Иоанн подарил ирландскому королю Брюнета, щеголявшего в сбруе с россыпью серебряных звезд на шлейке. На луках высокого военного седла мерцали драгоценные камни. Гуго заскрежетал зубами, когда низенький ирландец положил руку на щечную лямку Брюнета и ласково заговорил с жеребцом на своем языке. Он погладил мощную выгнутую шею и круп и почесал Брюнета под подбородком как раз в том месте, которое конь сам любил чесать о ворота конюшни. Затем, ко всеобщему изумлению, он расстегнул уздечку, снял седло и велел одному из своих слуг принести недоуздок.

К Гуго присоединился один из ирландских родственников Махелт, крепкий темноволосый юноша по имени Домналл.

– Сейчас вы увидите настоящее искусство верховой езды моих соотечественников, – с гордостью произнес он. – Вы, рыцари, прекрасно смотритесь в своей броне и во время битвы похожи на молоты, перед которыми ничто не устоит… Но можете ли вы поймать ветер?

Гуго наблюдал, как Катал хватает Брюнета за гриву, чтобы опереться, и ловко взлетает на спину жеребца, не покрытую ничем, кроме чепрака.

– Он похож на ребенка, который учится ездить на пони, – фыркнул Гуго.

– Нет, милорд, – покачал головой Домналл, – он скачет как ирландец. В отличие от вас, норманнов, нам не нужен жесткий контроль, чтобы подчинить лошадь. Мы сражаемся легковооруженными. Мы призраки, а не великаны. К чему нам подобное убранство?

– Но вам, похоже, нравятся наши лошади, – проворчал Гуго.

– Хорошая лошадь – это хорошая лошадь, – улыбнулся уголком рта Домналл. – Но ваш король хитер. Он знает, что подобный дар требует ответного жеста. Он принимает всех в свои ряды, а кто не вступит, будет приравнен к волкам.

– Можно подумать, в его рядах одни овцы, – хмыкнул Гуго.

– Разумеется, нет, – хихикнул Домналл, – но они знают, кто кормит и ведет стадо.

Армия вышла из Килкенни на север, преследуя де Ласи и де Браоза. Король Катал ехал с Иоанном и управлял Брюнетом лишь при помощи бедер и недоуздка. Несмотря на злость и раздражение, Гуго был вынужден признать, что немногие нормандские лорды смогли бы управлять лошадью подобным образом. Это неплохой способ, чтобы спуститься к ручью или вернуться в конюшни с поля, но в более долгом путешествии или военной кампании ни одному норманну это и в голову бы не пришло. Гуго мысленно сделал заметку рассказать об этом отцу и попробовать самому, а также научить своего сына, когда тот достаточно подрастет, чтобы сесть на лошадь. Его лицо окаменело при мысли, что он также научит мальчика чести и верности. Но кому они будут принадлежать?

Глава 23

Фрамлингем, сентябрь 1210 года

Сидя на скамье у камина, Махелт вытянула босые ноги к огню и расслабилась. Время было позднее. Она отпустила служанок и села, чтобы выпить последний кубок вина перед сном. Трайпс свернулся клубочком в углу рядом с камином, положив нос на лапы. Время от времени пес повизгивал, гоняясь за воображаемыми крысами и мышами в стране своих снов.

День выдался хлопотливым. Махелт следила за приготовлениями к празднику урожая и чествованию добрых работников. Хотя у нее были слуги на посылках, ей пришлось много ходить туда и сюда, и она чувствовала приятную усталость. В последнюю неделю Махелт также взяла на себя некоторые повседневные обязанности владелицы поместья, поскольку Ида простудилась и сидела у камина с шитьем, предоставив невестке распоряжаться, чему та была весьма рада.

Вестей из Ирландии не было, но Махелт их и не ожидала, поскольку знала, что войска в походе. Она скучала по Гуго – комнаты казались пустыми без него, а мир словно сжался и потемнел. И пространство вокруг заполнил леденящий холод. Махелт жалела, что расстались они не слишком хорошо. Она боялась за мужа и опасалась, что все исправить, может быть, уже не удастся. За отца она тоже боялась… всем сердцем. Гуго сказал, что Уильям Маршал достаточно умен и сумеет преодолеть подводные течения, но у него есть враги, которые готовы на все, чтобы его сокрушить.

Внезапно Трайпс поднял голову и заворчал, а затем застучал хвостом по полу. Дверь тихо отворилась, и в комнату на цыпочках вошел Гуго. Махелт в изумлении уставилась на мужа, считая его порождением своего воспаленного мозга. Однако Гуго казался вполне материальным, и когда он улыбнулся ей, Махелт окончательно в том уверилась. Радостно вскрикнув, она вскочила и бросилась мужу в объятия.

Он схватил жену и притянул к себе, уткнувшись лицом в шею и повторяя ее имя.

– Гуго, Господи помилуй, Гуго! – Наконец Махелт отстранилась и, вытирая глаза рукавом, оглядела мужа сверху донизу.

Кожа у Гуго была ореховой, и когда Махелт сдернула шляпу с его головы, то увидела, что солнце выбелило темно-золотистые волосы до льняного цвета. На руке у Гуго висела овечья шкура, и Махелт предположила, что он накрывал ею седло.

– Вам следовало послать весточку вперед, и я бы приготовила достойный прием! Вы наверняка умираете от голода и жажды. – Она поспешила налить мужу вина из графина и наблюдала, как его кадык ходит ходуном, пока он пьет. Радость Махелт при виде Гуго была настолько велика, что почти причиняла боль.

– Я поел хлеба и сыра в седле, – отмахнулся он. – Хотел поскорее добраться до Фрамлингема. Чтобы быть с вами сегодня ночью… быть дома.

Почувствовав тоску в словах мужа, Махелт снова обняла его. От Гуго пахло потом и разгоряченной лошадью, дымом и грязью, военным лагерем. Когда он снял плащ, котту и рубаху, запах усилился, но она не обращала внимания.

– Как вы раздались в плечах! – Махелт жадно коснулась его бицепса.

– Нам надо было ставить и снимать шатры, ухаживать за лошадьми, носить доспехи. – Гуго скривился, но при этом самодовольно поиграл накачанными мышцами. – Такое ощущение, что я несколько недель без перерыва носил тяжести.

Приблизившись, Махелт заметила в складках его кожи въевшуюся грязь. Гуго был чумазее крестьянского ребенка и весь покрыт маленькими красными отметинами – укусами блох и паразитов. Махелт смутно припомнила, что ее отец порой возвращался домой в подобном виде, но так далеко дело никогда не заходило.

– Вам нужна ванна.

– Да, – без энтузиазма согласился он, плюхнулся на скамью и зевнул, едва не вывихнув челюсть.

Глядя на мужа, Махелт осознала, как он устал, он действительно «хотел поскорее добраться». Поэтому не делал остановок, даже чтобы помыться. Она немного помедлила, беспокоясь о своей одежде, но решила, что уже слишком поздно.

– Можно утром. – Махелт села рядом с ним и, когда Гуго обвил ее рукой, наконец избавилась от леденящего душу холода.

– Я видел нашего сына, когда вошел в переднюю, – сказал Гуго с явным облегчением, что морока мытья отложена на потом. – Роджер крепко спал с пальцем во рту. Он подрос.

– Он научился говорить «лошадка» и «мама».

– Интересно, как он назовет меня. – Голос Гуго был одновременно полон гордости и тоски.

– Завтра узнаете сами. – Махелт погладила мужа по волосам.

Ее лоно налилось тяжестью от предвкушения, но она могла подождать. Глаза Гуго уже закрывались, как будто ему положили гирьки на веки. У Махелт на языке вертелось множество вопросов, но она понимала, что должных ответов не получит. Надо же, Гуго так выбивался из сил, чтобы добраться до нее сегодня ночью, когда мог подождать и прибыть утром.

– С моим отцом все в порядке? – спросила Махелт, поскольку это было единственным, что она хотела знать.

Гуго заворчал и усилием воли приподнял веки:

– Здоров как бык и неплохо справляется с невзгодами. Ваша матушка, братья и сестры также не унывают, а малыши поистине прелестны… Но не так прелестны, как наш сын.

В голосе мужа было что-то, отчего Махелт насторожилась, словно пес, заслышавший незнакомый звук во дворе. Гуго о чем-то умолчал или опустил какие-то подробности. Однако расспрашивать его сейчас было бесполезно.

– Идем, – сказала Махелт. – Утром вы не сможете пошевелить шеей, если уснете на скамье.

Взяв мужа за руку, она заставила его встать и подвела к кровати. Простыни завтра придется сменить, но это все равно следовало сделать. Махелт помогла Гуго снять сапоги и запихнула его в постель. Он схватил ее за руку и уложил рядом.

– Я слишком устал, чтобы от меня был прок, но все равно хочу, чтобы вы были со мной, – сказал он. – Хочу знать, что вы не сон.

Эти слова заставили Махелт растаять; сбросив туфли, она легла рядом и кисло подумала, что одежда послужит хоть какой-то защитой. Сколько ночей напролет лежала она без сна, мечтая, чтобы Гуго согрел холодную сторону кровати! Обо всем остальном она позаботится завтра.

Утром, пока Гуго еще спал, Махелт велела прислуге приготовить ванну. Она достала частый гребень из своего сундука и приказала одной из служанок принести брусок мыла, ароматизированного розовым маслом. А также блошницу[14], масло и золу, чтобы вывести вшей. Махелт также велела принести в комнату еду и питье, поскольку знала, что граф захочет переговорить с Гуго, несмотря на раннее время, но сначала муж был нужен ей самой. Когда ждать дольше было нельзя, она подошла к кровати, раздернула полог и осторожно потрясла мужа, чтобы разбудить.

Гуго удивленно посмотрел на нее затуманенным взором. На простынях подпрыгивали маленькие темные точки, и Махелт отвела глаза.

– Утро, – сказала она. – Вас ждет ванна, и служанкам нужно отнести эти простыни в прачечную.

– Ванна? – Его взгляд постепенно прояснился.

– Я легла рядом прошлой ночью из любви к вам, но вряд ли кто-то еще захочет к вам приблизиться, – резко сказала Махелт. – Вы только посмотрите на себя! На вас больше блох, чем на подзаборном борове, и пахнет от вас, как от золотаря!

Гуго сел, протирая слипшиеся после сна глаза.

– Я всего лишь хотел вернуться домой, – произнес он голосом, который заставил Махелт содрогнуться, поскольку его чувства были намного глубже, чем просто радость от встречи с ней и возвращения во Фрамлингем после долгих недель отсутствия. В голосе мужа звучала неподдельная тоска, а так как Махелт еще не знала причины, ее тревога лишь возросла.

– Что ж, вы дома, – весело сказала она, – и жена бранит вас, поскольку вы больше не в военном лагере и не в пути, и вас необходимо привести в подобающий вид. Будь вы Трайпсом, я заперла бы вас в конюшнях. Идем.

Потянув мужа с кровати, Махелт велела служанкам собрать простыни, развесить покрывала на воздухе и хорошенько выбить. Рубаху и брэ Гуго она приказала прокипятить и разрезать на тряпки для уборной.

– Они не настолько плохи! – запротестовал Гуго, когда Махелт подцепила их пальцами, чтобы бросить в кучу для стирки.

– Тут больше дыр, чем на листьях щавеля после нашествия жуков, – возразила она. – И достаточно грязи, чтобы вырастить лук-порей! Даже нищий бродяга побрезговал бы ими.

В уголках глаз Гуго пролегли веселые морщинки.

– Я ужасно скучал по вашей брани, – признался он.

Махелт прищелкнула языком, указав ему на ванну. Она заметила, что кожа Гуго покрылась мурашками, и велела служанке влить еще ведро горячей воды. Потом взялась за титанический труд, чтобы вернуть мужу его прежний вид. Она намазала его тело смесью жира и розового масла и затем соскребла ее вместе с грязью и паразитами. Вода постепенно приобрела цвет реки во время паводка. Махелт приказала наполнить чистой водой вторую ванну и отправила служанку за ножницами.

– Ради всего святого, как вы довели себя до такого состояния? – сердито спросила она.

Гуго поежился, поскольку его торс находился над поверхностью воды, а из открытых ставней проникал холодный воздух.

– Мы постоянно находились в поле и времени не хватало. Едва я падал на соломенный тюфяк, как пора было вставать. Проще было не раздеваться вовсе. Все поступали так же. – Гуго погрустнел. – По правде говоря, это казалось не важным.

Махелт взяла у служанки ножницы и начала подстригать волосы мужа. Выбеленные сверху солнцем, они были спутанными, сальными и кишели вшами. Она резала и кромсала, а после обработала мазью из блошницы. Велев Гуго встать, Махелт приказала служанкам окатить его несколькими ведрами чистой воды.

Пока служанки вытирали Гуго и помогали облачиться в теплый халат, Махелт вымылась во второй ванне с чистой водой, хорошенько растерлась, и позаботилась о собственных волосах, с которыми ей не хотелось расставаться.

Гуго бродил по комнате, касаясь отдельных предметов, как будто заново знакомясь с привычной обстановкой. Махелт надела чистую сорочку и присоединилась к нему, пока служанки выливали воду из ванн и рассыпáли по полу порошок блошницы.

– В Ирландии нет змей, но вы, наверное, привезли домой в качестве подарка все остальное, что ползает. – Махелт весело и укоризненно взглянула на мужа.

Она подошла к сундуку, чтобы положить на него гребень, и уставилась на свиток пергамента, лежащий между шкатулкой для драгоценностей и горшочками с притираниями. Пергамент был перевязан узкой красной ленточкой и усыпан светлыми лепестками цветов ежевики. Хмурясь и улыбаясь при виде таинственного свитка, Махелт развязала ленточку и развернула пергамент. Из него выпала связка мерных реек[15], простучав по крышке сундука, словно деревянные пальцы. Сам пергамент оказался официальным документом, составленным на латыни.