Она улыбнулась — не было у нее никаких плохих предчувствий. Все осталось позади: и Фима, и Генчик, и Наташа, стоящая на краю пропасти, и Выголев, и даже Евгения Алексеевна, которую она собиралась сегодня навестить. В душе ее шевельнулось что-то, похожее на чувство угрызения совести, но тут же испарилось.

Исполненная радужных ожиданий, Леночка провела ладонью по талии, как бы оправляя платье, коснулась губ тюбиком помады, и они заблестели, откинула со лба прядку выбившегося из прически локона и, глядя в маленькое зеркальце на откидной крышке бардачка, подвела контур влажного, чуть приоткрытого рта.

Ворота открылись, и Леночка увидела лакея в белоснежных перчатках. И снова ей показалось, что все, как в кино. Нигде еще ей не открывали ворота лакеи и никогда не подавали руку в легком поклоне. Она протянула ладошку, чувствуя, как все внутренне преображается от внимания хозяев, гостей и прислуги.

Соловьев подбадривающе улыбнулся. Леночка посмотрела на него и тут только заметила, до чего же он, оказывается, хорош. Костюм, белоснежная рубашка, белый галстук…

— Не робей, воробей, — одними губами произнес он и повел Леночку к дому. — Сейчас мы познакомимся с гостями, а потом я представлю тебя всем, кого сам знаю. Твоя задача — не чувствовать себя маленьким зверечком, готовым чуть что нырнуть в норку. Чем раскованней и независимей ты будешь держаться, тем больше внимания тебе… А вот и наш засранец господин Ивашкин! — Они уже тискали друг друга в объятиях и весело смеялись. — Я, между прочим, все подошвы посбивал, разыскивая тебя нынче по Первопрестольной!

— Леночка, прелесть какая! Такие платья шьют только у Нины Риччи, и только попробуй мне сказать, что я ошибся!

— Здравствуйте, — едва слышно прошептала Леночка. Она совсем растерялась, не ожидая такого громкого и бурного приветствия, от которого все гости сразу же повернули головы к ним, словно вопрошая, кто сия особа?

— «Здравствуйте» — это меня не устраивает. Во-первых, мы будем пить на брудершафт шампанское, после чего ты станешь звать меня Дмитрием. А еще лучше — просто Димочкой! Ты ведь не откажешься от фамильярности после умопомрачительного поцелуя? Или поцелуй еще не повод для близкого знакомства?

— Конечно, не повод! — Соловьев с укоризной посмотрел на приятеля. — Меня начинает терзать двусмысленность моего положения, — произнес он и заразительно захохотал.

— Эх ты, кот старый… — Ивашкин похлопал Соловьева по плечу. — А все из себя недотрогу строил. Все с женой да с женой. А если не секрет, где она? Никак в отъезде?

— Представь себе — нет.

Поднесли шампанское. Соловьев поднял два бокала и преподнес один Леночке. Она улыбнулась. Ее уже стала забавлять беседа друзей. Не нужно быть психологом или бравым мудрецом, чтобы понять, что прямо на ее глазах разворачивается тайный поединок.

— Ну! — провозгласил Ивашкин. — Будем?!

— Будем! — согласился Соловьев. Ивашкин оплел своей длинной и грациозной, как у женщины, рукой Леночкин локоть, улыбнулся ей и поднес бокал к губам. Они отхлебнули по глоточку, и в этот момент блеснула фотовспышка. Так и сфотографировали их, соединенных губами в поцелуе «на брудершафт».

Неожиданно гости стали что-то выкрикивать, и Леночка испугалась, решив, что шум этот вызван их поцелуем. Она посмотрела по сторонам и с облегчением обнаружила, что все смотрят на входную дверь.

— Узнаешь? — Соловьев наклонился к Леночке с правой стороны, а Ивашкин с левой. И в оба уха прозвучал один и тот же вопрос: «Узнаешь?»

Она узнала. Она не могла не узнать певца, лицо которого не раз видела по телевизору. «Какой он маленький! — подумала Леночка. — Попка, как у пупсика, волосики в перманенте. И чего по нем сохнут дурехи-фанатки? По телевизору гораздо выигрышней смотрится».

— Димочка, — певец оказался возле Ивашкина, — ну как там мой заказ? Учти, съемка клипа в пятницу. Сегодня у нас что? Правильно, четверг. Извините ради Бога, — он оглянулся на девушку, отступившую в смущении на пару шагов назад. Он внимательно оглядел ее, и Леночка заметила, как из его глаз как будто выпорхнул веер веселых лучиков. — Валерий. — Он протянул ей руку. — Удивительно, почему никто меня не представляет?

Леночка совершенно не обольщалась на свой счет, она прекрасно понимала, что все это — не больше, чем профессиональное кокетство. Всякий мужчина, по воле случая оказавшийся возле Соловьева и Ивашкина, вынужден будет делать реверансы, поклоны и комплименты в ее адрес. А как же иначе?

Черные смокинги, пиджаки с воротом-стойкой, элегантные кардиганы, белоснежные воротнички, пестрые платья девушек. Ах, как от всего этого у Леночки кружится голова!

Она огляделась. В самом дальнем углу, правее камина, рядом с окном — угловой диванчик. Она решила, что, когда закончатся все эти церемонии и никто больше не станет обращать на нее внимания, она возьмет с полки книжку и сядет на этот диванчик.

Валерия кто-то позвал, и он ушел. Леночка усмехнулась, заметив на своей руке, на том месте, куда он прикасался губами, розовый след от помады. «Попсовый пупсик», — отметила она про себя и почувствовала, как снизошло на нее какое-то ленивое умиротворение. Они такие же люди, как и Леночка. Все со своими недостатками, комплексами, обидами на жизнь и своими счетами с нею. Смешные, маленькие, уязвимые пупсики, вынужденные украшать себя платьями, перманентами, красками, как будто тех красок, которые отпустила природа на долю каждого, оказалось слишком мало.

— Леночка, — Соловьев подошел к ней немного запыхавшись — она и не заметила, как он отходил. — Леночка я должен буду отвезти жену Николая в больницу.

— В больницу? — Леночка сделала большие глаза. — А кто такой Николай, и почему — ты?

— Николай Штурм — хозяин банкета. Я же тебе говорил о нем, — Соловьев посмотрел на Леночку с некоторым сожалением. — А у жены его боли в животе. Она, понимаешь, беременна. Пока этого не видно… Леночка, я должен извиниться перед тобой. Николай мой школьный друг, ты сама понимаешь, старая дружба… У них никак не получается родить ребенка, делали искусственное…

— Да ладно тебе. Можешь не объяснять, я что же, не человек по-твоему? Слушай, ну тогда и я с тобой? А? Я же никого здесь не знаю, буду чувствовать себя не в своей тарелке.

— Нет-нет-нет! — запротестовал Соловьев. — Больница недалеко. Заведующий больницы среди гостей, поэтому положить ее — дело недолгое. Заведующий останется с ней, а Николай, как только выдастся свободная минутка, сам поедет туда. Он не может оставить… Ты ведь видишь… Леночка, я вернусь моментально, и что я потом буду делать без тебя? Побудь пока на попечении, ну хотя бы… Ивашкина…

— Ивашкина? Ты посмотри, в нашу сторону уже идет вон та длинноногая. Я что же, должна бороться за свое «счастье»?

— А — вот! Я нашел тебе кавалера! Сию секунду!

Леночка с улыбкой проследила за Соловьевым, который подошел к стоящим в стороне людям, — туда, где был Штурм с женой, придерживающей живот. Было видно, что поза ее непроизвольна — она изо всех сил старалась скрыть гримасу боли, завуалировав ее приветливой улыбкой. Николай тоже улыбается, но тревогу выдает его напрягшаяся фигура. Рядом с ними Балабяны. Их представили друг другу с самого начала вечера. Отец — Энрико Балабян, его очаровательная супруга София Балабян и сын Марк Балабян. Странное сочетание имен. Объясняется оно тем, что Энрико Балабян — армянин итальянского происхождения. Мать София Балабян — полька, — в девичестве носившая фамилию Кахнович, а сын — изумительное производное огненного коктейля их кровей. Строгая и немного надменная София в союзе с темпераментным и ошеломительно напористым Энрико явили свету Марка — с утонченными чертами лица и глазами с угольными зрачками, из которых так и рвался наружу с трудом сдерживаемый азарт к жизни.

Он бросил взгляд через плечо в сторону Леночки, и Леночка чуть не охнула. Как странно все сочеталось в нем: надменность и величественность, бесстрастие и темперамент. Она отвернулась, почувствовав, как напряженное ожидание сковывает ее волю. Нет уж, не нужен ей никакой кавалер. Она прекрасно дождется Володю и сама.

Соловьев все еще стоял возле них, но Леночка, поискав взглядом дверь, пошла к выходу. Она оказалась на веранде, спустилась по невысоким длинным ступенькам и прошла по дорожке в сторону нетронутого при новостройке величественного векового сосняка. Обнаружив среди деревьев увитую плющом беседку, направилась к ней.

Пьяняще пахло хвоей и сыростью. Здесь должно быть много грибов, подумала она. За всю жизнь Леночка так ни разу и не сходила в лес за грибами. Раза два они были с папой Сашей на пикнике, который устраивался на осенней лужайке, и оба раза она обнаруживала пенечки, усеянные маленькими крепенькими опятами. Леночка собирала их в полиэтиленовый пакетик и вечером тушила на сковородке с рассыпчатой картошкой. Это было объедение, но чтобы запасти грибов впрок… Все как-то не получалось выкроить свободное время и отправиться с лукошком по грибы.

С крыльца спустился Соловьев. Он повертел головой по сторонам, подошел торопливым шагом к охране на входе, поговорил с ними. Леночка видела, как Соловьев удивленно пожал плечами. Наверное, нужно было окликнуть его, но Леночке не хотелось этого делать. Ей просто хотелось, чтобы он уехал и как можно скорее вернулся, а до этого пусть бы ее никто не трогал.

— Ну ладно, Николай, она где-то здесь. Обнаружится, проследи, чтобы не скучала.

— Вот тебе сотовый, если что, звони с дороги. Береги себя, дорогая. — То ли ветер подул в Леночкину сторону, то ли еще по каким необъяснимым причинам, Леночка вдруг отчетливо услышала их разговор. Жена Штурма, Соловьев и заведующий больницы, в которую ее везли, сели в соловьевскую «восьмерку» и покатили за бесшумно раскрывшиеся ворота. Леночка с облегчением вздохнула — отсюда ей видно все. Когда вернется Соловьев, она покинет свое убежище, вряд ли кто догадается искать ее в этой беседке. Холодновато только. Ну да ничего, не того еще она натерпелась в своей жизни.

Леночка провела пальцем по шершавому стволу дерева, которое росло сразу за перилами беседочного ограждения, посмотрела в темное ночное небо, вслушалась в нежно шелестящую тишину. До чего же хорошо! Но мысли ее неотступно возвращались в будничность завтрашнего дня и всей последующей жизни, неразрывно связанной с прошлым. Забудет ли она когда-нибудь о Фиме и его своре? Перестанет ли горячо биться ее сердце при воспоминании о времени, проведенном с Выголевым?

Взгляд, которым она пересеклась с Марком, уже вылетел из ее головы, и Леночка теперь думала только о том, что занозой сидело в ее душе.

Она глубоко вздохнула, но внезапно сдвинула брови: ей показалось, что за ее спиною кто-то стоит. Она знала, что уж здесь-то она наверняка в полной безопасности, но стало неприятно, как будто тот, кто незаметно пробрался сюда и стоял уже неизвестно сколько времени, мог прочесть ее мысли. Она оглянулась.

— Ах, это вы… Марк… Так неожиданно. Вы напугали меня.

Окутанная темнотой фигура оказалась так близко, что Леночка невольно подвинулась, Марк понял это по-своему. Он присел рядом.

Леночка смотрела в его глаза, ожидая ответных слов, но он молчал.

— Ах, да! — Она хлопнула себя по лбу, совсем так, как делала это в детстве. Марк усмехнулся. — Наверняка вы не знаете русского языка?

Улыбка его стала еще шире. Леночку это вывело из себя, она одарила его холодным взглядом и на итальянском, четко разделяя звуки и сопровождая свою речь почти сценической артикуляцией, сказала:

— Я… хочу… быть… одна! — для пущей убедительности после каждого слова она делала паузу, глядя прямо в черные зрачки Марка. — Понимаете? Одна, — поднятый вверх указательный палец окончательно развеселил Марка, и он откровенно рассмеялся. Леночка смотрела на то, как он смеется, слегка склонив голову, и как держится — с таким чувством собственного достоинства, точно это он ее выпроваживает, а не она его.

— Зачем вы сюда пришли?! — всплеснула она руками, отчаявшись, что без переводчика она не может отправить его обратно в дом.

— Не знаю, — вдруг ответил Марк абсолютно без акцента. Леночка вскочила. Вот еще, будет он из нее дурочку делать!

— Какого черта я тут распинаюсь, как клоун?! — возмущенно выкрикнула она и проворно увернулась от руки Марка, норовящей обнять ее. — Мне не нравится ваше присутствие, и вообще…

— Здесь ходят свирепые львы и кушают маленьких девочек, — проговорил Марк. — Вон смотрите, — он указал в сторону приближающегося к беседке охранника. — А я их усилием воли отгоняю. — Он сделал несколько круговых пассов, и охранник, словно подчинившись движениям рук Марка, но скорее всего просто обнаружив мирно беседующую на скамейке парочку, пристально посмотрел в темноту, постоял и не решился нарушить их уединение.