Перенеся вес на локти, Томас обхватил руками ее лицо. Вглядываясь в глаза Брины, он двигался в ее теле, вталкиваясь и касаясь ее именно там, где было приятнее всего, выходя из нее и возвращаясь, доводя до безумия ее потребность в нем. Медленно покидая ее, и затем глубоко вонзаясь. И с каждым его выпадом, движением и толчком близился оргазм.

Брина провела руками по его спине, дотянувшись до крепких ягодиц.

— Быстрее, — прошептала она ему в губы. Она поддавалась ему навстречу, когда он двигал бедрами сильнее, быстрее, глубже. От жара и страсти ее кожа покраснела, нервные окончания спутались в возбужденные, витые узелки. Она тоже обхватила руками его лицо, заглядывая в глаза.

— Томас, — застонала она, когда он вбивал себя в нее, сильнее, быстрее, глубже. — Я люблю тебя.

Она ахнула от нарастающего наслаждения, когда оргазм настиг ее. Он пронизывал ее снова и снова, тело пульсировало, а Томас раз за разом вонзался в нее, все глубже вжимая в кровать. Затем пальцы, обхватывающие ее лицо, сжались, и в оргазме из его груди вырвался низкий примитивный стон, который, казалось, будет длиться вечно.

— Брина, — резко выдохнул он, когда его бедра неподвижно затихли.

Он пристально смотрел в ее глаза и тяжело дышал, затем последний раз глубоко толкнулся в нее и остался там.

— Все хорошо? — спросил он.

Ей было более чем хорошо, и она улыбнулась.

— Я большой.

— Да, ты такой.

Томас поцеловал ее брови и носик.

— Ничего не болит?

Откинув назад голову, она заметила рядом изголовье кровати.

— Насколько я знаю, нет.

— Я могу проверить через минуту, — сказал он, покидая ее. — Сейчас вернусь.

Оставив ее, он зашел в ванную. Брина перекатилась на живот, и прижалась щекой к прохладному камчатному покрывалу. Она сказала, что любит его, а он ничего не ответил.

— Эй, — позвал он из другой комнаты. — Если ты голодна, мы можем устроить набег на бар. Он забит довольно неплохой едой.

И они налетели на бар, ели крекеры, сыр, открыли консервы с копченым окороком. А на десерт были трюфеля и макадамия{47} в шоколаде. Они занимались любовью на полу у бара, и в джакузи, в горячей бурлящей вокруг их обнаженных тел воде.

Томас ни разу не произнес слово любовь в плане любви к ней, но прикасался так, словно любил. Он бережно вытирал ее кожу толстым полотенцем и расчесывал спутанные влажные волосы.

Нет, когда он употребил это слово, то сказал примерно так: «Я всегда любил твои волосы, вечно мог бы это делать». И «Хотел бы я, чтобы ты увидела мою квартиру. Аспен прекрасен».

Где-то около четырех утра он проводил Брину в ее комнату.

— Уверена, что не хочешь вернуться в мою постель? — спросил Томас, вставляя ключ-карту в замок. — Я хотел бы уснуть с тобой, — открыв дверь, он зевнул. — Просто спать, я обещаю.

И проснуться в его кровати взлохмаченной и с неприятным запахом изо рта? Ни за что.

— Позвони мне, как проснешься, — сказала она, вскинув руки к его груди и поднимаясь на цыпочки. С глухо бьющимся сердцем, Брина обвила его шею и поцеловала, желая спокойной ночи. Она никогда не чувствовала себя так, как в этот момент. Взволнованная, радостная и совершенно счастливая. Может потому, что она никогда не любила мужчину так, как любила Томаса Мэка.

Когда Брина проснулась поздно утром, подсветка на телефоне вспыхивала. Было 11:30 и звонил явно не Томас. Он наверно еще спал.

Подняв трубку, она выбрала оставленное ей сообщение, а затем опустила голову на подушку и стала слушать.

— Брина, это Томас. Я должен немедленно уехать, что-то случилось. Сейчас полседьмого, не хочу тебя будить, но... Слушай, я еду прямо в Денвер, чтобы успеть на самолет в Палм-Спрингс. Не знаю, когда... — Он вздохнул. — Поговорим, как только у меня появится возможность.

Брина прослушала сообщение еще три раза, а затем положила трубку. Он уехал. Просто уехал. Оставил ее, даже не постучав в дверь и не поговорив с ней. Уехал, даже не сказав, когда она сможет снова его увидеть. Уехал, не сказав, что любит ее, и не поцеловав на прощанье.

Откинув с лица волоса, Брина сунула ноги в джинсы. Она позвонила в регистратуру и спросила, не оставил ли Томас ей сообщение.

Он не оставил.

Одетая в старый свитер и джинсы, она схватила ключ-карту и пошла по коридору. Дверь номера Томаса была открыта, и внутри уже стояла тележка обслуживающего персонала. Брина вошла в комнату и огляделась. Мебель была заново отполирована, ковер пропылесосен, а запасы бара пополнены. Она подошла к двери в спальню и остановилась. Две горничные застилали кровать новыми простынями.

Все следы Томаса исчезли. Его одежда, простыни, на которых он спал, полотенца, которыми вытирал ее.

Одна из девушек оглянулась.

— Могу я вам чем-то помочь?

Брина покачала головой.

— Нет, спасибо, — произнесла она и ушла.

Он действительно уехал, и до этой минуты она даже не сознавала, что затаив дыхание, продолжала надеяться, что это ошибка. Что он просто ждет ее здесь.

Брина вернулась к своему номеру и воткнула карточку в замок. Он сказал, что вылетит из Денвера в Палм-Спрингс. Там жили его дедушка с бабушкой. Наверно, действительно случилось что-то плохое.

Поговорим, когда у меня появится возможность, так он сказал.

Брина села на угол кровати и уставилась в пустой экран телевизора. Она помнила, что когда умер Скутер, пес Томаса, он очень старался стоически перенести это. Он не плакал, хотя она знала, что ему этого хочется. Он сдерживался, хотя его щеки покраснели от усилий. Томас не хотел, чтобы она была тогда рядом, и явно не хочет, чтобы она была с ним сейчас. Если бы хотел, то как минимум оставил бы номер телефона, чтобы она могла связаться с ним.

Конечно, она может выследить его. В конце концов, этим она зарабатывает себе на жизнь. Она могла спуститься вниз и попросить у Минди копию его регистрационной формы для встречи выпускников. Но тогда Минди узнает, что он не оставил ей своего номера и домашнего адреса. Брина предпочла бы избежать такого унизительного положения. Она отчаянно хотела поговорить с ним, но у нее все же есть гордость.

У нее ушел день, чтобы раздобыть адрес Томаса в Аспене. Брина помнила часть номерного знака его джипа, и несколько раз связывалась с колорадским департаментом транспортных средств, пока не получила нужную ей информацию. Теперь ей был нужен его телефонный номер. Так как она жила в штате Орегон, то не могла просто обратиться к своей местной телефонной компании и просмотреть их данные. А так как у нее не было никаких знакомых в телефонной компании Аспена, то ей бы потребовалось получить судебное распоряжение.

Брина обратила внимание на место жительство его дедушки и бабушки и добилась большего, чем ожидала. Она не только нашла их в телефонном справочнике, но еще и наведя справки в нескольких больницах в окрестностях Палм-Спрингса, выяснила, что дедушку Томаса перевели в больницу города Ранчо Мираж.

На третий день после встречи выпускников Брина имела в своем распоряжении адрес и телефонный номер не только его дедушки с бабушкой, но и его самого.

Поговорим, когда у меня появится возможность, сказал он, и она уже начала думать, что Томас сказал это просто так. Что он кинул ее.

Она положила лист с его телефонным номером в папку на столе, рядом с материалами по своим обычным делам. Откинувшись на спинку стула, выглянула в офисное окно. На улице шел дождь. Итак, что у нее нового?

Косые капли дождя бились об тонированное стекло и волнистыми дорожками стекали на металлический подоконник. Теперь, когда у нее была вся нужная ей информация, она не решалась воспользоваться ею. Прошло три дня, а Томас еще не связывался с ней. Примерно каждые полчаса она проверяла свой домашний автоответчик. Тот факт, что у него не было ее домашнего номера, не удерживал ее от проверки. Своему помощнику Брина дала указание, в случае если ей будет звонить мужчина, сразу соединять его с ней. Каждый раз, как звонил телефон, ее сердце екало, пульс ускорялся, но ни один звонок не был от Томаса.

Скользнув в туфли на пятидюймовом каблуке, она направилась к столу. Открыла отчет по требованию выплаты пособия по нетрудоспособности, которое она расследовала. Брина прочитала всего два абзаца отчета, как ее мысли снова вернулись к Томасу.

Она боялась, боялась как никогда в жизни. Что, если он не хочет говорить с ней или видеть ее? Что, если он ничего не чувствует к ней? Брина словно каталась на эмоциональных «американских горках». Вверх, вниз. В хаотичном беспорядке чувств она не знала, что делать. В один миг она думала, что надо позвонить ему, а в следующий — напоминала себе его слова, что он свяжется с ней, как будет возможность.

— Я надеюсь, ты можешь помочь мне, — она вздрогнула от звука голоса и обернулась.

Брина медленно закрыла папку и посмотрела в голубые глаза Томаса. При виде его ее сердце замерло. На нем был темно-серый пиджак, а под ним черная водолазка. В руках он держал три маленьких букета. Тугие бутоны красных, белых и желтых роз.

— Помочь тебе с чем? — поинтересовалась она.

Он вошел кабинет и остановился по другую сторону стола.

— Я надеялся, что ты можешь помочь мне найти кое-кого.

— Кого?

— Девушку, с которой я заканчивал учебу в школе. Она бросила меня из-за какого-то болвана, но я решил дать ей шанс все исправить.

Брина пыталась удержаться от улыбки. Томас здесь, в ее офисе, и внезапно все встало на свои места. Глаза защипало от слез.

— Что ты надумал и законно ли это?

— В некоторых южных штатах может и незаконно.

Она встала и обошла угол стола.

— Как ты меня нашел? — спросила Брина.

— Позвонил Минди Бартон.

Ну конечно.

— Как твой дедушка?

— Не очень хорошо, — брови над его прекрасными голубыми глазами нахмурились. — Но я не хочу сейчас об этом говорить. Если хочешь, мы потом поговорим об этом. Сейчас я хочу поговорить о том, что важно для меня. Я хочу поговорить о нас. — Томас протянул ей цветы.

— Торговец цветами сказал, что красные розы символизируют страстную любовь, белые — искреннюю и чистую любовь, а желтые — дружеские чувства.

Брина поднесла их к лицу и глубоко вдохнула запах.

— Томас, они изумительны. — Она моргнула, сдерживая слезы. — Спасибо.

— Сначала мы были друзьями, потом любовниками, — произнес он. — Я хочу, чтобы мы оставались друзьями и любовниками.

Положив цветы на стол, Брина шагнула в ожидающие ее объятия.

— Я тоже этого хочу.

— Ты помнишь ту субботу, когда я сказал тебе, что мы больше не знаем друг друга?

Она кивнула и уткнулась лицом в его грудь. Глубоко дыша, она вдыхала запах мужчины, которого любила всем сердцем и душой.

— Что же, тогда это была неправда, и сейчас тоже. Я знаю тебя, Брина. Знаю, когда ты собираешься плакать, а когда смеяться. От чего ты становишься счастливой, или печальной, или сердитой. Прошло десять лет, но я знаю тебя. — Томас поцеловал ее макушку. — И я соскучился по тебе.

— Я тоже по тебе соскучилась. — Брина подалась вперед и нежно поцеловала его губы.

Пройдясь руками по бокам головы, он обхватил ее лицо ладонями. Отводя от себя.

— Но я хочу большего, чем любовь и дружба, — сказал Томас. — Я пытался убедить себя, что поехал на встречу выпускников не затем, чтобы найти тебя, но это не так. Я солгал, так же, как и немного солгал об этих розах. Белые розы символизируют не только искреннюю любовь, но и искреннюю любовь в браке. — Он вгляделся в ее глаза и продолжил. — Я хочу всегда быть с тобой. Я люблю тебя.

На ее ресницах повисли слезы, которые она так пыталась удержать.

— Я тоже тебя люблю.

Томас утер слезы большими пальцами.

— Вот, что мне нужно было услышать.

— Я говорила той ночью, что люблю тебя. Разве ты не слышал меня?

— Слышал, — он заглянул в ее глаза и с улыбкой сказал. — Но мы занимались любовью, и я не знал, ты всерьез или просто, ну знаешь, увлеклась.

— Я говорила серьезно.

Томас медленно опустил голову и припал к ее губам. Нежный приветственный поцелуй длился не более трех секунд, а затем стал страстным и пылким. И словно убеждая себя, что это не сон, Брина пробежалась по нему руками.

Он отстранился от нее и несколько раз глубоко вздохнул.

— Моя жизнь сейчас в полном беспорядке. Дедушка умирает, и я ничего не могу поделать, кроме как сидеть рядом и наблюдать за этим. Все, чем я владею, находится в Колорадо, а я живу с бабушкой в Палм-Спрингсе и на сегодняшний день — безработный. Все в моей жизни сейчас ненадежно, кроме того, что я чувствую к тебе. Ты единственное, что сейчас мне ощущается правильным. Я знаю, что это может прозвучать немного безумно, но все равно спрошу. Поедем со мной.