Наталья Нестерова - Отпуск по уходу

— Очень высокая температура горения, поэтому истлело. А что там было?

— Пошел ты! — Андрей сжал кулаки.

Хотелось накостылять этому ни в чем не повинному человеку. Только потому, что оказался под рукой; потому, что поражение свалилось без боя, не потратил сил, их в избытке и надо кого-то наказать.

— Уйди от греха! — сквозь зубы прошипел Андрей.

Юрий Яковлевич мог в пылу врезать собственному сыну, но Андрей не имел права распускать руки, ограничился многоэтажной бранью.

Испуганные и возбужденные работники фирмы группировались в кучки, перетекали из одной в другую, подкатывали к огрызающемуся начальству, муссировали скудную информацию. Каждый хотел узнать собственную судьбу и выдадут ли зарплату, которую должны были получить именно сегодня.

Сейф бухгалтерии, где хранились деньги, в отличие от личного сейфа Андрея, исчез фантастическим образом. Искали всем миром, перемазались, разгребая головешки. Безрезультатно.

— Пожарные сперли, — заключила главный бухгалтер. — В девяносто третьем, когда штурмовали Белый дом, квартира моих знакомых попала под обстрел, загорелось. Они только ремонт сделали. Не столько ущерб от огня, сколько пожарные натворили. Все залили до потолка, а золото и серебро пропало. И даже бутылки из бара унесли. Ой, что же мне налоговой инспекции говорить? Форс-мажор, но квартальный отчет…

Юрий Яковлевич смотрел на нее безумными глазами. Чтобы сдвинуть с места огромный бухгалтерский шкаф-сейф, требовался подъемный кран. Или все-таки огнеборцы навалились и увезли?

Его голова не вмещала столько трагичных вводных одновременно. Но рядом была верная подруга, жена, приехавшая, почувствовав неладное. Толкала ему в рот таблетки.

— Прими! Это от давления… запивай, — подставляла к губам бутылочку с водой. — Это — от сердца, глотай. Это — против стресса…

Юрий Яковлевич послушно глотал пилюли и смотрел на жену как на источник спасения, на палочку-выручалочку.

Генкина мама действительно не видела в случившемся роковой трагедии. Ведь все живы и здоровы! Барахло сгорело, так что тут поделаешь! Дело наживное. Она и в сына впихнула пять таблеток сухой валерьянки, и Андрею предлагала, и бухгалтершу напоила успокаивающим. Жена Юрия Яковлевича на этом скорбном пожарище была самой трезвой и деятельной персоной. Забавно, что именно к ней обращался главный пожарный, точно определив, кто здесь главный в данный момент. В лихую минуту главным становится тот, кто лиха не замечает и о людях печется.

Улучив момент, Генкина мать шепнула Андрею, которого давно сделала поверенным своих печалей:

— Невестка-то не приехала! Как же! Запачкаться боится. Маникюр с педикюром, наверное, делает.

Он развел руками: что есть, то есть. Жест можно интерпретировать по-всякому, от солидарности — дрянная у вас невестка, до возмущения — вы еще в поджигатели Генкину жену запишите.

Но правильнее было бы прочитать: ваши семейные дрязги меня сейчас волнуют не больше, чем погода в Африке.

Андрей ехал в машине домой и думал о том, что уже много лет приходится выслушивать нелестные характеристики Генкиной жены. Дальше Андрея сплетни не шли, поэтому он был удобной отдушиной для родительского негодования. Тот простой и важный факт, что Гена любит жену, во внимание не принимался. «Не ту любит» — и точка. Как будто можно любить по заказу.

Вот и сам Андрей, похоже, кандидат на разбитое сердце. Он хорошо запомнил слова, сказанные Мариной на заре их романа: хороший, добрый неудачник — мне не пара. А теперь он был не просто неудачником — полным банкротом, нищим погорельцем.

Но неужели Марина, увидав вечером по телевизору, что сгорела его фирма, не проявит участия? Не позвонит, не посочувствует? Кроме поцелуев и постели, он надеялся, их связывает и человеческая дружба, предполагающая элементарное сострадание. Что бы ты ни напридумывала, как бы ни ошибалась, но в подобной ситуации порядочный человек забывает об обидах и протягивает руку помощи. К погорельцам снисходительны, их грехи списываются, уже бог покарал. Твоя помощь и участие для меня бесценны. Просто доброе слово сочувствия — большего не прошу. Или все-таки перевесит отвращение к «хорошему неудачнику»?

Благостное и непривычно трепетное состояние не покидало Марию Ивановну. Точно ей поменяли кровь, и вместо мутной густой жидкости теперь по венам тек легкий бурлящий напиток. Она так и говорила подругам, которые в отсутствие Андрея звонили или наведывались, конечно, с подарками ей и ребенку:

— У меня в артериях циркулирует газированная вода с сиропом.

И даже ночные страхи с прорезыванием первых Петечкиных зубов не растворили количество сиропа. Тем более, что утром Петя проснулся как ни в чем не бывало — бодрый, активный, улыбающийся.

О, его улыбки! Именно ей предназначавшиеся! Ради таких улыбок можно было не тридцать, а сто лет терпеть горестное заточение.

В минуты отдыха Мария Ивановна читала и перечитывала книги, посвященные воспитанию детей. Это чтение доставляло ей удовольствие многократно большее, чем проглатывание авантюрных романов, детективов или жемчужин российской и мировой словесности.

Мария Ивановна чувствовала зыбкость и ненадежность своего пребывания в квартире Андрея, который не выказывал пылкой любви к Петечке, хотя и всегда приходил на помощь в трудные минуты. Понимала, что приобретает интересное занятие и профессию — няня при малолетнем ребенке. Теперь не пропадет, ведь где-то существует еще множество прекрасных детей, рядом с которыми она будет переживать душевные взлеты. Но никто и никогда не сможет сравниться с Петечкой! Заменить его или затмить. И более всего ей хочется увидеть, как он научится ходить, разговаривать, как освоит азбуку и станет читать… Она уже знает, что можно в два года научить ребенка буквам, а в три — легко читать. У Петечки обязательно получится! Он поразительно пытливый и умный мальчик, сегодня долго рассматривал ножки стула, конечно, и на вкус пробовал.

Ей показалось, что она похорошела. Глупо и ни к чему, поздно подобным вещам радоваться, но зеркало в ванной по утрам показывало ей помолодевшее лицо. Морщины не исчезли, кожа не порозовела, а общее впечатление… Да и подруги заметили, радостно констатировали: Маша, ты двадцать лет сбросила!

Изменения, которые произошли с ней, повлияли на характер, точнее — на эмоциональные реакции, ставшие свободными, потеснившие извечную стеснительность. Андрей только вошел в дом, а она радостно и нетерпеливо ему выпалила:

— Два зубика на нижней челюсти! Показались! Вы представляете? И еще, как советуют педагоги, я Петю выпустила в свободное передвижение по квартире. Он легко уполз из комнаты в ванную, и там его потрясла стиральная машина. А из ванной на кухню…

«Энтузиазм мой глуп и неуместен, — подумала Мария Ивановна, глядя на Андрея, снимающего дубленку. — Как я неловка!»

Начав говорить на бравурных нотах, она постепенно понизила голос почти до шепота:

— Пол предварительно я, конечно, вымыла… Андрей, простите, мое ликование, очевидно, неуместно… Пахнет… чем-то горелым…

— Это от меня. Как от партизана, несет костром.

— Костром?

— Читал, что в войну фашисты легко вычисляли партизан по запаху дыма.

— Дыма? — опять растерянно переспросила Мария Ивановна.

— Сейчас помоюсь, а потом нам нужно поговорить.

— Ужин готов, я накрою.

Вот и случилось то, чего она боялась. Сейчас укажут на дверь, и никогда больше она не увидит Петечки. Уж больно суровое лицо у Андрея.

Вернулись старые страхи — перед мужчинами, загадочными и суровыми, непонятными существами. Но хоть Мария Ивановна и ничего не смыслила в мужчинах, она догадывалась — Андрей из всех загадочных самый яркий представитель. Мужчина из мужчин, кремень, скала, айсберг.

Придержи слезы. Радуйся, что у Пети такой выдающийся отец, хорошие гены, отличная наследственность… Не плакать! Кажется, мужчины не выносят женских слез. Слышишь? Из ванной вышел, переодевается в комнате. Значит, можно ставить на стол тарелки с голубцами… хлеб нарезан, приборы и салфетки на месте… Чего не хватает? Мельницы с перцем, Андрей любит острое…

Как быстро привыкаешь к хорошему, комфортному, думал Андрей. Потребовались считанные дни, чтобы он привык приходить домой и получать горячий ужин, не мыть тарелок и не заботиться о чистоте в ванной и туалете. Мари-ванна отлично готовит, надо признать. А также вылизала его квартиру до стерильности, даже светлей стало из-за чистых окон…

Андрей молча ел, невзгоды не убили аппетита. Мариванна сидела напротив и ковыряла вилкой в тарелке. Еще в начале их совместного бытия Андрей воспротивился раздельному питанию. Вы не прислуга, поэтому давайте ужинать вместе.

— Не томите! — с мукой в голосе произнесла Мария Ивановна, когда он покончил с голубцами и налил себе чай. — Говорите! — заставила себя поднять голову.

— Мариванна… то есть Мария Ивановна!

— Называйте, как вам удобнее.

Ее имя и отчество в произношении Андрея почему-то сливалось в одно целое, что могло не понравиться. Нет, оказывается, не обижается.

— Мариванна! В моей жизни произошли перемены. Коротко говоря, перед вами сидит банкрот.

По растерянному виду Мариванны Андрей понял, что она не въезжает в смысл. Поясним конкретно.

— Сегодня сгорело предприятие, на котором я работаю. Натурально сгорело, дотла. Эта квартира, — потыкал пальцем в пол, — моя машина, — показал на окно, — все куплено в кредит. Ежемесячно я должен отстегивать банку две трети зарплаты. Теперь этого делать не могу. Кроме того, в сейфе я хранил… (Не признаваться же в безумных опасениях!) имел привычку хранить важные документы и наличные деньги. Все пропало. Осталось в кармане на один раз машину заправить. Такая петрушка.

Лицо Мариванны по-прежнему оставалось недоуменным. Еще проще? Пожалуйста!

— Я не только не в состоянии платить вам хорошую зарплату, которую заявил, но и ту, что вы по непонятным причинам значительно снизили. Давайте выпьем водки? Махнем по рюмахе?

Андрей встал, достал из морозильника бутылку, из шкафчика рюмки, не услышал тихого Мариванниного «я не пью!», разлил водку.

— Ну что вы смотрите на нее, как на отраву? — с досадой спросил Андрей. — Это лекарство от стресса. У вас стресс?

— Да.

— Лечимся. Погодите, закуска. Где-то у меня были грибы маринованные.

— В холодильнике вторая полка сверху, у стенки.

— Точно, нашел. Берем две вилки, накалываем. Держите, Мариванна! Что-то мне говорит, что вы не мастер водку потреблять.

— Даже не подмастерье.

— Объясняю. Выдохнуть и не дышать, опрокинуть рюмку, заесть грибком. Поехали?

— За что мы пьем?

— Тост? Чтоб им сдохнуть!

— Кому?

— Поджигателям и разрушителям человеческого счастья! Поехали!

Мария Ивановна послушно задержала дыхание, выпила и закусила грибком. Никаких вкусовых удовольствий! Обожгло пищевод, а в грибном маринаде был явный излишек уксуса.

— По второй! — скомандовал Андрей и разлил водку. — Теперь ваша очередь тост говорить.

— Пусть они прозреют и раскаются!

— Кто?

— Поджигатели и разрушители.

— Красиво звучит, но нереально. Хотя в тосте что главное?

— Что?

— После него можно идейно выпить. Грибочек-то накалывайте. Поехали!

Мария Ивановна, крепясь и сдерживая отвращение, выпила вторую рюмку. Голова закружилась. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Сколь ни была Мария Ивановна обделена собственным опытом, но она знала по рассказам подруг, из книг и телевизионных передач, из преданий прабабушки про прадедушку, бабушки — про дедушку, маминым — об улетучившемся отце, что мужчины пьют, все они в большей или меньшей степени — алкоголики. И, напившись, ведут себя непредсказуемым образом.

Но и сама она сейчас, после водки, неожиданно осмелела и потребовала у Андрея, наливающего по третьей, ответа:

— Ваши проблемы связаны только с материальными потерями? С тем, что вы обеднели?

— Этого мало? — горько усмехнулся Андрей. — Есть еще другие «радостные» события. Меня бросила любимая девушка…

Его лицо исказилось неподдельной мукой, Марии Ивановны, в ответ, — гримасой сострадания.

— Будь здорова, Маринка! — отсалютовал Андрей рюмкой. — Не кашляй!

И выпил, не дожидаясь собутыльницы. Заплакал Петя, Мария Ивановна вышла и вернулась с ребенком. Посадила его на колени, лицом к Андрею. Мальчишка выглядел довольным, засунул палец в рот, да так глубоко, что кулачок оказался обхваченным губами.

— Гланды чешешь? — спросил Андрей. — Не подавись!

— Дю! — неожиданно ответил Петька, вытащил палец и снова затолкал в рот.

— Моя бабушка говорила, — вспомнил Андрей, — на кого Бог, на того и добрые люди. Не знаете этой поговорки? Синоним — пришла беда, отворяй ворота. На кого Бог зол, того и добрые люди не пожалеют. С него, — Андрей кивнул на Петьку, — все мои беды и начались.