– Я знаю, что не настолько хороша. Должно быть, окончательно истерзала тебе уши.

Коннор вздохнул, сунул большие пальцы в карманы шортов и сжал кулаки.

– Послушай, прости за то, что ушел. Мне нужен был свежий воздух, и я не думал, что ты обидишься. Ты, казалось, была так поглощена музыкой.

– Я не обиделась, – беззаботно пожала она плечами. Но он различил дрожь в ее голосе.

Угрызения совести обрушились на него, принеся с собой гнев. Пульс бился слишком быстро, кожу обжигало жаром. Больше всего на свете он ненавидел чувствовать себя виноватым.


Джози с тоской наблюдала, как в глазах Коннора вспыхнуло раздражение.

– Чего ты хочешь от меня? Чтобы я восклицал и ахал, восхищаясь твоим талантом?

– Нет., нет… конечно нет, Я… – Она была потрясена его холодностью. – Мне ничего от тебя не нужно.

Но она лгала. Она хотела произвести на него впечатление. Услышать, как он скажет, что она талантлива. Привлекательна. Умна. Ей не безразлично, что он думает.

Горячая краска поползла по ее шее. Она была так ошеломлена радостью игры и возможностью забыться в музыке, что позволила сердцу взять верх над разумом. Посчитала, что они с Коннором начали понимать друг друга, но ошиблась. Разочарование было тяжелым.

Оба задыхались от быстрого шага и побочных эффектов гнева. Джози наблюдала, как вздымается грудь Коннора, но не могла взглянуть ему в лицо.

Она чувствовала себя полной идиоткой. Опять. До встречи с Коннором она была Снежной королевой в обращении с мужчинами, полностью контролировала свои эмоции и любую ситуацию и глупо считала, что сможет справиться и с ним. Но теперь безнадежно выведена из равновесия.

– Эй!

Он подвинулся ближе и осторожно положил руку ей на плечо.

Повернувшись, она увидела, что гнев покинул его лицо. Когда их взгляды встретились, на ее горле забилась жилка.

Джози глубоко вздохнула:

– Я хочу прогуляться по пляжу.

Нужно уйти от его гипнотического взгляда. Если она этого не сделает, будет казаться еще большей дурой, чем уже есть. Она все еще ощущала то место, до которого он дотронулся. И умирала от желания снова оказаться в его объятиях. Хотела вновь восстановить ту связь, которая была между ними прошлой ночью. Но не знала, как ее вернуть.

Коннор кивнул.

– Послушай, мне очень жаль. Полагаю, у меня нервы натянуты. – Он потер подбородок. – Я пойду с тобой. Немного свежего воздуха нам не повредит.

Его губы улыбались. А вот глаза – нет. Неужели он уже жалеет об их связи?

Ей стало не по себе, словно в животе скрутилась в клубок масса змей.

Как только открылись ворота, ведущие на пляж, они молча пошли вперед, вслушиваясь в шум прибоя. Здесь было полно загорающих, поэтому они добрались до края воды, где песок был влажным.

Джози сбросила туфли, с наслаждением чувствуя прохладу подошвами разгоряченных ног.

– Как давно ты играешь? – спросил Коннор, прерывая напряженное молчание.

– Несколько лет.

– Что же… в твоей игре слышится подлинное тепло. Она застала меня врасплох, – признался он, глядя в море. – Твоя игра не соответствует всему остальному в тебе. Словно ты отпускаешь то, что держит тебя во взвинченном состоянии.

Джози остановилась и уставилась на него, подняв брови:

– Это подозрительно похоже на комплимент. Если не считать фразы насчет взвинченного состояния.

Он тихо рассмеялся:

– Послушай, мне и в самом деле жаль. У меня на уме слишком много забот. Я не ожидал всего этого.

Он неопределенно помахал рукой.

– Чего именно? Этой поездки? Или найти меня голой в твоей постели?

– Найти тебя голой.

Холодно улыбнувшись, он показал на свободный островок сухого песка.

Похоже, сейчас ей дадут отставку.

Неприятный озноб пошел по спине. Возможно, ей следует задушить этот росток в самом зародыше, чтобы избавить его и себя от неприятного разговора. Она должна сохранять самоконтроль, иначе все это превратится в безобразную грязь.

Она села и схватила пригоршню песка, сосредоточив все свое внимание на том, как он ползет между пальцами.

«Хладнокровие, Джози. Хладнокровие и спокойствие!»

– Знаешь, если ты не хочешь зайти дальше, я не против. Я все понимаю. Ты скоро уезжаешь, и у тебя полно дел. Давай посчитаем прошлую ночь небольшим сбоем в нашей жизни.

– Сбоем? – нахмурился он.

– Да.

Он немного помолчал.

– Аби была такой хорошей подругой. Не могу поверить, что переспала с тобой, притом что ты даже с ней не разговариваешь, – добавила она, чтобы скрыть неловкость, безуспешно изображая жизнерадостность.

– То, с кем ты спишь, не имеет к ней никакого отношения, – жестко ответил Коннор.

– Но это кажется таким… неуважительным.

Он широко улыбнулся, и сердце ее ушло в пятки.

– Ты такая чопорная. Не пойми меня неправильно, но это очень заводит.

Ему решительно нужно перестать флиртовать с ней, если он не задумал очередную проделку. Возможно, вопрос по существу напомнит ему об этом.

– Ты когда-нибудь объяснишь, почему не хочешь видеть сестру?

Он несколько секунд изучал ее, прежде чем ответить:

– Ты ни за что не хочешь угомониться и забыть об этом?

– Не хочу.

Он продолжал смотреть на нее, ища что-то в ее глазах: возможно, ловушку? Она впервые видит столь осторожного человека.

– Какого черта? – пожал он плечами. – Мне абсолютно все равно. Ты знаешь о моих родителях?

– Конечно. Они владельцы «Мегнитика корпо-рейшн».

– Верно. Когда-то компания была процветающей. Они выпускали магнитофонные кассеты, потом видеокассеты до начала девяностых, когда они были последним криком моды.

– Да, помню, как на Рождество видела их рекламные ролики по ТВ.

Коннор тихо, зло рассмеялся и зарылся ногами в мягкий песок.

– Ну да. Одной из причин, по которой они добились такого успеха, был тяжкий труд. Родители работали все время. И я имею в виду ВСЕ время.

Он помолчал, но Джози ничего не спросила. Не хотела вмешиваться. И продолжала пропускать песок сквозь пальцы, чтобы чем-то заняться.

– Поэтому мы с Абигейл жили под присмотром вечно менявшихся нянек и прислуги. Для родителей мы были просто модными аксессуарами. Мы почти не видели их и друг друга. Нас послали в разные школы. Единственный человек, у которого находилось для нас время, – это бабушка. Мы проводили с ней каникулы. Перед смертью она оставила нам этот дом. Когда мы потеряли ее, мне было восемнадцать, а Абигейл – шестнадцать. Бабушке не нравилось, как нас воспитывают. Она считала, что детям нужны отец и мать. Из-за этого она поссорилась с нашими родителями, и к тому времени, как она умерла, они и бабушка стали почти чужими людьми.

Джози, которой не терпелось услышать продолжение, кивнула. Этим объясняется его независимый характер и жесткий тон, каким он говорил с ней, когда речь шла о ее карьере.

– Незадолго до смерти бабушки «Мегнитика» стала понемногу терять деньги. Начиналась цифровая революция, а продукция, которую производили родители, оставалась невостребованной. Они мало думали о будущем, из-за этого начались проблемы с деньгами. Очевидно, мы были их выходом из долговой ямы. Моя бабушка была богатой женщиной. Просто, в отличие от родителей, не выставляла напоказ свои деньги. Большую часть она оставила мне, остальное – Абигейл. Родителям не досталось ничего. Думаю, они брали банковские кредиты под будущее наследство, чтобы вытащить бизнес из финансовой пропасти. Поэтому они стали давить на нас, требуя вложить деньги в их компанию. С ними больше никто не хотел иметь дело. Они желали получить контроль над деньгами. А мы были помехой.

– Но ты не согласился?

– Я отказался помочь. Бабушка взяла с меня и Абигейл клятву не давать им ни пенни. Для нее было действительно важно, чтобы деньги им не достались. У меня уже были свои планы на наследство. Я хотел сделать на них что-то хорошее. В мире много голодающих. Они умирают оттого, что пьют грязную воду. Личные развлечения не стоят первыми в списках моих приоритетов.

– Так что случилось?

Он глубже зарыл ноги в песок.

– Абигейл сдалась и позволила родителям воспользоваться ее долей денег. И поддержала их, когда они стали давить на меня. Дала ясно понять, что, если я не помогу им финансово, семья от меня откажется.

Джози в ужасе уставилась на него:

– Это не похоже на ту Абигейл, которую я знаю.

– Считаешь, что я лгу? – осведомился он так презрительно, что Джози невольно встревожилась.

– Конечно нет, – поспешно заверила она. – Я просто не могу соотнести это с той женщиной, которую знаю.

Коннор оперся на локти и стал смотреть на море.

– У нее возникла безумная идея, что родители вдруг поймут, как паршиво обращались с нами всю жизнь, и все будет безоблачно прекрасно, как только мы отдадим им наследство. Но когда я не согласился, предала и спокойно наблюдала, как меня выбрасывают из жизни семьи.

– Не понимаю, почему Абигейл позволила сделать с тобой такое.

– Она хотела легкой жизни, – пожал плечами он. – И полагаю, завидовала, что получила меньше меня. Возможно, пыталась восстановить равновесие. Не знаю.

Джози уставилась на него. Лицо Коннора было бесстрастным, словно он прочно держал под спудом все чувства и вспоминал совершенно обыденные вещи. Его холодность не давала ей покоя. Если он может относиться так к родным, людям, которых должен любить безусловно, – как же будет справляться со взлетами и падениями отношений с любовницей? Еще одно обстоятельство против него.

– И ты больше никогда с ними не говорил?

Он снова пожал плечами:

– Абигейл много лет пыталась связаться со мной. Но мне это неинтересно. Она сожгла тот мост много лет назад, когда приняла их сторону.

Его лицо мгновенно ожесточилось. Губы вытянулись в тонкую линию. Брови сошлись на переносице.

– Мои родители уже мертвы, но ты, конечно, знаешь об этом.

Коннор сел, поднял камешек и бросил в море, где он со всплеском исчез.

Джози кивнула, вспомнив, как Аби брала отпуск год назад, когда скончалась проигравшая битву с раком мать.

– Что же, думаю, теперь Аби сожалеет о случившемся.

– Вероятно. Фирма разорилась, и она потеряла все деньги.

В его голосе звучали нотки сочувствия.

Джози стряхнула с рук песок и потерла лоб, пытаясь облегчить распирающее изнутри давление. Ей было очень жаль обоих. Как это ужасно, когда приходится выбирать, чью сторону принять! Неудивительно, что он так отчужден эмоционально.

– Ты когда-нибудь дашь Абигейл шанс объясниться?

– Зачем? У меня нет желания снова ее видеть.

Она поняла, почему Аби смирилась с тем, что больше он никогда не впустит ее в свою жизнь. Видно, что он не собирается уступить. Эта несгибаемость выводила из себя и точно доказывала, что с ним опасно иметь какие-то отношения, кроме самых поверхностных. Но так хотелось хоть чем-то помочь ему и его сестре!

Инстинкт самосохранения включился раньше, чем она успела как следует проанализировать свои ощущения.

– Ты в самом деле упрямый сукин сын! – выпалила она и немедленно пожалела, что так неосмотрительно выказала гнев.

Он посмотрел на нее и пожал плечами. Лицо по-прежнему ничего не выражало. Его способность закрываться так плотно была леденящей.

– Думаешь, нужно покончить со всем, что есть между нами? – спросила она, готовясь услышать утвердительный ответ.

– А ты? Что думаешь ты?

Она помедлила. С одной стороны, трудно поверить, что она может жить с ним в одном доме, только смотреть и ни разу не коснуться, особенно когда знала, как здорово с ним в постели. Это будет пыткой. С другой стороны, так будет умнее всего. Она уже с трудом справляется с безумной мешаниной эмоций, которые он пробуждает в ней, а на такое она не подписывалась.

«Возьми себя в руки, Джози!»

– Возможно, так будет лучше всего.

Он что-то буркнул, покачал головой и снова пожал плечами:

– Прекрасно!

Встав, он протянул ей руку и поднял с песка.

– Давай поедем домой, – устало бросил он.


По пути оба молчали. Коннор поднял крышу кабриолета, заключив обоих в неуютно интимный мирок. Джози, не зная, чем заняться, прокручивала в голове разговор, пока не поняла, что сейчас сойдет с ума.

Она прекрасно сознавала, что испортила поездку на пляж, привнеся в их отношения свои проблемы с самооценкой. Неудивительно, что она так долго остается одинокой. Она понятия не имеет, как вести себя в подобного рода ситуациях.

Наконец они свернули на длинную подъездную дорожку дома. Коннор остановил машину, нажав на ручной тормоз и одним быстрым движением отстегнув ремень безопасности.

И повернулся к ней, глядя спокойно и в упор. Но она могла бы поклясться, что различила в его глазах замешательство.

– Благополучно прибыли, – сказал он наконец, молча вылез из машины и пошел к тяжелой дубовой двери дома.