Его тело трётся о моё, пальцы сжимаются вокруг горла. И в этот самый момент, когда его ладонь лежит на моём горле, наши взгляды встречаются, и я впитываю каждую крошечную деталь его лица. Эзра тщательно выбрит, отчего его высокие скулы выделяются ещё сильнее. Его тёмно-русые волосы уложены в стильную взлохмаченную причёску. На его верхней губе идеальная впадинка, по которой мне, к своему стыду, хочется провести языком. Широкие мускулистые плечи и грудь обтянуты рубашкой. Этот мужчина невероятно красив, у него неземная, божественная красота, но, когда я смотрю в его глаза, то понимаю — это от дьявола, а не от Бога, потому что всё, что я вижу, — это порок и грязь. В его взгляде переплетены грехопадение и ад, и я закрываю глаза. В нём собрано всё, что я презираю. Он пугает меня, потому что с лёгкостью может лишить меня жизни, прямо здесь и сейчас, а так как Ханна уже мертва, меня никто не будет искать. Я медленно открываю глаза. Мгновенье тишины прерывается его рычанием, и его хватка вокруг моего горла становится ещё крепче.

— Ты должна была сломаться, маленькая убийца. Что нужно сделать, чтобы заставить тебя рыдать и умолять? Пролить кровь? — его губы чуть растягиваются в слабой улыбке, но в глазах сияет опасный блеск.

Моё сердце готово выпрыгнуть из груди, тело покрывается потом. Но я не подарю ему свои слёзы. Я сохраню их. Я никогда не плакала из-за мужчины, и уж точно не собираюсь плакать из-за него. Между нами повисает напряжённая тишина. В моих ушах грохочет пульс, его пальцы сжимаются все сильнее. И я уже представляю, как он выкидывает моё безжизненное тело в реку Гудзон.

— Чёрт!

Эзра отпускает моё горло и падает передо мной на колени. Он закидывает мою ногу на своё плечо, и вот его горячий греховный рот на мне. Везде. Я отшатываюсь от него, но его руки крепко удерживают меня на месте, отказываясь отпускать. Моя обнажённая спина прижимается к стене, потому что я ничего не могу сделать. Это неправильно. Это грех, потому что приносит удовольствие. А всё, что приносит удовольствие, — от дьявола. Он стонет, и его горячее дыхание опаляет мою киску, куда тут же вонзается его язык. Мои ноги вот-вот подогнутся от ощущения его тепла на мне — внутри меня. Боль, я хочу боли. Я не хочу этого греховного удовольствия. Но стоит мне закрыть глаза, чтобы побороть похоть, которую он вызывает во мне, тепло пропадает. Эзра пропадает.

Моя нога опускается на пол, но я не открываю глаза, потому что не могу смотреть на него. Я слышу его тяжёлые шаги, когда он яростно пересекает комнату. Скрипят дверные петли.

— Вторая стадия. В пятницу. В десять, — его глубокий голос эхом отдаётся от стен.

И тут дверь с грохотом закрывается.

Я жду несколько секунд и открываю глаза. Эзра оставил меня голой, избитой, привязанной одной рукой к кресту, потому что он понимает, что мне нужно наказание. И я благодарна ему за это.


Когда я падаю перед алтарём, ковёр обжигает колени. Моё сердце по-прежнему колотится как бешеное, хотя прошло уже несколько часов с того времени, когда его руки касались моего тела.

Закрыв глаза, я ищу слова для молитвы, но ничего не приходит на ум. Вместо помыслов о Боге в моём сознании мысли только о нём. Эзра. Красивый, мужественный, совершенный, но эта красота от дьявола. Теперь я это понимаю. Моё сознание затуманивается от воспоминаний о его языке, ласкающем мой клитор, и кровь приливает к моей промежности, часть меня начинает пульсировать. Та часть, про которую я не должна вспоминать, когда стою на коленях в церкви. Мне хочется закричать, я вонзаю ногти в ступеньку, стараясь прийти в себя.

«Он — возможность всё закончить, Эвелин. Тест. И больше ничего».

Я захлёбываюсь рыданиями и прислоняюсь головой к ступеньке алтаря.

— Даруй мне покой. Прости меня за мои мысли.

«Милая», — слышу у себя в голове его сильный британский акцент, от которого по моему телу пробегают мурашки.

«Используй его, Эвелин. Соблазни его. Поставь его на колени, и он приведёт тебя к тому, кто убил твою сестру. Он связан со всеми больными ублюдками в этом городе. Используй его».

Поднявшись с алтаря, я всматриваюсь в витражное окно. Впитываю красоту тёмно-синих и фиолетовых стёкол, окружающих крест. Затем разворачиваюсь и направляюсь к выходу. Как только я оказываюсь на тротуаре, меня обволакивают запахи выхлопных газов. Поворачивая за угол, я замечаю, как на меня смотрит высокий, огромный мужчина, и убыстряю темп. Чем быстрее я иду, тем больше растёт внутри меня ощущение, что меня преследуют. Я оглядываюсь через плечо и вижу, что тот здоровый мужик идёт прямо за мной, насвистывая припев «Knocking on Heaven’s Door». Вдоль позвоночника пробегает холодок. Чем быстрее я иду, тем громче он насвистывает. Когда я не контролирую ситуацию, мужчины заставляют меня нервничать. И вот я уже могу думать лишь о том, что этот мужик хочет затащить меня в подворотню, сделать свои грязные делишки, а затем перерезать мне горло и выбросить в мусорный контейнер. Спаси и сохрани. Я уже почти срываюсь на бег, и сердце чуть не выпрыгивает из груди, когда я приближаюсь к своему дому. Как только я собираюсь открыть замок двери подъезда, свист исчезает.

Я бегом поднимаюсь по лестнице, открываю свою дверь, закрываю её и запираюсь.

Переведя дыхание, я иду в комнату, достаю свою книгу с молитвами и перелистываю до последней страницы. Провожу пальцем по зачёркнутым крест-накрест именам мужчин. Все они уже мертвы. Играя с ручкой, я гадаю, как зовут мужчину, который убил Ханну. Больше всего на свете мне хочется вписать сюда его имя, но пока что я рисую только пустой прямоугольник. Хотя бы так я обозначу, что ищу его.

«Напиши имя Эзры».

— Нет, — я качаю головой, закрываю книгу и, отбросив её в изножье, ложусь на кровать.

«Эвелин… Эвелин».

— Уйди прочь! — кричу я.

«Ты же понимаешь, что тебе тоже придётся убить его».

Я тяжело сглатываю, качаю головой и, уткнувшись лицом в подушку, закрываю уши.

«Он есть грех, и он сделает тебя своей грешницей, если ты не сделаешь этого. Ты должна убить его».

— Я не хочу. Потому что после того, что он сделал сегодня, я была прощена.

«Грех за грех. Возможно, он освободил тебя от некоторых грехов, но он приведёт тебя к другим, Эвелин. Убей его, или тебе никогда не попасть в рай».

Да, я знаю, что когда-нибудь мне придётся это сделать, но только после того, как я найду того, кто убил мою сестру.

Глава 6

Эзра


Пиздец, блять! Тяжело дыша, я упираюсь руками в стол. Плечевые мышцы ноют от того, как сильно я бил её, хотя я мог бы бить и сильнее. Мне хотелось крови. Из-за неё во мне что-то щёлкнуло — что-то, что я стараюсь держать под контролем. И все почему? Потому что она не рыдала, не кричала, не умоляла меня остановиться, в отличие от остальных девиц, на которых опускался мой ремень. Я понимаю, насколько это ненормально. Я должен чувствовать раскаяние или что-то типа того, но я ничего не чувствую, да и, по правде говоря, чувство вины — это просто дерьмо собачье. Только трусу не хватит духа сделать то, в чём он впоследствии будет себя винить. Я бил Эви потому, что хотел этого — потому что я возбуждался от этого. Всё, точка.

Я издаю стон, когда вспоминаю, в какой прекрасный багряный оттенок окрасилась ее кожа. Она приняла то, что с ней происходило, выгибалась, подставляя себя под удары, словно нуждаясь в них. Её страх передо мной противоречил отсутствию в ней страха перед ремнём. Боязнь боли — это естественно, а отсутствие этой боязни у неё, как и то, что она смогла побороть в себе природный инстинкт выживания, — от этого я хочу её ещё больше.

Она совершенна. Я ещё никогда в жизни не хотел погрузиться в женщину так сильно, как хочу оказаться глубоко в ней. Это желание настолько неистово пронзает меня, что я нарушил своё самое главное правило: никогда не связываться со шлюхами. Но мне нужно было ощутить её вкус, и я сорвался. За последние пятнадцать лет такого со мной ни разу не происходило. Ни разу. А эта женщина заставила меня встать перед ней на колени и вылизать её киску уже через пятнадцать минут после того, как она обнажилась.

Она пробуждает во мне все самые потаённые и извращённые фантазии, вызывает во мне желание обладать ею, разрушить её, потому что нечто подсказывает мне: её нельзя сломить. А может, она уже была уничтожена кем-то, обреченная остаться такой навсегда. Ведь нельзя сломать то, что уже было сломано.

Я хочу, чтобы она вернулась в пятницу, и это желание нездорово и безумно, потому что она не сможет пройти следующий этап. Неважно, насколько хороши мои девочки — они будут рыдать, всхлипывать, кричать, когда их бьют. Клиенты платят хорошие деньги за то, чтобы услышать их крики — это их возбуждает. Эви не будет кричать. Но, несмотря на всю её красоту, у неё есть шрам, а значит, она — бракованный материал. Я заработал себе репутацию, предлагая высококлассный товар, и какой бы красивой не была эта девушка, у неё есть дефект. Мой член дёргается, и я крепко зажмуриваюсь, чтобы вытеснить из сознания образ Эви и изображение креста на её спине.

Мне нужна Джен.

Я познакомился с Джен в клубе пару лет назад. С ней можно классно потрахаться, и клянусь, она может всосать мячик для гольфа через поливочный шланг. Мы просто трахаемся, ничего больше. Это соглашение устраивает нас обоих. Иногда я нахожу себе какую-нибудь девчонку на одну ночь, но Джен удовлетворяет те мои потребности, услышав про которые, другие бы с криками убежали прочь. Только вот Эви бы не убежала.


Джен только что гневно хлопнула за собой дверью. Я переспал с ней, а потом попросил уйти. Сегодня я не в настроении слушать её чушь. У нас чёткое соглашение, но она же женщина, а они любят раздвигать границы дозволенного, мать их.

Взяв стакан с виски, я включаю запись вчерашнего матча. Дейв запрыгивает на диван, укладываясь рядом со мной. Я купил его в качестве сторожевого пса, но большую часть времени он ведёт себя как грёбаный пудель. Я кладу ноги на кофейный столик и опускаю руку на его спину.

На середине первого периода мой телефон начинает звонить, танцуя по столу. Я поднимаю его и смотрю на незнакомый номер.

— Да, — отвечаю я.

— Как дела, Эзра?

Поставив игру на паузу, я хмурюсь.

— Кто это?

— Не так приветствуют своих деловых партнёров.

Грёбаный Зи.

— Мой ответ по-прежнему «нет».

Я переговорил с Симусом, и он уже ищет «крысу». Другого объяснения просто нет. Симус предложил мне пристрелить этого мелкого ублюдка, а затем залечь на дно, если он действительно связан с законом, но я не собираюсь снова бежать, особенно из-за этого куска дерьма. Я хочу узнать, каким образом Зи получил информацию, как ему удалось проникнуть в семью, и кто владеет той записью. А самый лучший вариант — если мне удастся что-то нарыть на него самого. Если кто-то хватает тебя за яйца, схвати его в ответ, да посильнее. Джонти может взломать любую сеть, найти почти любую информацию, но на Зи он пока ничего не нашёл.

Зи вздыхает.

— Я теряю терпение, Эзра.

— Тогда сдай меня полиции.

— Я не хочу сдавать тебя! — кричит он так громко, что я отодвигаю трубку от уха. — Я же говорил тебе, ты мне нужен, — яростно добавляет Зи, в его голосе слышатся истерические нотки.

— Тогда ты проебал все свои козыри, — усмехаюсь я. — Похоже, ты у нас не самый умный, а?

Он рычит — на самом деле рычит — в трубку.

— Хорошо, я пытался быть вежливым.

И тут он обрывает связь.

Какого хрена? И это всё? Этот парень безумен. Псих, который ещё и шантажирует меня. Я в полном дерьме, поэтому набираю номер единственного человека, который может мне помочь — у него больше власти и денег, чем у самого Господа Бога. Это Ронан, босс русской мафии. Ронан абсолютно безбашенный чувак, с самыми крепкими в мире яйцами. Он одной рукой убрал четырёх мафиозных боссов, чтобы оказаться там, где находится сейчас. Он замешан во всём, в чём только можно — проституция, нелегальные бои, торговля оружием. Он обладает авторитетом, и его лучше не выводить из себя ни при каких обстоятельствах. Восемь лет назад я спас ему жизнь, убив одного из его парней, который собирался выстрелить ему в спину. С тех пор мы дружим, и, надо сказать, очень полезно иметь таких друзей.

Раздаются гудки, и вот Ронан берёт трубку, крича при этом на русском: «Никаких шлюх в доме. Я отрежу твой член и скормлю его тебе с блюдечка с голубой каемочкой!».

Он прочищает горло.

— Эзра!

— Привет, Рон.