– Молчи, я как раз работаю над твоими губами, поэтому не смей ими шевелить, – не отрывая сосредоточенных пальцев и взгляда от холста, требует она.

Я замолкаю, найдя себе новое занятие. Не позволив Хейли надеть нижнее белье, с удовольствием рассматриваю ее грудь, которую хорошо очерчивает мягкая черная ткань. Короткие волосы девушки собраны в маленький хвостик, что позволяет мне рассмотреть ряд мелких засосов на шее, оставленных мною.

Мне очень нравится, что Хейли не стесняется находиться со мной в одной постели. У меня были девушки, которые думали, что, стесняясь своей наготы или чего-то еще там, выглядели сексуально. Но я ненавижу скромниц. Ничего не имею против искреннего смущения, но наигранность раздражает. Стеснительные девушки не падали бы в кровать по одному щелчку моих пальцев.

– Все, губы готовы, можешь теперь разговаривать, – подмигивая, говорит Хейли.

– Окей, но ужасно хочется пить. Мне же нельзя вставать, да?

– Я сама тебе принесу. Что будешь? Есть клубничный коктейль, минералка и сок, – перечисляет она, вставая с табуретки.

– Давай воду.

Когда Хейли скрывается в кухне, позволяю себе почесать бедро. Она заходит с пластиковой бутылкой, в которую вставлена трубочка. Присев на край кровати, начинает поить меня, что выглядит странно. Я чувствую себя немощным. Интересно, со всеми натурщиками происходит подобное? Ни за что не пойду работать моделью для художника или для подиума. Слишком нудно и скучно.

Поставив бутылку на тумбочку, она встает и разворачивается, намереваясь вернуться к мольберту. Не могу удержаться и шлепаю ее. Взвизгнув, девушка прикрывает ягодицы обеими руками.

– Блейн! – злобно кричит Хейли, и я не могу удержаться от смешка.

Думал, что уже ничто не поднимет мое настроение, но, как ни странно, ей это удалось.

– Как там ребята, кстати? – спрашивает она, усаживаясь на табуретку и беря в руки отложенную кисть.

– Они подавлены. Ник уехал к Амелии, а Джаред сидит в одиночестве в гостиной, пьет и курит. Не знаю, как сейчас, но, когда я вызывал такси, все именно так и было. Он подавлен и не знает, как рассказать все остальным старшим и вообще всем членам братства.

– Мне так его жаль, – с искренним сожалением говорит Хейли. – В том числе из-за того, что он должен сам во всем разобраться, ведь вы, «младшие», не имеете права вмешиваться, я правильно понимаю?

– Да. И это самое печальное. Мы можем только поддержать его. Мне стыдно, что из-за наших с Дезом проблем страдают и другие люди. Джареда это все вообще, по идее, никаким боком не касается, но теперь ему придется все расхлебывать. Сейчас он действительно напоминает мне старшего брата… нормального старшего брата.

– Почему я чувствую себя виноватой?

– Потому что ты глупышка!

Хейли выдыхает и, осознавая, что со мной бессмысленно спорить, меняет тему:

– Завтра я выхожу на работу. Мой босс сказал, если случится еще что-нибудь подобное, он меня уволит.

– Пусть увольняет, другую работу найдешь.

– Этот не так-то просто обычному студенту, Блейн.

– Поговори с Амелией. Она работает в «Сахаре», вдруг там есть свободное место. Мне будет спокойнее, если твоя новая работа будет находиться ближе. Хоть Джез уже не причинит тебе вреда, осадок еще остался.

– О, пожалуйста, не напоминай мне о своем брате. Слыша его имя, я сразу же вспоминаю, что скоро суд. Так не хочу. Почему бы просто не засунуть преступника за решетку, если он виноват?

– Увы, законы…

– Я все прекрасно понимаю. Ты вообще готов к заседанию? Я, к примеру, даже представить боюсь, что буду чувствовать. Надеюсь, мой язык не онемеет, когда я буду давать показания.

А вот я знаю, что буду ощущать. Мне будет больно смотреть на Джеза. Я стану снова и снова вспоминать о том, как мне не повезло с братом. Радует только то, что на его лице не будет красоваться дьявольская ухмылочка. Он знает, что проиграл, что проведет всю жизнь в заключении. Однако даже это не приносит мне удовольствия. Джез исчез из моей жизни, но это не значит, что я до сих пор не ощущаю боль из-за такого брата.

– Ты все прекрасно рассказала в участке, так же будет и в суде. Главное, не паникуй. Не люблю раскидываться ванильными фразочками, но хочешь не хочешь, а нам придется пройти этот этап вместе. Ну, в общем, короче, я буду рядом. Помни об этом.

Когда она смотрит на меня с самой милой улыбкой на свете, я ощущаю, как начинаю краснеть. Ну вот, не хватало еще и мне смущаться. В кого я превращаюсь? Никогда таким не был!

– Спасибо, – наконец хоть что-то произносит она и отворачивается к рисунку.

Ее рука порхает по бумаге, брови нахмурены. Мне нравится это зрелище. Я еще ни разу не видел, как художники пишут портреты. Но понимаю, что рисование требует полной сосредоточенности. Конечно, актеры и писатели тоже концентрируются. Но если актер должен играть свою роль, даже когда съемочная площадка шумит или зрители в театре слишком громко обсуждают действия на сцене, то художнику нужно полностью отключиться от всего мира, погрузиться в себя, представить, что он один во всей вселенной.

– Скоро будет готово, а? У меня спина затекла, – начинаю ныть я спустя пять минут.

Хейли сразу понимает, что мне просто скучно. Закатив глаза, она смотрит на меня.

– Что ты хочешь?

– Чтобы ты легла в эту кровать. Серьезно, Хейли, я сейчас сдохну от одиночества и скуки, и у меня правда затекло все тело, даже там, где затекать не должно, – отвечаю я, взирая на нее с надеждой.

– Но я хотела закончить твой портрет сегодня, – хоть девушка и ломается, не зная, что делать, я подозреваю, возможность провести время со мной в постели привлекает ее намного больше, чем рисование. – Если я соглашусь на твое предложение, как ты скрасишь наше времяпрепровождение?

– Подойди ко мне и узнаешь.

– Но…

– Я обещаю лежать смирно, если ты уделишь мне пару часов своего внимания. Я приехал сюда, чтобы расслабиться и забыться, в мои планы не входило становиться полуголой моделью.

– Ладно. Но потом мы дорисуем тебя! – грозно машет она маленьким пальчиком, слезая с табуретки.

Сев прямее, я откидываю покрывало и, когда она забирается на кровать, затягиваю ее на свои колени, тут же целуя.

– Расслабься и дай мне доставить тебе удовольствие. Ты даже представить не можешь, как сильно я тебя сейчас хочу.

Оттенок двадцать восьмой

Хейли

– Да что я вам такого сделала? – кричу я Заку и Рамоне, находясь с ними в пустом коридоре.

Они не дали пройти мне на лекцию, заслонив собою проход на второй этаж. Из-за них я опоздала.

– Вы можете нормально все объяснить? Или так и будете заниматься подобным ребячеством?

– А сама догадаться не в состоянии? – дерзко спрашивает Рамона.

Я не узнаю лучшую подругу. Она никогда не была такой стервозной. Да что Рамона! Они оба ведут себя так, будто я совершила какую-то непоправимую ошибку. Да, я начала общаться с кем-то из братства. Но это не повод полностью вычеркивать меня из своей жизни. Настоящие друзья так не поступают.

Если бы я обидела их чем-то по-настоящему серьезным, то сама бы догадалась, что натворила. Но я не вижу ничего криминального в своем поведении. Такое чувство, словно они искали малейшую причину, чтобы разорвать со мной отношения. Если это так, то я невероятно сильно обижусь.

Зак и Рамона даже не знают, что я пережила за последний месяц, сколько боли вытерпела – как физической, так и моральной. Задумываться о том, почему они от меня отвернулись, просто не было времени, ведь другие проблемы были посерьезнее. Расскажи я им о своих проблемах, они бы не поверили мне на слово. Но у меня есть несколько шрамов. Но показывать их я не буду из принципа. Череда ужасов, произошедших со мной, закалила меня, и с тех пор я научилась давать сдачи, если это нужно.

– Нет, не могу, – не менее дерзко отвечаю я, повторяя действие Рамоны и складывая руки на груди.

– Ты слышал, что она сказала? Наша малышка научилась гавкать, – повернувшись к Заку, с ухмылкой сообщает она.

Я тихо рычу. Как же они меня сейчас бесят!

– Видишь ли, Хейли, – начинает Зак, игнорируя Рамону и спускаясь на одну ступеньку ниже. – Нас очень бесило твое вранье и хождения к «братикам». Нам плевать, чем ты там с ними занималась, но мы очень расстроены и разочарованы. Неужели тебе было мало нашей дружбы?

– Вы думаете, если я позволила себе немного пообщаться с другими людьми, то вы мне больше не были нужны? У вас такие представления о настоящей дружбе? Если это так, то мне вас очень жаль.

– Мы просто ценим друг друга, и нам больше никого не надо. Ты сама когда-то твердила, что мы незаменимы. А что сейчас? Иногда ты приезжаешь с Блейном, и он изредка так не по-приятельски касается твоих талии, бедра, руки или чего-то там еще.

Мне хочется засмеяться прямо Заку в лицо. Какая глупость! Они устроили самую настоящую инфантильную истерику!

– Ваша проблема в том, друзья… Нет, наша проблема была в том, что мы судили о человеке по его внешнему виду. Если он был груб с кем-то или ставил себя выше других, то мы считали его придурком. Но знаете, как дела обстоят на самом деле? Этот человек пережил больше дерьма, чем мы с вами, вместе взятые. К чему я веду? Пообщавшись с ребятами из братства, я поняла, как сильно ошибалась.

– Вот как, – дергает бровями Зак и, подавляя улыбку, интересуется: – И что же такого драматичного случилось у Блейнушки?

– Я не вправе, да и не обязана раскрывать вам его тайны. Либо отвалите от меня с концами, либо скажите, что вам нужно, – грубо отвечаю я.

Как же хочется, чтобы все это прекратилось. Я уже переборола тоску по бывшим друзьям. Пускай Зак и Рамона были для меня некой семьей, но я все же рискну употребить ту знаменитую фразу, в которой говорится, что незаменимых нет.

– Нам ничего не нужно, просто хотели выразить свои сожаления по поводу того, что ты оказалась такой безмозглой, променяв безопасную дружбу на опасную, – подает голос Рамона. – Мы больше тебя не тронем, но надеемся, что ты будешь помнить то, как нам было комфортно втроем.

Но ведь комфортно – не значит хорошо.

Я смотрю, как Зак и Рамона поднимаются по лестнице и поворачивают за угол. Когда они оказываются вне зоны моей видимости, я снимаю рюкзак и, сев на ступеньку, кидаю его себе под ноги.

Эти двое словно унесли с собой мое прошлое. Я ощущаю пустоту. Мне ничего не хочется. Нужно пойти на лекцию, но я продолжаю сидеть. Этот короткий разговор выжал меня.

Достав телефон и наушники из рюкзака, я включаю на полную громкость Деми Ловато «Only forever». Басы больно бьют по ушам, однако я не убавляю громкость, прикрыв глаза и погрузившись в слова песни.

Не верю, что Рамона и Зак больше не будут приставать, однако мы хотя бы немного, но все же кое-что разъяснили. Не знаю, что будет дальше. Все кажется таким незначительным – наша прошлая дружба, слова, сказанные ими несколько минут назад. Не ощущаю обиды, только какой-то неприятный осадок и маленькую капельку потери.

Может, если бы они приняли мое общение с ребятами, все бы сейчас было хорошо. Пусть все идет своим чередом, будь что будет. Пристанут – отвечу взаимными колкостями, не пристанут – пройду мимо. На самом деле это все мелочи. Дружба приходит и уходит, просто кто-то забывает о существовании бывшего товарища, а кто-то, как Зак и Рамона, пытается обидеть и обвинить.

Сейчас у меня есть Блейн, да и остальные парни хорошо общаются со мной. А еще у меня есть Амелия. В последнее время мы часто проводим время вместе. Без Нелли. Я видела ее пару раз, она была потухшая и бледная. Амелия объяснила это тем, что по ней тоже ударило известие о Дезе, который куда-то пропал.

Кто-то кладет руку на мое плечо. Сняв наушник, я поворачиваю голову и чуть не стону от досады. Это Лана, которая неизвестно откуда появилась, ведь лекция еще не закончилась. Видя сочувствие на ее лице, я хмурюсь, выключаю музыку и убираю телефон в рюкзак.

Что ей нужно от меня? Ее эмоции искренние или нет? Может, Лана тоже хочет поиздеваться надо мной? Что ж, если на это будет хоть какой-то намек, я просто возьму и пошлю ее куда подальше. Больше не стану терпеть никаких издевательств. Достали!

– Я все слышала, – говорит Лана. – Мне надо тебе кое-что рассказать, больше не могу держать в себе.

В последние дни слишком много правды. Я уже не против одной небольшой, но сладкой лжи.

– Слушаю, – коротко отвечаю, отворачиваясь от нее.

– Я не хотела выгонять тебя из комнаты. Зак и Рамона, они… они грозились рассказать руководству университета одну вещь обо мне, о которой я не хочу распространяться. Меня бы не только выселили из общежития, но и исключили из университета. Те вещи, которые нашли под твоим матрасом, они принадлежат мне.