Леночка пожала плечами, несколько растерявшись и думая, как бы оттянуть время, чтобы найти нужный ответ. С минуту она колебалась. Неизвестно, найдется ли на этом судне еще хоть одна живая душа, которая бы захотела быть все это время рядом с ней, а этот парень вроде бы ничего. В конце концов, он может служить ей щитом от ненужных косых взглядов. У нас как-то не принято, чтобы девушка путешествовала одна. Если одна — то все начинают думать, что у нее вполне определенные намерения.

— Нет, отчего же, — решительно сказала она. — Я приду в бар. Так в половине седьмого? Я не ошиблась?


Начало круиза чем-то напоминало обрывки кинолент, выдержки из шоу-сценариев и фантастическую смесь некогда виденных снов, неосознанных чувств, в которые врывались гортанные реплики и смех принаряженных, раскованных и приготовившихся к беззаботному путешествию людей.

У Леночки, которая стояла на верхней палубе и оглядывалась по сторонам, создалось впечатление, что все эти люди принадлежат к какому-то одному клану. Вроде бы общность — и в то же время абсолютная чужеродность, неестественная близость, искусственное веселье. Внизу было гораздо уютней. В какой-то момент ее взгляд снова увидел знакомый профиль. Сердце у Леночки екнуло, она с жадностью стала искать глазами мелькнувшее знакомое лицо, но снова обладатель его скрылся так же мгновенно, как появился минуту назад.

— Добрый вечер. Что-нибудь закажете? — Рядом с нею на палубе оказался официант с тележкой. — Для гостей, путешествующих этим классом, все заказы оплачены, — улыбнулся он, заметив, что Леночка пытается вынуть из кармана бумажник.

— Благодарю вас. — Она взяла с маленького подносика протянутый ей бокал апельсинового сока. Почему-то ей стало стыдно. С какой стати все оплачено? Да кто же, черт побери, этот благодетель? Почему он не подходит к ней? Странная игра в прятки. А может, он ждет, когда Леночка сама разыщет его? В конце концов, ему должно быть на Леночку наплевать, это в ее интересах найти его, раскрутить на интервью, сделать материал и показать, что деньги его потрачены не впустую. Она улыбнулась официанту, который все еще стоял рядом, кивнула, дав понять, что больше ей ничего не надо, и облокотилась о перила.

Дождик перестал моросить, и узкая голубая полоска прямо над Леночкиной головой становилась все шире, освобождая пространство для вечернего солнца.

Леночка надела куртку, спрятав под высоким воротником озябший и покрывшийся пупырышками подбородок. Пароходный гудок поднял с бархата волн белое облако чаек, они с криком поднялись в воздух, захлопали крыльями, пронзительно закричали, но, тут же успокоившись, стремительно упали на воду. Морские чайки очень отличались от тех, которые Леночка привыкла видеть на северном причале речного вокзала, — она сразу это почувствовала, но не смогла бы объяснить, чем именно.

Леночка услышала скрип канатов, еще один гудок, такой же пронзительно неожиданный, вызвавший переполох в стае птиц. Короткие приказы капитана, возгласы провожающих, суета внизу и последний гудок, давший импульс движению белого судна.

Теплоход отчалил. Леночка, застыв как вкопанная, наклонилась через перила и посмотрела в разбегающуюся, пенящуюся, светлую на поверхности и шафранно-желтую в глубине воду. Зрелище зачаровывало и одновременно пугало, задевая какие-то тайные струны встревоженной души. Ей показалось на миг, что она уплывает в неизвестность. «А впрочем, каждый день уносит нас в неизвестность», — сказала она себе и, вздохнув, быстро отвела взгляд от моря.

Берег отдалялся стремительно, и это зрелище было не менее волнующим. Сначала она с ужасом наблюдала, как превращаются в точку провожающие на пирсе, как тают голоса, как город вытягивается в полоску, как мельтешат переполошенные чайки, видимо решающие: сопровождать ли им судно или остаться у берегов. Сердце Леночки замирало от восторга.

Потом ей захотелось плакать, как будто все, что происходило вокруг, предвещало беду, обрекало ее на бесконечные скитания. И даже идиллическая картинка — молодое семейство, которое расположилось рядом с Леночкой и громко пело песенку про капитана, — не улучшило Леночкиного настроения.

Но когда берег стал не столь стремительно пугающе удаляться, пароход, казалось, прекратил свое движение, Леночка немного успокоилась. Она даже нашла в себе силы улыбнуться малышу и, переводя дыхание, вдруг поняла, что теперь ее поведение никак не зависит от личностных устремлений и планов. Ну что ж, теперь можно вернуться в каюту, хорошенечко осмотреть номер, разложить вещи и принять душ. А дальше… Дальше у нее останется почти четверть часа на то, чтобы одеться и спуститься в бар, чтобы провести остаток вечера за милой болтовней с незнакомым молодым человеком. С ним она будет держаться ровно и приветливо, не подавая никаких надежд на более близкое общение, но и не отпугивая его холодностью и отстраненностью. Ей совсем не хочется портить себе отпуск, так неожиданно посланный ей, может быть, самой судьбой.


Тихий полумрак бара, бармен в белой сорочке и черной «бабочке», напитки, музыка. Сквозь круглое окошко Леночка наблюдала, как чайки кричат, садятся прямо в серебристые волны, кружатся над волнующейся поверхностью моря, будто все они привязаны невидимыми нитями к судну, и так же несвободны, как и те, кто плывут на нем.

— Смотри-ка, какой закат!

Леночка повернула голову в сторону горизонта. Закат действительно был потрясающе красивым. Шампанское, покачивание, легкое головокружение сделали свое дело — Леночка расслабилась. Настороженность и внутреннее ожидание беды исчезли, она облегченно вздохнула и, ощущая, как неустойчива под ногами палуба, выбралась из бара — поближе к корме.

— Давай постоим здесь, — предложила она спутнику и вдруг рассмеялась тихим гортанным смехом. — Послушай, мы уже около часа провели вместе, а я до сих пор не знаю твоего имени.

— Андрей, — парень подался к ней, намереваясь обнять ее за плечи, и может быть, если бы не прозвучало это имя, она не стала бы противиться. Уж очень хорошо было рядом с ним — добродушным, спокойным, непривычно раскованным и веселым. Бывших боксеров она представляла себе другими. В ее понимании бокс воспитывал в мужчине жестокость и хамовитую напористость. А этот только шутил и ласково улыбался.

Леночка перестала улыбаться и, словно желая защитить себя, выставила вперед руки.

— Андрей? — едва слышно переспросила она и отвела взгляд от его глаз, в которых мгновенно появилась настороженность. — Андрей… — повторила она и, секунду помолчав, добавила: — Я хочу отдохнуть. Позволь мне покинуть тебя.

— Так скоро… — Он был несколько разочарован. — Но, может… может, попозже? Ты не пойдешь на ужин?

— Нет, — Леночка почувствовала, что теряет контроль над собой и лишь усилием воли сдерживает подступившие слезы. — Я слишком много выпила.

— Боже мой, это же только шампанское!

— Я должна отдохнуть. Не надо провожать меня! — выкрикнула она и побежала к крутой лесенке, ведущей на верхнюю палубу.

Мальчишка, накануне распевающий в кругу семьи песенку про капитана, сейчас сидел на палубе один и крошил батон белого хлеба, бросая его то за корму, то на палубу.

— Ешьте, птички, ешьте, — приговаривал он, ехидно поглядывая на чаек. Леночка присмотрелась и поняла, что кроется за его ехидством. Немного в стороне от его ног петлей лежала тонкая капроновая нить.

Птицы с длинными крючкообразными клювами подхватывали хлеб с кромки волны и, опускаясь на палубу осторожно и внимательно, изогнув шею и почти положив голову на спину, поглядывали на охотника. Кажется, они тоже разгадали хитрость мальца, потому что ни одна из птиц не желала заходить в опасный круг.

Мальчишка нервничал, его глаза горели, а щеки темнели от волнения.

— Вот так всегда… — Он оглянулся на сидящую в шезлонге Леночку. — Их кормишь, они все сожрут, а хоть бы одна в силок полезла. Смотри, вот я перестану кормить, отпущу конец, так они сразу туда полезут.

— Действительно… — неохотно отозвалась Леночка. Она в изнеможении откинулась на спинку кресла, и сейчас ей не очень-то хотелось беседовать, но не ответить на доверительный тон ребенка, по ее мнению, было верхом неприличия.

— А вот синицы — пожалуйста. Мы с папой ловили в силок, а потом выпускали. И голуби еще, тоже глупые птицы, — он совсем по-взрослому убрал со лба челку. — Мы с братом однажды поспорили: поймаю я в Римини у моста Тиберия десять штук за час или нет. Если поймаю, то брат в фонтане искупается.

— Римини… Это, кажется, Италия?

— Ну да, Италия, — ребенок удивленно поднял брови, очевидно полагая, что эта странная тетя просто над ним потешается. Кто же не знает, что Римини в Италии?

— И как, поймал?

— Конечно! — Глазенки его радостно заблестели. — На силок и поймал. На меня, правда, странно косились, я даже боялся, что полицию вызовут. Итальянцы, они ведь горячие. Но пронесло, а брату пришлось прямо в одежде в фонтан залезать. Послушай, — он поднял на Леночку огромные светло-зеленые, под стать морской воде, глаза, — может быть, чайки на крошки не ловятся? А если на рыбку попробовать?

— Не знаю, — Леночка рассмеялась. «Мне бы твои заботы», — подумала она и увидела мужчину, который направился к ним.

— Вон твой папа, — кивнула она в сторону мужчины. Мальчонка живо оглянулся и в одно мгновение оказался за спиной Леночки.

— Это брат, и он сейчас меня уведет ужинать. Терпеть не могу еду. Ты скажи, что не видела меня, а я тебе расскажу про то, как я в Тунисе какаду ловил. Или на капитанский мостик свожу. У меня папа — капитан этого корабля.

— Ну-ка вылезай, чертенок! — приказал подошедший к ним молодой человек. Мальчик приставил руку ко лбу, соорудил над сморщенным гармошкой розовым лобиком козырек и посмотрел против солнца на стоящего рядом брата.

— Я только на Ялту посмотрю. Одним глазочком… — заканючил он.

Молодой человек с сожалением посмотрел на Леночку.

— Извините, он такой непоседа. Наверняка замучил?

— Ничего, — Леночка покачала головой. — Я приготовилась слушать рассказ о какаду. Но, конечно же, ужин гораздо важнее. Мы еще успеем побеседовать на эту тему, — пообещала она мальчишке и мягко улыбнулась.


Когда Леночка ступила на темно-зеленый ковер каюты, ей показалось, что во время ее отсутствия кто-то заходил сюда.

Она осмотрела на первый взгляд весьма скромный и все же изысканно дорогой интерьер комнаты.

Кровать, накрытая тепло-изумрудным шелковым покрывалом, была много шире ее московского диванчика. Столик, намертво прикрепленный к полу у большого круглого иллюминатора, матово поблескивал стеклянной столешницей. В шкафу обнаружилась стопка чистых полотенец, салфеток, за зеркальной створкой, мягко освещенной желтовато-оранжевым светом светильников, два розовых халатика.

Леночка щелкнула выключателем. Мягкий полумрак сменился ярким, как в операционной, но рассеянным в пространстве светом. Свет показался ей слишком резким, она снова щелкнула выключателем и оставила прежнее освещение.

Осторожно ступая по ковру, Леночка подошла к кровати, все еще не решаясь присесть на нее, обошла вокруг и остановилась у полочки, на которой стояла черная папка в золотистой подставке. «Дженерал Трэвел Клаб», — прочла она надпись и осторожно открыла папку.

Подробное описание круиза с цветными вкладышами, фотографиями, комментариями и сносками завершалось письмом-обращением к путешественникам.

«Уважаемые дамы и господа! Мы счастливы…» — пробежала она взглядом по строчкам и, внутренне содрогаясь, отложила папку на кровать, дойдя до последней строки. «Ваш Марк Балабян».

— Вот оно что… — прошептала Леночка, приникнув лбом к толстому стеклу иллюминатора. Потом она стала нервно расхаживать по каюте, отчаянно думая, как же это ее угораздило попасться на такую примитивную приманку. И рыбки никакой не надо, вспомнила она охотника на чаек.

Прошло не менее получаса, прежде чем Леночка вышла из оцепенения, решившись все-таки принять душ. Она теперь, как на острове, — кругом вода и бесконечное колыхание волн. Где-то на палубе звучит музыка. Люди разбрелись кто куда — и их готовы были принять бар, ресторан, бильярдная, бассейн, казино и прочие развлечения, отвечающие требованиям любого, даже самого взыскательного отдыхающего. Просто город на корабле!

Из всего этого Леночка выбрала библиотечный зал. В казино она не ходила, в бильярд не играла, даже представить себе не могла, как можно играть в бильярд на корабле, где постоянная качка и шарики перекатываются по зеленому сукну сами по себе. В баре и ресторане ей нечего делать. Она не голодная, пить ей не хочется, а сидеть просто так и мозолить глаза развлекающейся публике… Нет уж, это явно не по ней. Но в библиотеку она собиралась пойти не тотчас же, а немного погодя. Полежит, обдумает, как себя вести в создавшемся положении, подкрасится немного, самую малость, и пойдет.