Пожилая леди проигнорировала ее вопрос. Она пристально разглядывала Кейт, совершенно пренебрегая любыми светскими приличиями.

«Девочка слишком худа, чтобы претендовать на звание красивой, — решила леди Кейхилл, — но в ней определенно есть нечто такое, что вызывает воспоминания о красоте ее матери — возможно, стройность фигуры и почти прозрачный цвет лица. Разумеется, у нее глаза ее матери. Что же касается остального…» — леди Кейхилл пренебрежительно нахмурилась. Волосы девушки имели самый заурядный каштановый цвет, без всякого намека на золотистый, бронзовый или рыжий оттенок, что придало бы им хоть какую-то оригинальность. В настоящее время они были стянуты в простой хвост, не украшенный ни локонами, ни завитками, ни лентами, как того требовала нынешняя мода. И действительно, ничто в ней не говорило хотя бы о малейшем знакомстве с модными веяниями: ее мрачная одежда, тусклого серо-коричневого цвета, выглядела совершенно безвкусной, хотя и безупречно чистой. Она свободно висела на ее худенькой фигурке.

Кейт слегка вспыхнула под пристальным взглядом синих глаз-бусинок и гордо вздернула подбородок. Пожилая леди глуховата?

— Так я могу вам чем-то помочь? — громче повторила Кейт, едва не на пределе своего хриплого мальчишеского голоса.

— Ха! Как раз наоборот, что более вероятно!

Кейт удивленно уставилась на гостью, пытаясь понять смысл этого своеобразного приветствия.

— Что ж, девочка, не заставляйте меня стоять здесь в шаге от неотесанных крестьян и деревенских идиотов, вытаращивших на меня свои глаза! Я не ярмарочное развлечение, знаете ли. Предложите мне войти. Тьфу ты! Манеры нынешнего поколения. Не знаю, что бы на это сказала ваша мать!

Леди Кейхилл отодвинула Кейт в сторону и прошла в гостиную. Осматривая ее, она обратила внимание на нехватку мебели, более яркие участки на стенах, где когда-то висели картины, потертости и отсутствие огня, который в это время года должен бы потрескивать в камине.

Кейт сглотнула. Кажется, будет труднее, чем она думала, учиться смирению при такой-то грубости. Но она не могла себе позволить отвратить новую хозяйку, единственную, которая проявила интерес.

— Насколько я понимаю, я имею честь обращаться к миссис Миджли.

Пожилая леди фыркнула.

Кейт, неуверенная в точном значении данного звука, решила, что он означал утверждение.

— Полагаю, раз вы приехали лично, то посчитали меня подходящей кандидатурой для предлагаемого места, мэм.

— Хм! Какой у вас опыт работы?

— Небольшой, мэм. Я могу укладывать волосы и достаточно аккуратно шить.

«Аккуратно? Какая ложь!» Кейт отбросила совесть в сторону. Швы у нее всегда выходили неровными, что правда, то правда, но если по ним хорошенько пройтись горячим утюгом, дефекты удавалось скрыть довольно успешно. Ей нужна эта работа. И она уверена, что сможет быть аккуратной, если очень-очень постарается.

— Ваша предыдущая хозяйка?

— До последнего времени я поддерживала дом своего отца и братьев. И, как видите… — она показала на темную одежду —…недавно понесла тяжелую утрату.

— А остальная ваша семья?

Эта старуха настолько высокомерна и назойлива, что, несомненно, будет чрезвычайно требовательной хозяйкой. Кейт стиснула зубы. Ведь это ее единственный шанс. А значит, она должна выдержать этот наглый допрос.

— У меня нет другой семьи, мэм.

— Ха! Вы кажетесь образованной, благородной девушкой. Почему же вы не искали места компаньонки или гувернантки?

— Я не получила должного образования, чтобы стать гувернанткой.

«Я едва ли вообще образована».

Старая леди снова фыркнула, затем необъяснимым образом повторила мысль самой Кейт:

— Большинство гувернанток, которых я знала, едва ли могли назвать себя вообще образованными. Поверхностное знание французского или итальянского, некоторые навыки вышивания, умение баловаться акварелью и бренчать мелодию на фортепиано или арфе — вот все, что требуется. Только не говорите, что вам это не по силам. Ведь ваш отец был ученым!

«Да, но я была всего лишь девчонкой, не стоящей в его глазах обучения». Пытаясь всеми силами справиться с гневом, вспыхнувшим при таком настойчивом допросе, Кейт даже не спросила себя, откуда старуха узнала об учености ее отца. Если миссис Миджли желает, чтобы Кейт была образована, то Кейт ее не разочарует. Некоторые женщины испытывают наслаждение, нанимая образованного человека в качестве прислуги, думая, что это добавит им важности.

— От моих братьев я немного знаю греческий и латынь, — «сплошь грубые выражения», — и я знакома с основами математики…

«Я могу торговаться о цене цыпленка с самым хитрым португальским крестьянином». Внезапно Кейт пришло на ум, что, возможно, у миссис Миджли имеются внуки, и она хочет, чтобы Кейт им преподавала. Кейт поспешно вернулась к правде. Негоже, если все очень быстро раскроется.

— Но я не могу себе представить, чтобы женщине предложили место учителя. У меня нет навыка работы с красками, и я никогда не училась играть на музыкальных инструментах… — Нет, нежеланную дочь викария оставили расти, как сорняк, и совершенно не учили быть леди. — Но я действительно немного говорю на французском, испанском и португальском языках.

— Почему же тогда вы не искали работу компаньонки?

Кейт пробовала, она пыталась найти место, сочиняя письмо за письмом в ответ на различные объявления. Но не нашлось ни одного человека, кто мог бы за нее поручиться. Одной из ее соседок пришло письмо из Лиссабона, после чего Кейт внезапно стала персоной нон грата для людей, знавших ее всю жизнь. И то, что девочка, которую они помнили, всегда была дикой сорвиголовой, было тоже не в ее пользу. Многие из соседей уже тогда предсказывали дочери викария плохой конец. И оказались правы.

Жизнь прислуги не настолько плоха, убеждала себя Кейт. По крайней мере, как одна из множества слуг в доме она сможет рассчитывать хоть на какие-то дружеские отношения. Работать служанкой тяжело, гораздо тяжелее, чем компаньонкой, но не этого боялась Кейт — она боялась одиночества. А она была одинока. Более одинока, чем могла себе когда-либо представить.

Кроме того, компаньонку могли вынудить вращаться в обществе, а Кейт не горела желанием встретить кого-то из своей прежней жизни. Ее могли узнать, а это было бы слишком болезненно, слишком оскорбительно. Заново проходить через подобное испытание Кейт не вынесла бы, однако объяснить все этой деспотичной пожилой леди не могла.

— Я не знаю никого, кто взял бы компаньонку или гувернантку без рекомендации от предыдущей хозяйки, мэм.

— Но я уверена, у вашего отца были друзья, которые могли бы снабдить вас ею?

— Возможно, мэм. Однако мы с отцом последние три года жили за границей, и я совершенно не знаю, как связаться с кем-либо из них, поскольку все его бумаги были утрачены, когда… когда он умер.

— За границей! — в ужасе воскликнула пожилая леди. — Бог ты мой! На разоренных Бонапартом землях! Как ваш глупый отец подверг вас такому риску? Хотя предполагаю, что это была Греция или Месопотамия, или какие-то иные традиционно далекие края, раз вы на это решились, но не континент же?

Глаза Кейт сверкнули. Вот старая карга! И не ответив на последний вопрос, она вернулась к основной теме:

— Так вы меня нанимаете, мэм?

— В качестве моей горничной? Нет, разумеется, нет. Никогда не слышала ничего более нелепого.

Кейт остолбенела.

— Мне совершенно не нужна горничная или любая другая прислуга, — продолжила пожилая леди. — Я вовсе не по этой причине приехала.

— Тогда… тогда вы не миссис Миджли, мэм?

Прекрасные черты Кейт зажглись от прилива крови, а глаза негодующе заблестели.

Пожилая леди снова фыркнула:

— Нет, совершенно определенно, нет.

— В таком случае, мэм, могу я спросить, кто вы такая и по какому праву вошли в этот дом и учинили мне столь неподобающий допрос?

Кейт не потрудилась скрыть свой гнев.

— На правах крестной матери, моя дорогая, — улыбнулась леди Кейхилл.

— Моя крестная мать умерла, когда я была маленькой, — произнесла Кейт, не вернув улыбки.

— Я — леди Кейхилл, дитя. Моей крестницей была ваша мать. — Она потянулась к девушке и взяла ее за подбородок. — Вы удивительно похожи на Марию в эти годы, особенно глазами. Они тоже были ее самой лучшей чертой. Только мне совсем не нравится видеть эти темные круги под ними. И вы слишком худая. Нам следует принять меры. — Леди Кейхилл выпустила подбородок Кейт и снова оглядела ее: — Итак, девонька, вы намерены предложить мне сесть или нет?

Эта пожилая леди знала ее мать? Больше, чем ее знала сама Кейт. В доме викария все разговоры на данную тему были запрещены.

— Простите, леди Кейхилл, вы застали меня врасплох. Пожалуйста, присаживайтесь, — Кейт указала на потертый диван. — Боюсь, что не могу предложить вам закуски…

— Не беспокойтесь об этом. Я приехала сюда не завтракать, — живо откликнулась пожилая леди. — В дороге я совершенно ничего не могу есть.

— Почему же вы приехали сюда, мэм? — спросила Кейт. — Вы много лет не общались с моей семьей. Уверена, вовсе не случайность привела вас сюда сегодня.

Проницательные синие глаза гостьи оценивающе посмотрели на Кейт:

— Хм. Не нравится ходить вокруг да около, юная дева? Да я и сама люблю поговорить начистоту, потому скажу прямо — вам нужна моя помощь, девочка моя.

Серо-зеленые глаза вспыхнули, но Кейт достаточно спокойно произнесла:

— Что заставляет вас так думать, леди Кейхилл?

— Не глупите, девочка, я этого не выношу! Ясно, как божий день, что у вас нет ни единого фартинга, вы одеты в платье, которое я не позволила бы своей горничной использовать даже в качестве тряпки. В этом доме совершенно отсутствует какой-либо комфорт, вы не можете предложить мне закуски… Нет, сядьте, девонька!

Кейт вскочила на ноги, ее глаза сверкали:

— Спасибо, что приехали, леди Кейхилл. Мне не зачем далее выслушивать вас. Вы не можете предъявлять мне никаких требований, и не имеете никакого права врываться в мой дом и говорить со мной столь оскорбительным образом. Я буду вам очень благодарна, если вы немедленно уедете!

— Сядьте, я сказала! — миниатюрная пожилая леди говорила с леденящей властностью, ее глаза метали гневные молнии.

Некоторое время женщины, не отрываясь, смотрели друг на друга. Кейт медленно села, ее худенькое тело от ярости застыло в несгибаемой позе.

— Я выслушаю то, что вы считаете нужным сказать, леди Кейхилл, но только потому, что того требует благовоспитанность. Раз вы отказываетесь уехать, я вынуждена терпеть вашу компанию, поскольку девушке моих лет совершенно не подобает собственноручно выдворять женщину, гораздо старшую по возрасту!

Пожилая леди целую минуту сердито сверлила ее взглядом, а затем, к удивлению Кейт, вдруг разразилась громким смехом и смеялась до тех пор, пока по ее морщинистому, тщательно подкрашенному лицу не покатились слезы.

— О, моя дорогая, помимо глаз вы унаследовали и характер своей матушки.

Леди Кейхилл порылась в своем ридикюле, нашла тонкий кружевной платок и промокнула им глаза, все еще посмеиваясь.

Из позы Кейт исчезло напряжение, но она продолжала с каменным выражением лица наблюдать за посетительницей. Кейт ненавидела свои глаза. Она знала, что они — точная копия маминых. Отец не давал ей об этом забыть… ее отец, для которого дочь была лишь напоминанием о том, что его любимая жена умерла, рожая ребенка — ребенка с серо-зелеными глазами.

— Теперь, дитя мое, не будьте столь упрямы и глупы, — начала леди Кейхилл. — Я все знаю о вашем затруднительном положении, о том…

— Могу я спросить, как вы об этом узнали, мэм?

— Я получила письмо от Марты Беттс, в котором сообщалось малопонятными фразами в совершенно неграмотной форме, что вы осиротели, одиноки и не имеете будущего.

Суставы пальцев Кейт побелели, она гордо вздернула подбородок:

— Вас ввели в заблуждение, мэм. Марта желает мне только добра, мэм, но она не знает всех подробностей.

Проницательные глаза леди Кейхилл внимательно следили за Кейт:

— Значит, на самом деле вы не осиротели, не одиноки и у вас есть будущее.

— Я действительно осиротела, мэм. Мой отец умер за границей несколько месяцев назад. Оба мои брата умерли приблизительно в то же самое время.

Кейт отвела взгляд, отчаянно моргая, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.

— Примите мои соболезнования, дитя.

Леди Кейхилл наклонилась вперед и мягко похлопала ее по колену.

Кейт кивнула.

— Но что касается будущего, мэм, тут вы ошиблись, а потому благодарю вас за беспокойство и… до свидания.