Джек подошел к двери.

— Карлос!

Никакого ответа. Черт возьми! Он налил в бокал бренди и, подсунув руку под спину и голову девушки, влил щедрую порцию ей в рот. Ожив в мгновение ока, она закашлялась и замолотила по нему руками.

— Тихо, тихо, — произнес рассерженный Джек.

— Что?.. — забулькала Кейт, когда он насильно влил в нее еще один глоток пламенной золотистой жидкости.

Она задохнулась, когда ей обожгло все горло, и негодующе глянула на мужчину.

— Это всего лишь бренди.

— Бренди!

Кейт пыталась восстановить дыхание.

— Надо было как-то привести вас в чувство.

— Привести меня в чувство?

Кейт оглядела незнакомую комнату. Она уставилась на затененное лицо мужчины, рука которого обнимала ее. Сердце ее учащенно заколотилось. Кейт охватила дикая паника, и она попыталась вывернуться и отбиться от него. Но крепкие руки сдержали ее порыв нежно, но непреклонно.

— Вы упали в обморок на улице. — Некоторое время он ее удерживал, пока она немного не успокоилась, затем отступил назад. — Имейте ввиду, знай я, что вы такая дикая кошечка, дважды бы подумал, прежде чем забирать вас с холодной, мокрой дороги и тратить на вас мой лучший бренди.

Кейт рассеянно смотрела на него. Обморок? Забрал с дороги? Лучший бренди? Она по-прежнему чувствовала себя несколько необычно.

— Я… мне жаль… В последние дни мои нервы немного не в порядке… и потому я слишком остро на все реагирую.

«Особенно, если я прихожу в себя в странной компании, не зная, что со мной произошло». У нее раскалывалась голова. Пролежала ли она в обмороке всего пару минут, как он сказал, или в ее памяти обнаружится провал в несколько дней или недель, как было однажды? Ее рука поднялась, чтобы коснуться еле заметного выпуклого шрама у основания черепа, затем упала на колени. Кейт мельком оглядела себя и с облегчением вздохнула. Она помнила, как одевала утром эту одежду… леди Кейхилл… долгую поездку в экипаже. Все в порядке. На прошлый случай не похоже…

Но кто этот человек, нависший над ней? Она видела сердитый насупленный взгляд, длинный орлиный нос, сильный подбородок и синие-пресиние глаза, мерцающие в свете свечей. Она завороженно моргнула.

Джек сменил положение, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом, и резко отодвинулся от подсвечника, его лицо снова скрылось в тени.

— Я… я действительно прошу у вас прощения, — произнесла Кейт. — Я не… я растерялась. — Она попыталась собраться. — Это всего лишь…

— Вы больны? — голос у него был очень глубоким.

— Нет, не думаю. Это всего лишь… это, должно быть, потому, что я не ела несколько дней… несколько часов.

Джек нахмурился. Обмолвка не ускользнула от него.

Кейт попыталась сесть. На нее нахлынула новая волна головокружения. Джек схватил ее за руку и решительно, но осторожно подтолкнул назад на подушки.

— Не пытайтесь двигаться, — приказал он. — Оставайтесь здесь. Я вернусь через минуту.

И вышел из комнаты.

Кейт сидела на диване, одной рукой держась за голову. Она чувствовала слабость и дрожь. Бренди на пустой желудок. Она печально покачала головой, потом со стоном стиснула ее. И закрыла глаза, чтобы комната перестала вращаться.

— Вот, это поможет почувствовать себя лучше, — резкий глубокий голос вывел ее из оцепенения.

Она открыла глаза и увидела тарелку, а на ней — неумело отрезанный кусок хлеба и холодное мясо. Замечательное зрелище. Она быстро посмотрела на мужчину, что высился над ней, и улыбнулась.

— О, большое спасибо. Очень любезно с вашей стороны, — сказала Кейт и, покраснев, добавила: — Боюсь, от бренди у меня сильно кружится голова.

Она осторожно приступила к еде, вынуждая себя есть крошечными кусочками, жуя медленно и изящно.

Джек наблюдал за ней, по-прежнему находясь под впечатлением от ее ослепительной улыбки. Он понимал, что равнодушие девушки к еде — напускное, на самом деле, она ужасно голодна. Впрочем, кто он такой, чтобы придираться к гордости? Но она определенно загадочная особа, с этой ее гордостью и жалкой одежонкой.

— Вот дьявол, кто же вы?

Внезапный вопрос вырвал Кейт из состояния восторга, в котором она пребывала, впервые за несколько дней наслаждаясь едой.

— Я — Кейт Фарли, — она вернулась к тарелке с мясом.

— И кем же является Кейт Фарли, когда она дома?

Кейт обдумывала ответ, пока жевала. Кто же теперь Кейт Фарли? Она больше не дочь преподобного мистера Фарли и не сестра Бенджамина и Джереми Фарли. И уж точно, она больше не невеста Гарри Ланздауна. И у нее нет дома.

— Полагаю, совсем никто, — попыталась как можно легкомысленнее ответить Кейт, но ничегошеньки у нее не вышло.

— Бросьте свои игры, — взгляд мужчины снова стал угрюмым. — Кто вы и что здесь делаете? Я знаю, что вы приехали с моей бабушкой.

Его бабушкой? Так значит, это и есть хозяин дома, мистер Джек Карстерз. Еда сотворила чудеса с ее настроением. Она почувствовала себя намного лучше. Кейт почти улыбалась в ответ на его обиженный тон. Он, по всей видимости, считал ее нежеланной гостьей. Что ж, приехала она без спросу.

— О, не стоит меня в этом обвинять. — Она изящно слизала последнюю крошку с губ. — В конце концов, не я выбирала, куда мне ехать.

— Почему? Что, черт возьми, вы под этим подразумеваете? — Он нахмурился, наблюдая за движением розового язычка. — Кем вы приходитесь моей бабушке? Каково ваше положение?

Каково ее положение? Жертва похищения? Объект благотворительности? Дочь фиктивной крестницы? Ни одно из определений не порадует безумно любящего внука. Более того, будет крайне неблагодарно огорчать человека, накормившего ее восхитительной едой, называя его родственницу похитительницей. Хотя соблазн очень велик.

— Я не совсем уверена, что могу ответить на этот вопрос. Вы должны сами спросить у леди Кейхилл. — Кейт поднялась с дивана. — Большое спасибо за ваше гостеприимство, сэр. Еда была великолепной, а я ужасно проголодалась за время поездки.

Она сделала пару шагов к двери и остановилась в нерешительности, запоздало понимая, что не знает, куда идти.

— Будьте любезны, скажите, где я могу переночевать?

— Какого дьявола я должен знать? — рявкнул хозяин дома. — Мне даже неизвестно, кто вы, так почему меня должно заботить, где вы будете спать?

«Грубость, очевидно, их фамильная черта», — решила Кейт. А не все ли равно? Сытая, она была готова примириться с целым миром. Она и без помощи хозяина найдет себе постель — надо уж совсем туго соображать, чтобы не отыскать кровать в одном, не таком уж огромном английском загородном доме, когда в любом уголке Испании и Португалии ей всегда удавалось найти место для постоя.

— Прекрасно, сэр, тогда я желаю вам спокойной ночи. Еще раз благодарю за радуш… — она запнулась, затем язвительно поправилась: —…за еду.

И Кейт решительным шагом начала подниматься по ступеням. На полпути ее колени подогнулись.

— Черт возьми!

Джек неуклюже подскочил к лестнице и поймал Кейт себе на грудь: она вот уже второй раз за вечер упала в обморок. Он отнес ее в ближайшую спальню и осторожно положил на кровать. Потом долго стоял и смотрел на нее. Вот дьявольщина, кто же она?

В мягком свете свечи он внимательно разглядывал лежащую без сознания девушку. Она была худой, очень худой. Прозрачная, тонкая кожа сильно обтягивала скулы, ниже виднелись впалые щеки. Его взгляд задержался на гладком плече, которое по-детски съежилось от ночного холода, так как с него соскользнул ворот потрепанного, чересчур свободного платья. Не случись ему смотреть в окно, когда она упала в обморок, — лежать ей до сих пор без сознания на дороге. А ночью на улице леденящий холод. Она, как пить дать, не выжила бы.

Сегодня вечером ответов ему не получить. Лучше всего уложить девушку в кровать и удалиться. Он наклонился и снял с нее ботинки, после чего остановился в нерешительности. Он был уверен, что надо ослабить корсет, но насколько это совместимо с благопристойностью? Его рот скривился. Благопристойность! Находиться в спальне девушки — уже довольно непристойно. Он пожал плечами и склонился над лежащей навзничь фигуркой, осторожно ища на талии шнурки корсета. Боже, да девчонка тонка сама по себе! Он с облегчением убедился, что корсета она не носит, поскольку в том не было нужды, вероятно, его не сыскать и в ее гардеробе.

Он тщательно укрыл ее теплыми одеялами. Девушка беспокойно задвигалась и выкинула руку наружу. Он снова нагнулся, чтобы укрыть ее, и пока поправлял одеяло, она открыла глаза, удивленно заморгала, потом сонно улыбнулась и ласково провела по его лицу прохладной и нежной рукой.

— Спокойной ночи, Джемми, — ее веки затрепетали, смыкаясь.

Джек замер, у него перехватило дыхание. Он медленно выпрямился. Рука его поднялась к правой щеке, к месту, которого она коснулась. Как тысячу раз прежде, он провел пальцами по уродливому шраму.

С искаженным гримасой лицом он покинул комнату.

* * *

На рассвете Кейт разбудил топот несущейся галопом лошади. Собираясь с мыслями, девушка обвела взглядом незнакомую комнату. Это была большая спальня. Ее некогда богатое убранство поблекло, запылилось и обветшало.

Кейт села, удивляясь тому, что за исключением ботинок полностью одета. Как она сюда попала? В памяти всплывали кое-какие обрывки прошлого вечера, однако часть из них казалась бессмыслицей. Знакомое, пугающее чувство.

Кейт могла поклясться, что вчера ночью видела своего брата Джемми. Она смутно помнила несчастное, обезображенное лицо, сосредоточенно глядевшее на нее. Но ведь этого не могло быть, поскольку Джемми, холодный, лежит глубоко в земле Испании. Его нет в доме внука леди Кейхилл. Она встала с кровати и подошла к окну, дрожа от утреннего холода.

Взору открывался красивый морозный пейзаж. Укрытая инеем земля сверкала на солнце позолоченным серебром. Никакого движения, лишь парочка стойких птичек щебетала в бледном утреннем свете. Прямо под окном стелилась дикая трава — серебристый инеевый ковер нарушил след лошадиных копыт.

Глаза Кейт пробежали по нему и округлились, наткнувшись на оседланную лошадь, которая скакала совершенно свободно, без всадника, с болтающимися на шее поводьями. Казалось, она направляется к небольшому дубовому лесу. Видимо, вырвалась на волю. Ее можно было понять. Кейт и сама бы с радостью выбралась на этот прозрачный, свежий воздух и поскакала бы в рассветном холоде к лесу, свободная и непокорная. Как же она скучала по своей небольшой испанской кобылке и утренним верховым прогулкам, по неудержимому восторгу, который ощущаешь, когда тебя обтекает ветер, а ты словно летишь. Только на рассвете она могла скакать так быстро и свободно, как ей нравилось. Ее отец никогда не был ранней пташкой.

Повернувшись, Кейт мельком увидела себя в висевшем на одной из стен зеркале. И нервно хихикнула. Выглядела она так, словно ее вываляли в стогу сена. Непослушные каштановые кудри разметались во все стороны. «Настоящий цыганский постреленок» — сколько раз ее так называли? Кейт быстро вытащила из волос оставшиеся шпильки и воткнула их снова, придав прическе привычный незамысловатый стиль. Она пригладила платье, морща лицо от усердия, после чего осмотрелась, но кувшина с водой для умывания не нашла.

Стараясь никого не разбудить, она тихонько вышла из комнаты и отправилась вниз на поиски кухни. Вокруг не было ни души. В доме подобных размеров в этот час должна сновать уйма занятых делом слуг, которые готовятся к пробуждению хозяина.

Но чем больше Кейт видела, тем больше удивлялась. В какой такой дом притащила ее леди Кейхилл? Под ногами скрипел песок. Вдоль плинтусов и под мебелью витали клубы пыли. Ею толстым слоем была укрыта и сама мебель, уже вышедшая из моды. Первые лучики утреннего света едва пробивались сквозь грязные-прегрязные, незанавешенные на ночь окна, по бокам которых свисали линялые портьеры. Ее кидало в дрожь при виде многочисленной паутины, украшавшей все углы — она терпеть не могла пауков. Все говорило о запущенности и заброшенности, хотя дом, по всей видимости, был обитаем.

Этот потрепанный, грязный, неряшливый дом нисколько не сочетался с впечатлением, которое производила своими манерами, одеждой и слугами леди Кейхилл. Это дом ее внука. Разве мистер Карстерз не заслуживал такой же изысканной жизни, которую его бабушка столь явно принимала за данность? Кейт пожала плечами. Рано или поздно на эту загадку найдется и отгадка, а тем временем ей нужна горячая вода и что-то на завтрак.

Наконец Кейт обнаружила кухню. Она с отвращением осмотрелась. Место походило на свинарник. Пол не чистили неделями, в очаге не горел огонь, а остывший пепел смешался с осколками на полу. Остатки прошлых трапез должным образом не убирались, а в буфетной свалены груды грязной посуды.