На обратном пути он молчал, и Аллина не пыталась нарушить это молчание. Когда они подошли к двери дома, с неба упали первые тяжелые капли дождя.

— У вас найдется, куда их поставить? — спросила Аллина у Конэла. — Им нужна вода, и я хотела бы чем-нибудь заняться, пока вы будете объяснять мне, что происходит.

Конэл пожал плечами, неопределенно махнул рукой в сторону кухни и направился к камину, чтобы подбросить в огонь еще торфа.

За окном хлынул ливень, ветер выл сильнее. Аллина собрала вазы, графины и бутылки. Мужчина молчал, хмуро глядя на огонь камина, пока она согревала чай.

Аллина стала наливать чай в чашки. Конэл взглянул на стол и пошел на кухню, чтобы достать бутылку виски. Он добавил в свой чай изрядную порцию виски, а затем, приподняв бровь, задержал бутылку над чашкой девушки.

— Хм, а почему бы и нет?

Но после того как он налил ей в чай спиртное, Аллина вместо чашки взяла цветы и стала раскладывать их в вазы.

— Что это за место? Кто вы такой?

— Я уже говорил вам.

— Вы сообщили свое имя и название острова, — спокойная домашняя возня с цветами успокаивала Аллину. Когда она вновь подняла глаза, ее взгляд был открытым и настойчивым. — Я хотела услышать совсем другое.

Конэл внимательно посмотрел на девушку, а затем кивнул. В любом случае — способна это понять или нет, она заслуживает того, чтобы знать правду.

— Вам известно, как далеко этот остров находится от большой земли?

— Два или три километра?

— Больше пятнадцати.

— Пятнадцать?! Однако на то, чтобы приплыть сюда, ушло никак не больше двадцати минут — и это в ненастную погоду!

— Остров Долман расположен на пятнадцать километров юго-западнее побережья Ирландии. Он соединяет Атлантический океан и воды, некогда подвластные кельтам. Говорят, сюда приплывают русалки, сбрасывают здесь кожу и загорают на камнях. И феи выходят из своих укрытий у подножья холмов, чтобы танцевать при лунном свете.

Аллина втиснула стебли цветов покороче в низкую широкую бутылку.

— Вы верите в это?!

— Говорят, — продолжал Конэл, оставив ее вопрос без ответа, — что моя прабабка покинула свой дом, свой подземный Чертог и поклялась в любви моему прадеду в ночь летнего солнцестояния, когда они стояли у королевского танцевального камня там, на скалах. Это было сто лет назад. А за сто лет до этого другой мужчина, в жилах которого также текла кровь нашего рода, стоял со своей женщиной на том самом месте, чтобы поклясться ей в любви. И за сто лет до этого произошло то же самое — и каждый раз в ту же самую ночь на том же самом месте, когда в небе покажется звезда. Аллина коснулась своего амулета:

— Эта самая?

— Так говорят.

— А через два дня будет солнцестояние, и придет ваша очередь?

— Если бы я верил в то, что моя прабабка была необычной женщиной, что в моих жилах течет кровь эльфов и мне предначертано полюбить некую женщину только потому, что свет какой-то звезды упадет на камни, меня бы здесь не было.

— Понимаю, — Аллина кивнула и направилась в комнату, чтобы поставить одну из ваз с цветами на стол. — И вы находитесь здесь, чтобы доказать, что все то, о чем вы мне сейчас рассказали, просто чушь.

— А вы способны в это поверить?

Аллина понятия не имела, во что она, собственно, верит, но подозревала, что найдется много, очень много вещей, в которые она могла бы поверить.

— Конэл, почему я не могу уйти отсюда? И почему не можете вы?

Вопрос повис в воздухе, и Аллина вернулась в кухню. Сделав глоток чая и ощутив прилив тепла, она стала собирать букеты из оставшихся цветов и расставлять бутылки с ними в подходящие, по ее мнению, места.

— Если учесть, что вам эту историю рассказывали с детства, не удивительно, что вы в нее не верите.

— А вы способны в это поверить? — резко спросил Конэл. — Вы что, готовы просто забыть все, что учили в школе, отбросить доводы разума и поверить в то, что вам на роду написано принадлежать мне только потому, что так утверждает легенда?

— Я бы не поверила в это, — Аллина с удовольствием расставляла бутылки с цветами вереска на узкой каменной полке камина. — Такая идея меня бы заинтриговала, позабавила… может быть, немного напугала. Я бы со смехом отмахнулась от нее. Я бы так и поступила, — произнесла Аллина и повернулась к Конэлу, — если бы не поцеловала вас и не почувствовала то, что случилось тогда со мной и вами.

— Влечение — обычная вещь.

— Верно, и если бы это было просто влечение или одно лишь желание, мы бы просто воспользовались возможностью. Если бы все дело было только в этом, вы бы сейчас не сердились на меня и на себя.

— Вас, похоже, это чертовски мало волнует!

— Я знаю, — не удержавшись, Аллина улыбнулась. — Странно, верно? Но я вообще странная. Все так считают. Лина — белая ворона, гадкий утенок, вечная недотепа. Но здесь я не чувствую себя странной, не чувствую себя чужой. Поэтому здесь я спокойна.

«Она и впрямь не выглядит здесь чужой», — подумал Конэл, обходя дом и расставляя собранные Аллиной цветы.

— Я не верю в колдовство.

— А я ищу его всю свою жизнь, — Аллина взяла цветок вереска и протянула его Конэлу. — Поэтому я дам вам обещание.

— Вы не обязаны давать мне никаких обещаний. Вы ничего мне не должны.

— Это обещание ни к чему вас не обязывает. Я не собираюсь удерживать вас с помощью легенд или чар. Когда я смогу уйти отсюда, я уйду — если вы именно этого хотите.

— Почему?

— Я влюбилась в тебя, а насильно мил не будешь. Смутившись, Конэл взял цветок и вставил его в волосы девушки.

— Аллина, для того, чтобы увидеть, что творится в сердце, нужен очень ясный взгляд. Я таким похвастаться не могу.

Я причиню тебе боль, — Конэл провел по ее щеке кончиками пальцев. — А мне бы этого не хотелось.

— У меня хватит сил. Я никогда прежде не любила, Конэл, и, боюсь, у меня это очень плохо получится. Но сейчас меня это устраивает, и этого вполне достаточно.

Он не мог заставить себя поверить, что все настолько просто:

— Меня влечет к тебе. Я хочу ласкать тебя, я хочу чувствовать твое тело под собой… Но в конечном счете кому-то из нас этого покажется мало. Так что лучше остановиться, пока не поздно.

Конэл подошел к вешалке и снял с крючка свой плащ.

— Мне нужно работать, — сказал он и вышел в дождь.

Это было бы больше, чем она имела когда-либо, подумала Аллина, зная, что если иного выхода нет, она сумеет довольствоваться тем, что есть.

Когда он вернулся, буря утихла, слышались лишь раскаты грома. Был тихий туманный вечер. Первое, на что Конэл, войдя в дом, обратил внимание, был восхитительный запах горячей пищи, который напомнил ему, что он голоден.

Потом он увидел небольшие изменения в комнате. Лишь пара легких штрихов — сдвинутый стол, ровно уложенные подушки. Он не обращал внимания на пыль, но сразу заметил ее отсутствие и ощутил слабый запах средства для протирки мебели.

Аллина поддерживала огонь в камине, и его отблески в сочетании со светом свечей, которые она нашла в доме и зажгла, придавали комнате уютный вид. Девушка включила музыку и что-то напевала, пока хлопотала на кухне.

Вешая свой плащ на крючок, Конэл ощутил, как напряжение, которое он испытывал во время работы, покидает его.

— Я приготовила суп, — окликнула его Аллина. — И нарвала немного зелени с грядки. Она у вас не очень большая, так что суп получился не совсем хорошим.

— Пахнет он замечательно. Спасибо.

— Ну, нам же нужно что-то есть, верно?

Вы бы не утверждали это с такой уверенностью, если бы готовил я!

Аллина уже накрыла на стол; благодаря ее стараниям старые распарованные тарелки и вазочки выглядели живописно и оригинально. На столе горели свечи, одна из бутылок вина, которые Конэл привез из Дублина, была откупорена.

Аллина пекла печенье.

— Вам незачем было настолько утруждать себя.

— Что вы, мне очень нравится возиться на кухне. Кулинария для меня — нечто вроде хобби, — девушка налила ему вина. — Вообще-то, я посещала курсы. Я в своей жизни посещала множество курсов. Тогда я думала, что стану шеф-поваром или открою собственный ресторанчик.

— И что?

— Чтобы открыть ресторан, нужно не только уметь готовить. А бизнес — мое слабое место. Что касается идеи стать шеф-поваром… Я поняла, что мне придется готовить одни и те же блюда изо дня в день, да еще и по заказу клиентов, чтобы соответствовать меню, понимаете? Поэтому кулинария осталась одним из моих многочисленных хобби, — Аллина поставила противень с печеньем в печь. — Но, по крайней мере, у этого хобби есть практическое применение. Так что, — она вытерла испачканные мукой руки о салфетку, которая была заткнута за пояс, — я надеюсь, вы голодны.

На его лице засияла улыбка, от которой сердце Аллины дрогнуло:

— Я почти умираю от голода!

— Замечательно! — она поставила на стол блюдо с сыром и оливками. — Тогда вы не будете очень придирчивым.

Хотя сам Конэл черпал бы суп прямо из котелка, Аллина налила его в большую белую супницу. Она отыскала стеклянное блюдце, которое мать Конэла использовала для масла и которое он сам не видел уже много лет. Печенье было выложено на полотенце в сине-белую клетку и помещено в корзинку. Когда Аллина стала разливать суп в тарелки, Конэл накрыл ее руку своей ладонью.

— Я сам это сделаю. Посидите.

Одного запаха было достаточно, чтобы заставить Конэла заплакать от благодарности. Сделав первый глоток заправленного зеленью бульона, в котором плавали кусочки овощей, он закрыл глаза от наслаждения.

Когда Конэл вновь открыл глаза, то обнаружил, что Аллина с удовольствием смотрит на него.

— Мне нравится ваше хобби, — сказал он ей. — Надеюсь, вы не откажете себе в удовольствии заниматься этим хобби, пока будете находиться здесь.

Аллина взяла печенье и придирчиво его рассматривала. Как приятно было увидеть на лице Конэла улыбку!

— Очень великодушно с вашей стороны!

— Вот уже несколько месяцев я вынужден рассчитывать лишь на свои скромные кулинарные способности, — Конэл посмотрел ей в глаза, задержав взгляд. — Благодаря вам я осознал, чего мне не хватало. Я довольно угрюмый человек, Аллина.

— В самом деле? — ее голос был настолько мягким, что притаившаяся в нем насмешка была почти незаметна. Но у Конэла был острый слух.

Он рассмеялся, покачал головой и вновь принялся за суп:

— Не думаю, что эти несколько дней покажутся нам тихими и спокойными!

5

Конэл спал в своей студии. Это показалось ему самым разумным решением.

Он хотел Аллину, проблема заключалась именно в этом. Конэл не сомневался, что она готова разделить с ним постель, подарить ему свое тело. И хотя такой вариант казался куда более заманчивым, чем холодная узкая раскладушка, которая едва помещалась в его рабочей комнате, было бы нечестно воспользоваться романтическим настроением девушки.

Она вообразила себе, что влюбилась в него.

Мысль о том, что какая-то женщина может принять такое решение и определиться со своими чувствами в мгновение ока, сбивала Конэла с толку. С другой стороны, Аллина Кеннеди отличалась от всех женщин, которые появлялись в его жизни и исчезали из нее. На первый взгляд, от нее легко можно было бы отмахнуться, сочтя наивной дурочкой.

Однако Конэл никогда не судил о людях по первому впечатлению. Аллина была многогранной натурой; в ней были задумчивость, игривость, страсть и сострадание… Странно, подумал он, что сама она, похоже, не замечала этого. Но от этого она была еще более привлекательной.

Погруженный в свои мысли, с красными после беспокойной ночи глазами, Конэл начал делать набросок. Аллина Кеннеди из Нью-Йорка, белая ворона в семье, кажется, из семьи конформистов. Женщина, которая еще не нашла свое место в жизни, но с которой будет приятно иметь дело, где бы она ни очутилась. Женщина, несомненно, современная, но готовая верить в чудесные легенды. Нет, не просто готова верить, подумал Конэл. Она верит в них всем сердцем. Будто просто ждет, когда же ей, наконец, скажут, в каком мире она находится все это время.

Но он не будет этого делать, не будет — и точка! Всю жизнь ему твердили, что этот день однажды наступит. Он не хочет \ безвольно подчиниться судьбе, смириться с волей провидения. Конэл вернулся на остров, чтобы доказать это.

Теперь ему казалось, что он слышит, как судьба смеется над ним.

Нахмурившись, Конэл разглядывал свой рисунок. На нем он изобразил Аллину — с большими глазами и острыми скулами, с короткими взъерошенными волосами, которые так гармонировали с этим угловатым лицом и тонкой шеей. На ее спине, как у лесной феи, Конэл нарисовал что-то наподобие легких крылышек. Они тоже ей шли. Это здорово разозлило Конэла.

Он отбросил альбом. Ему нужно работать, и он вернется к работе после того, как выпьет чаю.

Все так же дул ветер. Утреннее солнце выглядывало из-за плотных туч, отражаясь в воде. Гром утих; слышался лишь шум прибоя. Конэл любил смотреть на изменчивое и капризное море. Годы, проведенные в Дублине, не уменьшили его тягу к морю, небу, суровой и неприхотливой земле, которая была его родиной.