрадовались ее добыче. Теперь у них было чем замаскироваться. О том, чтобы сбросить платья совсем, не могло быть и речи. Нужно было любой ценой сохранить хотя бы остатки того тепла, которое давала эта ветхая одежда. Простыню они разорвали на квадраты в форме головных платков и повязали ими свои остриженные наголо головы. Остальное пошло на шарфики и прочий камуфляж.

Поход на ферму потребовал от Калли слишком больших затрат и душевных сил, и физической энергии. Она как-то неожиданно обмякла, почувствовав страшную слабость во всем теле. Идти в ногу с остальными у нее уже не получалось. А идти нужно было во что бы то ни стало, и они шли, голодные и холодные, покрытые волдырями и ссадинами, стараясь передвигаться только в самые ранние, предрассветные часы. Продвижение давалось медленно, все время хотелось пить, приходилось утолять жажду даже грязной дождевой водой. Уже три дня у них не было ни крошки во рту, у всех троих начались желудочные спазмы и колики, а Калли, в придачу, стало еще и тошнить. Видно, грязной воды она выпила больше остальных. Ей вдруг сделалось жарко, хотя тело сотрясал озноб. Идти дальше она уже просто не могла, но и задерживать остальных тоже не имела права. Показались первые пригороды Лейпцига.

– Бросьте меня здесь! – взмолилась она, обращаясь к подругам, но те и слушать не стали и потащили ее за собой.

Но прошли они совсем немного, потому что впереди замаячил наряд СС. Солдаты заметили женщин и двинулись в их сторону. Сердце у Калли упало. Что они скажут? Ведь у них нет при себе никаких бумаг: ни удостоверений личности, ни пропусков. А уже темнело.

– Молчите! – неожиданно прикрикнула на подруг Мадлен. – Все беру на себя! А вы притворитесь умирающими лебедями. Сделайте вид, что вам очень плохо.

Женщины прильнули друг к другу и замерли в страхе.

– Документы! – заорал один из эсэсовцев, подойдя к ним почти вплотную, и внимательно оглядел подозрительную троицу.

Мадлен выпрямилась во весь рост и проговорила почти на безупречном немецком:

– У нас нет при себе документов! Они в лагере! – она неопределенно махнула рукой куда-то в сторону. – Мы – француженки. Работаем в здешнем лесу. Взгляните на нас! Мы же все в иглице. А вот эта заболела совсем, и нам велели отвести ее в медчасть. У нее началась лихорадка. Не подходите близко! Вдруг это туберкулез?

Солдат тут же отпрянул назад и с интересом уставился на Калли. Та уже едва стояла на ногах. Пот обильно катился по ее лицу. Конечно, не вызывало сомнения, что дотащить такую больную одной женщине было бы не под силу. Вот и выделили для сопровождения двоих.

– Проходите! – коротко скомандовал немец, и женщины, все еще не верящие своему счастью, что так просто вырвались из рук эсэсовцев, заковыляли дальше и вскоре растворились в сгущавшихся сумерках.

Вот уже во второй раз Мадлен спасла всем им жизнь.

– Нужно держаться уверенно! – наставительно заметила она подругам. – Отвечайте, глядя им прямо в глаза! Врите, несите всякую чушь, какая придет в голову, но на хорошем немецком. Слава богу, у меня с немецким полный порядок! Вот одно из преимуществ того, что мы жили на границе с Эльзасом, – добавила она не без гордости в голосе.

Когда они подошли вплотную к городу, то увидели толпы людей с гружеными повозками и тележками, в спешном порядке покидающих город. На повозках вперемешку лежал домашний скарб, плакали дети, растревоженно кудахтали куры. Жители Лейпцига, практически стертого с лица земли мощнейшими бомбардировками, покидали город, спасаясь от голода и смерти.