Артур соперничал с Иоанном за английский трон и контроль над Нормандией и Анжу, утверждая, будто у него больше прав. Последовала военная кампания, в ходе которой Артур попал в плен и был заключен в цитадель Руана, откуда так и не вышел.

Ричард мгновение выглядел испуганным, но быстро встряхнулся:

– Это пустая молва. Папа не отдал бы Уилла Иоанну, если бы думал, что Иоанн его убьет.

– Но если папа отправится в Ирландию, его не будет рядом, когда что-то случится…

– Выходит, ты не доверяешь его решению?

– Ну конечно доверяю! – Махелт ускорила шаг, как будто могла убежать от своих страхов и в особенности от перемен, которые произойдут в ее собственной жизни, если отец решит пересечь Ирландское море.

Глава 9

Замок Фрамлингем, Суффолк,

декабрь 1206 года

Когда Гуго вскочил на Эбена, тонкий слой снега припорашивал землю, словно мука, просыпанная вокруг квашни. Собаки и лошади теснились во дворе, пока мужчины торопливо рассаживались по коням, готовясь к зимней оленьей охоте в большом парке Фрамлингема.

Граф потянул спину и отказался присоединиться к погоне, предпочтя греться у огня и, попивая пряное вино, разбираться с делами поместья. Пусть другие добывают свежую оленину к столу, если хотят. Однако он вышел во двор, завернувшись в меховой плащ, чтобы пожелать им удачи.

Длинный Меч гостил сейчас во Фрамлингеме, и ему не терпелось поохотиться. Гнедой конь Длинного Меча беспокоился и бил копытом, размахивая хвостом, а его хозяин испытывал схожее нетерпение. Прославившись в походе в Пуату, он окончательно уверился в собственном величии. Роджер понимающе улыбнулся Гуго. Они исполнили в Пуату свой долг, не уронив чести, но не искали признания, в то время как Длинный Меч был полон решимости прожить жизнь в блеске славы.

Роджер разглядывал Ральфа, конь под которым тоже беспокоился. На покрасневших от холода губах юноши играла ослепительная улыбка. На его бедре висел длинный кинжал и нож покороче. Ральф выглядел солдатом-оруженосцем и придворным до кончиков ногтей – обучение под руководством Длинного Меча обострило обе черты.

– Доброй охоты! – Роджер хлопнул коня Ральфа по крупу.

– Надеюсь, мы привезем домой достаточно оленины для званого ужина.

– Ты не забыл предупредить об этом мать и поваров? – фыркнул Роджер.

Он перевел взгляд с Ральфа на только что прибывшего гонца. Ткань седла и подвески на шлейке его лошади были украшены эмблемой Маршала. Роджеру вдруг еще больше захотелось сесть у огня и заняться делами. Хотя Маршал оправился от серьезной болезни, ко двору он пока не вернулся. Ходили разные слухи, но, судя по всему, Уильям Маршал собирался отправиться в Ирландию, как только получит дозволение короля Иоанна. Подобное решение будет иметь далеко идущие последствия для союзников Маршала. Когда охотники промчались через задние ворота и поскакали к оленьему парку, Роджер вернулся в дом и велел камергеру немедленно звать гонца.

* * *

Хотя выпал снег, земля под ногами была мягкой, а скачка опасной. Гуго придерживал Эбена. Одно дело рисковать лошадью в битве или когда на карту поставлена жизнь, и совсем другое – ради победы в состязаниях, а после гибели Стрелки он был осторожен. Гуго предпочел бы остаться дома с отцом, но должен был сопровождать Длинного Меча и разыгрывать гостеприимного хозяина. Длинный Меч, разумеется, считал иначе; чтобы выиграть пари, он был готов загнать любую лошадь до смерти. Он уже мчался во весь опор во главе погони, плащ летел за спиной, лицо пылало яростным возбуждением. Гуго не пытался его догнать, зная, что Уильям лишь прибавит скорость.

Загонщики кричали, дули в рога, колотили подлесок метлами и палками, чтобы вспугнуть дичь. Гончие натягивали поводки из конского волоса и лаяли. Внезапно раздалось громкое «ату!», когда олень вылетел из зарослей молодого орешника и поскакал прочь. Красновато-коричневая пятнистая шкура стремительно мелькала среди зимних деревьев. Выжлятники спустили псов, и всадники ринулись в погоню. Гуго круто развернул Эбена, когда олень метнулся в сторону крутого рва, отделявшего олений парк от полей за ним. Следуя за погоней, он проехал вдоль рва, отметив место, где стенка раскрошилась и нуждалась в починке.

Олень проскакал по своим следам и выскочил из-за деревьев слева от Гуго. Проскользнув мимо Гуго, он помчался по крошащемуся краю рва, широко скакнул в сторону и ринулся обратно в лес. Эбен, испугавшись, дернулся и поскользнулся, сбросив Гуго в ров. Гуго покатился по грязному крутому склону, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но, ничего не нащупав, приземлился наконец на дно рва, весь в синяках, задыхающийся и покрытый толстым слоем липкой грязи. Он слышал, как Эбен фыркает наверху, как копыта коней месят землю. На правом запястье Гуго горела длинная кровавая царапина, ребра и левое бедро пульсировали от боли. Он вытер руку о плащ, но, поскольку был весь покрыт грязью, лучше ему не стало.

Охота с грохотом вернулась, преследуя оленя, сперва собаки, заходящиеся лаем, затем люди, вопящие и улюлюкающие. Гуго потерял свой охотничий рог, когда падал, но сложил ладони чашечкой и крикнул в ответ, не зная, услышат ли его среди такого гама. Но они, разумеется, увидят его лошадь без всадника. С огромным облегчением Гуго услышал, как кто-то прогудел сбор. Через несколько секунд над краем рва показалось лицо Ральфа.

– Гуго?

– Я здесь!

– О боже! Ты ранен?

– Нет. Просто вытащи меня. Вы поймали Эбена?

– Да. Что случилось?

– Олень испугал коня, и он меня сбросил.

Перекличка не доставила Гуго ни малейшего удовольствия. Он чувствовал себя идиотом. В последний раз он упал с лошади, когда ему было шесть лет.

– Что случилось? – раздался нетерпеливый голос Длинного Меча. – Олень уйдет!

– Гуго упал, но с ним все в порядке, – пояснил Ральф.

Длинный Меч пробормотал что-то уничижительное, но Гуго не вполне его расслышал, затем присмотрелся и крикнул вниз:

– Вы можете выбраться?

– Нет, стенки слишком скользкие. Мне нужна веревка или лестница.

– И вы не ранены?

– Нет! – рявкнул Гуго, игнорируя боль в руке и боку.

– Хорошо. Мы пришлем кого-нибудь за вами, как только представится возможность.

– Мы не можем его бросить! – взвился изумленный голос Ральфа.

– Мы его не бросаем. Мы вернемся за ним. – Ответ Длинного Меча был кратким от нетерпения. – Все равно без лестницы не справиться. Я пошлю сюда одного из загонщиков, как только мы догоним охоту.

– Но…

– Это приказ.

Гуго услышал звяканье упряжи и стук копыт – коней направили прочь, сначала рысью, затем галопом. Он не мог поверить, что его бросили. Гуго сделал несколько попыток выбраться, но грязь была скользкой и сырой, а склон слишком крутым. Держаться и опираться было не на что, не считая прошлогодней травы и комков мха, которые расползались под пальцами. Наконец Гуго сдался, добавив себе еще несколько синяков и царапин. Сев на корточки, он завернулся в плащ, натянул шляпу на уши и приготовился ждать.

Когда Гуго наконец услышал шаги людей, уже смеркалось. Он весь закоченел, словно покойник, зимний холод пробирал до костей.

– Эй! – крикнул Ральф.

Подняв глаза, Гуго увидел наверху силуэт брата. С ним пришел их отец и несколько охотников. Веревочная лестница заскользила по склону, раскачиваясь и собирая грязь и мусор. Пальцы Гуго онемели от холода, ноги висели бревнами. Синяки налились, и он с большим трудом хватался за ступеньки и едва не погиб, выбираясь изо рва в красноватые зимние сумерки. Сильные руки схватили и вытащили его, когда он навалился грудью на край.

– Прости, нам надо было догонять охоту, и Длинный Меч думал, что ты сможешь выбраться сам, – произнес Ральф, задыхаясь от усилий и огорчения.

– Так давай посадим его в ров и посмотрим, как скоро он выберется! – огрызнулся Гуго. – Он нарочно бросил меня там!

– Нет, – забеспокоился Ральф. – Я уверен, в пылу погони он просто забыл про тебя. Длинный Меч бы так не поступил.

– Неужели? – с глубочайшим презрением произнес Гуго.

Отец протянул ему поводья Эбена.

– Ты в состоянии ехать? – Он указал на исцарапанные грязные руки Гуго. Хотя граф ничего не сказал, он был шокирован поступком Длинного Меча. Нельзя бросать упавшего, помочь ему выбраться – священный долг и обязанность.

– Я справлюсь, – коротко кивнул Гуго. Превозмогая боль, он сел в седло и повернул к дому.

Когда Гуго вошел в зал Фрамлингема, испачканный и промерзший до костей, Длинный Меч беседовал с их матерью, удобно расположившись на обитой скамье у огня. Он был облачен в роскошную мантию из такой толстой шерсти, что она блестела, как шелк. На шее сверкала золотая брошь. Длинный Меч выглядел согревшимся, расслабленным и сытым. Мать с нежностью улыбалась ему. Гуго с трудом подавил желание убить единоутробного брата.

– Почему вы не послали за мной раньше?! – рявкнул он. – Как, во имя всего святого, я должен был оттуда выбираться?

Длинный Меч покраснел. Он виновато взмахнул рукой и улыбнулся, как будто думал, что Гуго суетится из-за пустяка.

– Простите! Но я знал, что вы не пострадали.

– А охота на оленя важнее, чем спасение упавшего охотника и к тому же вашего родственника?

– Я уже извинился. Сядьте у огня, выпейте горячего вина. – Он указал на кувшин, гревшийся на камине.

Гуго заметил просительное выражение на лице матери – выражение, которое намекало, что они всего лишь дети, поссорившиеся из-за шутки, которую один сыграл над другим, и что он должен принять оливковую ветвь мира.

– Лучше не стоит, – ответил Гуго. – Мне нужно избавиться от грязной одежды, и я сейчас не слишком приятный собеседник. Прошу меня извинить.

Сухо поклонившись матери и игнорируя Длинного Меча, он вышел из зала и поднялся в жилые покои на верхнем этаже. К его возвращению была приготовлена горячая ванна, и на камине тихо побулькивал глиняный горшок с мясным бульоном. На маленьком столике рядом с ванной ждали хлеб и вино, а также пикантные пирожки.

Когда Гуго раздевался, дверь тихо отворилась и закрылась за его отцом. Очевидно, он тоже был не в силах оставаться в зале, попивая вино с их гостем.

– Он считает меня мягкотелым только потому, что я не бросаюсь, очертя голову, в атаку, и потому, что песнь меча для меня лишь одна из многих. – Гуго поморщился, обнажив длинную алую царапину на предплечье, совпадавшую с прорехой в рубахе.

– Все дело в том, что, хотя его отец – король, а я всего лишь граф, Длинный Меч – бастард, а ты рожден в законном браке и вдвое богаче его, – прагматично заметил отец. – Он всегда будет завидовать обстоятельствам твоего рождения. Ради твоей матери я привечаю его. Кроме того, в наших интересах иметь своего человека при дворе… Однако его сегодняшнее поведение совершенно недопустимо.

Гуго погрузился в ванну, и ему немного полегчало, когда горячая ароматная вода омыла тело, расслабляя напряженные мышцы, облегчая боль от синяков и ушибов. Вино было горячим и пряным, а в пирожки добавлен имбирь, и вскоре Гуго раскраснелся.

– Я знаю, кто такой Длинный Меч, – сказал он. – Да, он нужен нам при дворе, и моя мать души в нем не чает. Я понимаю, почему он желанный гость в нашем доме, но после сегодняшнего… – Уголки его рта опустились, а голос стал жестким. – Ради матери и графства я готов терпеть его присутствие, но не рассчитывайте, что я буду его развлекать.

– Я и не рассчитываю, – ответил отец. – Тем не менее я рад этой возможности поговорить наедине, потому что нам нужно еще кое-что обсудить.

– Что именно?

– Твой брак с Махелт Маршал.

Гуго вышел из ванны, энергично растерся полотенцем и надел мягкую, согретую на огне одежду и удобные туфли из кожи козленка.

– А вы что, передумали? – спросил он, застегивая пояс.

– Слишком поздно, – криво улыбнулся отец. – Помолвка – это клятвенное обещание жениться, аннулировать ее нелегко и чревато последствиями… Впрочем, я этого и не желаю. – Он погладил меховой воротник плаща. – Маршал написал мне, что собирается отправиться в Ирландию, как только получит дозволение короля. Необходимо навести порядок во владениях его жены в Лейнстере. Графиня будет жить на доходы с них, если с Маршалом что-то случится, а он, полагаю, после недавней болезни задумался о собственной смерти.

– Какое отношение это имеет к нам? – Гуго налил себе еще вина.

Роджер снова разгладил гладкий беличий мех.

– Маршал не берет с собой старшую дочь. Он хочет, чтобы она осталась в Англии, и попросил скрепить ваш брак… желательно до Великого поста.

Гуго в смятении уставился на отца:

– Но до поста всего два месяца!

– Девочке будет почти четырнадцать. Ее семья говорит, что у нее начались женские кровотечения, но она еще слишком молода, чтобы вынашивать детей. Они просят сохранить ее невинность до пятнадцатого дня рождения.