— Возьми его, — рычу я. Мне приходится сдерживать себя от того, чтобы не запихнуть член в её горло и трахать до тех пор, пока она не начнёт давиться. Мне хочется наблюдать за тем, как по её лицу будут катиться слёзы, когда она в буквальном смысле поперхнётся моим членом.

Она робко поднимает руку, её изящные пальчики обхватывают мой член у основания. Я издаю стон от этого простого прикосновения, и вот её губы на мне, и она нерешительно проводит языком по головке. Она продолжает изучать меня, и мои пальцы напряженно впиваются в её волосы. Её рот обхватывает меня, и я наблюдаю, как мой член исчезает между её алых губ. Теперь он полностью погружен в ее теплый и тесный ротик. Моё тело так сильно напряжено, что яйца грозятся вот-вот взорваться прямо в её горло. Её глаза резко открываются и встречаются с моими. Даже с моим членом во рту у неё чертовски невинный вид. Она проводит языком вдоль члена, слегка постанывая. И я теряю самообладание.

Схватив её за волосы, я толкаю бёдра вперёд, пока не касаюсь стенки её горла. Я безжалостно трахаю её, в погоне за освобождением. Запрокинув голову назад, я издаю стон, потому что, чёрт возьми, нет ничего лучше на всем белом свете, чем её рот прямо сейчас.

— Чёрт, Эви! — я проталкиваюсь в неё сильнее, быстрее.

Мои яйца сжимаются, мышцы напрягаются, и вот я кончаю ей в горло. Стоит отдать ей должное, она проглатывает, а затем проводит по мне языком, чтобы вылизать дочиста. Мой член с чавкающим звуком выскальзывает из её рта, и она молча смотрит на меня. Блять. Меня трясёт, я с трудом дышу. Её рот — это какое-то грёбаное волшебство.

Придя в себя, я натягиваю трусы и джинсы, а затем быстро застёгиваю ремень.

Какого хрена я делаю? Я поворачиваюсь и отхожу от неё, проводя рукой по волосам. Дерьмо. Сначала мне хотелось избить её, потом я вылизал её киску, а теперь она сосёт мой член. Я не трахаю шлюх. Я не бью девушек, если не собираюсь взять их на работу. Да что, блять, на меня нашло? Эта девица лишает меня всякого контроля над собой, а я никогда не теряю над собой контроль. Всё, что я делаю, я делаю по осознанному выбору. Что в ней такого? Она превращает меня в одного из тех двинутых сексуальных извращенцев, на которых я делаю деньги.

Когда я разворачиваюсь, Эви по-прежнему сидит на коленях, по-прежнему, чёрт побери, голая, и её глаза опущены в пол.

— Одевайся, — злясь на себя за то, что не смог совладать с собой, приказываю я ей.

Она не смотрит на меня, когда встает и хватает свою одежду. Она быстро одевается, всё время глядя на пол.

— Когда третья стадия? — расправляя подол платья, спрашивает она.

— Третьей стадии не будет. — Я достаю сигарету из пачки, что лежит в моём кармане, и молча засовываю её в рот. — Ты не прошла вторую стадию.

Я щёлкаю зажигалкой и подношу пламя к сигарете, а затем глубоко затягиваюсь густым дымом и с глухим звуком закрываю крышку зажигалки.

Она, хмурясь, гневно сверлит меня взглядом.

— Почему? Что было не так?

Я усмехаюсь и снова делаю затяжку, а затем медленно подхожу к ней, сокращая расстояние между нами.

— Ты даже ни разу не вздрогнула. Ты не боишься боли.

— Я думала, этого ты и хочешь, — шепчет она.

Я обхватываю её подбородок большим и указательным пальцами.

— Л ично я — да. Но мои клиенты… — я наклоняюсь ближе и провожу носом вдоль её шеи, в последний раз вдыхая её запах. — Они хотят криков и слёз. Они хотят, чтобы их умоляли прекратить. — Я нежно целую её в шею, а затем отстраняюсь, чтобы встретиться с ней взглядом. — Они не хотят, чтобы тебе это нравилось. Они хотят твоего страха.

— Я… я могу кричать. Я могу плакать, если они этого захотят, — она кивает, словно пытается убедить себя в этом. — Я могу притворяться так, как ты скажешь мне. — Её челюсти сжимаются, и она пристально смотрит на меня.

Мысль о том, чтобы она имитировала слёзы, злит меня. Я убираю руку с её лица. Слёзы — это всего лишь реакция на страх, а страх — это не то, что можно увидеть, он ощущается совсем на другом уровне.

— Даже если бы ты и смогла притворяться, на тебе шрамы. Я не могу требовать несколько тысяч долларов за ночь с порченым товаром, милая, — мой взгляд перемещается на её совершенное лицо. — И не важно, насколько ты красива.

— Тогда зачем ты просил меня прийти снова? Если мои шрамы делают меня порченым товаром, почему ты вновь привёл меня сюда? Ты просто хотел причинить мне боль? — её трясёт, ноздри в гневе раздуваются, и она сверлит меня взглядом.

Я смеюсь, снова затягиваясь сигаретой, и пропускаю пальцы сквозь шелковистые пряди ее волос.

— Именно так, — я выдыхаю ей в лицо облачко дыма и притягиваю к своей груди. — Я никогда ещё так сильно не хотел поднять ремень ни на кого, кроме тебя, маленькая убийца, — шепчу я, и мои губы касаются её губ, пока я говорю.

У неё перехватывает дыхание, глаза расширяются. Она пытается оттолкнуть меня, но я обхватываю её затылок и крепко удерживаю на месте.

— Ты заставляешь меня хотеть причинить тебе боль, вызвать у тебя слёзы, пока я буду трахать тебя. Но я не трахаю шлюх, — отпустив её, я окидываю взглядом её тело, — а жаль. — Я поворачиваюсь к ней спиной и направляюсь к двери. — Больше не возвращайся сюда, Эви.

— Пожалуйста… — умоляет она.

Мне бы продолжать идти и больше не смотреть на неё, но эта невинность в её голосе заставляет меня застыть на месте.

— Дай мне ещё один шанс. Эзра, прошу тебя.

Я поворачиваюсь к ней лицом.

— Почему? — она чуть хмурится. — Почему?! — кричу я.

— Мне… мне нужна эта работа.

Я, прищурившись, смотрю на неё, изучая её лицо.

— Найди. Другую. Работу.

— Нет! — слишком поспешно выкрикивает она в ответ. — Я не могу… мне нужна именно эта работа. Мне нужны деньги.

Не могу понять, где именно я облажался, как последний идиот. Ведь я могу читать людей, как книги.

— Ты лжёшь. — Мне следовало выкинуть её отсюда и забыть о ней, но любопытство приковало меня к месту, и я жду её ответа, а она молчит. Моё терпение на исходе. Я сокращаю расстояние между нами, хватаю её за горло, дёргая к себе и вдавливая пальцы в её мягкую кожу. — Мне не очень нравится, когда меня водят за нос, милая, — выдыхаю я ей на ухо. — Так что, блять, лучше не провоцируй меня.

Она задыхается и пытается освободиться.

— Я… — её пульс стучит под моими пальцами, и она крепко сжимает веки. — Мне это нравится, — выдавливает из себя она.

— Что тебе нравится, маленькая убийца? — ослабив хватку, я прижимаюсь щекой к её щеке, мои губы почти касаются её уха. — Скажи это.

— Мне нравится, когда ты причиняешь мне боль, — шепчет она срывающимся голосом. Я не могу сдержать стона от обжигающего желания оттрахать её.

Я убираю руку с её горла, схватив Эви за подбородок, и притягиваю к себе. Мой взгляд падает на её полные, чуть приоткрытые красные губы, и я провожу по ним своими губами. Её прерывистое дыхание приостанавливается, и вот она обрушивает на меня свой сладкий рот. Как только её язык касается моего рта, всё — я пропал.

Глава 11

Эви

Его губы на моих губах, грубая щетина на его лице царапает мою кожу. На вкус он как грех и одновременно как Божья благодать. От этого противоречия меня бросает в жар. Должно быть, то же чувство, что сейчас звенит во мне, испытывала и Ева, когда срывала с дерева ярко-красное яблоко, когда решила вонзить зубы в соблазнительную мякоть. Вкус греха, вкус запретного — это не похоже ни на что на свете. И Эзра — это грех, но также он и прощение, и я знаю, что, вкусив его, буду гореть в аду. «Тебе не должно это нравиться, Эвелин». Но мне нравится. Не должно, да, но я ничего не могу с собой поделать. И я вонзаю зубы в запретный плод. Я цепляюсь за шею Эзры, вонзаюсь пальцами в его густые волосы, а мои губы обрушиваются на его. Я прижимаюсь к нему всем телом. Мои стоны перекатываются в его рот. Пусть он говорит, что я с дефектом, но он хочет меня. Он хочет меня, и я соблазню его. Я заставлю его грешить, я сделаю его своим грешником. Я позволю ему отвести меня к дьяволу, а затем убью его.

Моё сердце бешено колотится под рёбрами, и демон в моей голове неистово завывает. «Эвелин, не делай этого, чтобы использовать его. Ты делаешь это, потому что хочешь, чтобы он воспользовался тобой, жалкая маленькая грешница!».

Нет! Мне необходимо найти того, кто убил мою сестру, перерезать ему горло и наблюдать за тем, как его кровь, вся до последней капли, будет вытекать из его ничтожного тела, и единственный способ достичь этой цели — держать Эзру рядом. Поэтому я притягиваю его ближе, лишь по этой причине мои руки блуждают по его крепким мышцам. Он должен знать, кто убил мою сестру. У него могут быть какие-то идеи по этому поводу, и мне нужно, чтобы Эзра полюбил меня. Мне нужно, чтобы он пал на колени передо мной. Секс — это власть, но любовь — проклятье, и мне необходимо, чтобы он любил меня так сильно, что будет готов пойти ради меня на всё, на предательство самого себя.

Его пальцы впиваются в мою челюсть, оставляя синяки, забирая меня в плен, делая меня своей. Его язык бесцеремонно овладевает моим ртом, его зубы вонзаются в мою нижнюю губу, кусая так сильно, что идёт кровь. И вдруг, когда я уже на пороге ада, он отталкивает меня.

Я отшатываюсь, держась за ноющую челюсть.

Эзра смотрит на меня своими тёмными, бездушными глазами и вытирает рот рукой. Он грешник. Грязный, порочный грешник, но, даже несмотря на это, я вижу, что он осуждает меня. Он разворачивается и выходит из комнаты, не сказав ни единого слова. Дверь с грохотом, который эхом прокатывается по пустой комнате, захлопывается. Я смотрю на закрытую дверь, моя грудь тяжело поднимается и опускается. Мои пальцы сжимаются в кулаки, ногти врезаются в кожу. Я злюсь, я сбита с толку. Проходит несколько минут, и я понимаю, что он больше не вернётся, и решаю уйти. Свернув за угол, я вижу Эзру, который, обхватив себя руками, стоит в дверном проёме своего кабинета. Пока я иду по коридору к лестнице, его осуждающий взгляд пронзает меня насквозь.

Всю дорогу домой я не могу ясно мыслить. Мне хочется плакать. Мне хочется кричать, но я не могу, потому что в метро меня окружает слишком много людей. Едва оказавшись в своей квартире, я захлопываю дверь и кричу, потому что до сих пор ощущаю во рту вкус его члена.

Моя спина горит, как и моя душа. Мне стыдно за те вещи, что я позволила ему делать с собой, за то, что хочу быть на месте той рыжей девки в обтягивающем белом платье. Я хотела испытать на себе его скверну, чтобы его грех покрыл каждый миллиметр моей кожи, а потом я хотела, чтобы он выбил из меня этот грех. И это тоже грех. Пагубный грех. Мне нравилось ощущать его у себя во рту, нравилось, как от удовольствия его пальцы запутывались в моих волосах. Он — дьявол во всей своей животной грубой красоте, и он вводит невинных во искушение. «Эвелин, он — голова змия. Отруби голову, и умрёт всё тело». Демон внутри меня опять вопит, и я никак не могу его заткнуть. «Используй его, чтобы найти убийцу, а потом убей его». И я убью его.

Я иду в спальню, раздеваюсь до белья. Смотрю на себя в зеркало, стоящее у противоположной стены комнаты. По лицу размазана красная помада, волосы в беспорядке торчат в разные стороны. Из головы не выходит картинка того, как он суёт свой член в мой рот. Я закрываю глаза и вижу лишь его. Тёмные глаза, широкие плечи. «Дьявол, Эвелин». Я падаю на колени и зарываюсь лицом в простыни. Он завладел моим сознанием, спутал мои суждения, потому что всё, что я знаю о нём, — неправильно, а мне так хочется, чтобы оно было правильным. Если он нечестивец, я хочу быть грешницей… «Эвелин, ты будешь гореть в аду». И иногда мне хочется, чтобы так оно и было. Всю свою жизнь я искала отпущения грехов, хотя знала, что мне никогда не очиститься. Эзра назвал меня шлюхой, и от этого я почувствовала себя грязной. Я хочу, чтобы он думал, что я чиста. Я чувствую, как глаза наполняются слезами, но борюсь с ними, потому что не буду плакать из-за него. Никогда.

Вытащив из-под матраца молитвенник, я опускаюсь на колени. Затем беру ручку и перелистываю страницы до последней. С колотящимся сердцем я яростно вывожу на бумаге имя Эзры Джеймса. Я смотрю на слова: даже его имя выглядит красиво, и я ненавижу его за это.

— Эзра Джеймс, — шепчу я его имя, словно молитву, и закрываю книгу.


Эзра хотел меня. Я знаю, что хотел, так что то, что я слежу за ним, оправдано. Но по прошествии двух дней я понимаю, что рыжую он хочет больше. Я наблюдала, как он трахает её. Снова и снова. Я видела красное пятно на её груди, когда она покидала его квартиру, тяжело дыша и ничего не сознавая в ослепляющем тумане прощения. Мне нужно, чтобы он желал меня так же, как желает её, и именно поэтому прямо сейчас я стою посреди её квартиры.