Женщины сидели у огня, Ида держала кусок пергамента. К нему была прикреплена печать графа Норфолка с всадником. Когда команда требюше сгрудилась у огня, чтобы выпить и согреть руки, графиня встала и подошла к Гуго и Махелт.

– Граф прислал новости со двора. – Ее глаза были полны тревоги. – Король собирается во Фрамлингем.

Глава 28

Фрамлингем, февраль 1213 года

Стоя в сыроварне и глядя на круги сыров, выстроившиеся на полках, Махелт всерьез подумывала взять из конюшен свою кобылу и сбежать. В Банджи, или в Тетфорд, или в Ипсуич. В женский монастырь в Колне. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Король должен прибыть через три дня, возвращаясь на юг после кампании по усмирению северных графств. Махелт не могла представить ничего хуже, чем развлекать человека, так дурно обошедшегося с ее семьей и творившего зло, которому в ее глазах не было искупления. Она уже решила, что найдет повод оставаться в своей комнате и не попадаться королю на глаза, потому что учтивое обращение с ним было для нее немыслимо. Всякий раз, воображая встречу с Иоанном, Махелт плевала ему в лицо, втыкала в него нож и швыряла его в озеро, привязав камни к лодыжкам. Она намеревалась держать сыновей как можно дальше от короля. Пусть он даже не смотрит в сторону ее детей. Махелт выведет их во двор для церемонии приветствия, но после немедленно спрячет.

Гуго и его отец были в парке с егерями, примечая дичь и проверяя дороги на случай, если король пожелает поохотиться, находясь у них в гостях. Ни Гуго, ни его отец не испытывали особой радости в связи с приездом Иоанна, но граф лишь пожимал плечами, уверяя, что в этом есть свои преимущества. В королевской свите найдутся люди, с которыми можно поговорить о делах, а визит короля – доказательство доверия Иоанна и благополучия графства. Разумеется, его визит можно также рассматривать как намек, что Иоанн следит за ними и хочет лично оценить состояние их укреплений.

Ида старалась как можно лучше подготовиться к визиту. Эта ответственность сокрушила ее. Члены королевской семьи еще никогда не посещали Фрамлингем. Прежде она достойно справилась бы с задачей, но годы и слабое здоровье взяли свое. Графиня не знала, где что лежит, за исключением тканей. Ей было досконально известно местонахождение каждой стенной драпировки, каждой подушки и вышивки. Она нервничала, постоянно рассуждая вслух, какие занавески повесить в гостевой комнате, и едва не сошла с ума, решая, красные или зеленые подушки выбрать и два или три матраса положить на кровать короля. Махелт тоже беспокоилась. Несмотря на свою ненависть к Иоанну, она сознавала, что это знаменательное событие и непременно нужно произвести хорошее впечатление, но Ида явно была не в себе.

– Какие сыры? – спросила у нее Махелт. – Те, что сверху? Они пролежали здесь дольше всех, значит у них самый насыщенный вкус.

– Только надо проверить их на долгоносиков, – кивнула Ида. – Не знаю, много ли съедят король и его свита. И что у нас с маслом? Вдруг не хватит горшков…

Ида приложила ладонь ко лбу, и Махелт заметила, что она дрожит. В сыроварне всегда было холодно. Зимой у здешних служанок были красные носы и синие потрескавшиеся руки, несмотря на то что они носили перчатки без пальцев. Иду защищало от холода подбитое мехом платье и капюшон поверх вимпла, но в бледном свете февральского дня она выглядела изможденной и осунувшейся.

– Ступайте в свою комнату, матушка. – Махелт коснулась ее плеча. – Я проверю сыры. Если потребуется еще, можно привезти сыр из поместья в Акле, как и масло. У них всегда есть запас, а времени предостаточно.

– Я не могу все взвалить на тебя, – покачала головой Ида. – Еще надо проверить вино. – Она выпрямилась. – Дай я… Дай я проверю вон тот дальний сыр.

Махелт велела слуге принести табурет и снять сырный круг. Она извлекла его из обмазки и льна и взглянула на крошащийся медово-золотистый сыр, сваренный в конце лета из молока коров, вскормленных на сочных пойменных лугах вокруг озера. Вынув нож из ножен на поясе, Махелт отрезала сбоку ломтик. Не слишком маленький, поскольку столь изысканное лакомство надо распробовать.

– Долгоносиков нет. – Она дала кусочек Иде и еще один, в порыве щедрости, слуге.

Насыщенный вкус соли, сливок и летней зелени обволок нёбо, и графиня застонала от удовольствия.

– Слишком хорош для двора, – заметила она. – Давайте предложим королю какой-нибудь другой. – Ида глядела на кусочек сыра, зажатый между пальцами. Потом вдруг судорожно сглотнула и стиснула губы.

Махелт облизала пальцы.

– Матушка?

Ида пискнула и вылетела из сыроварни, согнулась вдвое, и ее вывернуло наизнанку.

Махелт в ужасе уставилась на свекровь, затем развернулась к слуге.

– Убери сыр и сбегай за помощью! – приказала она. – Графине нездоровится.

Махелт склонилась к Иде и обняла ее за плечи. Ладони графини были ледяными, но лоб пылал, как жаровня.

– Со мной все в порядке, – выговорила Ида между приступами. – Это пройдет.

Махелт промолчала, потому что со свекровью явно не все было в порядке. Прибежали слуги, и Махелт велела отнести Иду в ее комнату, невзирая на еле слышные протесты. Ида не успела добраться до уборной, как ее кишечник опорожнился. Ее пришлось раздеть и вымыть, и все это время она дрожала как осиновый лист.

– Мне очень жаль, – отчаянно рыдала графиня, когда ее уложили в постель. – Я скоро поправлюсь и обязательно помогу. Я… – Тут подступил очередной приступ рвоты, и служанка поспешно подставила бронзовый тазик ей под подбородок.

– Да, матушка, конечно, – согласилась Махелт, хотя, глядя на Иду, сомневалась, что та действительно скоро поправится. – Просто полежите и отдохните, а я обо всем позабочусь, пока вам не станет лучше.

Когда спазм утих, Ида откинулась обратно на подушку и бросила на Махелт полный благодарности взгляд:

– Спасибо. Я не хочу быть обузой.

– Вы не обуза. – Махелт быстро и крепко пожала руку Иды. – Никогда так не думайте.

Выходя из комнаты, Махелт совершенно иначе смотрела на происходящее. Ее глубоко возмущал надвигающийся визит Иоанна, и она не могла забыть о неприязни к королю, но теперь все изменилось. Она не станет готовить Фрамлингем ради Иоанна, потому что он того не стоит. Но подготовит прием, только чтобы уважить Иду. Пустив корни, эта мысль придала ей силы. Махелт ощутила, как уверенность в себе растет: она сможет выступить в роли хозяйки, и выступить достойно, как подобает ее воспитанию и положению.

* * *

Состояние Иды ухудшилось, и на следующий день она металась в жару и бредила, бормоча о событиях в прошлом, которых никто, кроме нее, не видел. Присев у постели больной, Махелт стала свидетельницей незажившей раны в душе Иды из-за того, что ей пришлось отказаться от своего ребенка, когда она покинула двор ради брака с Роджером Норфолком.

– Пожалуйста, пожалуйста, не делайте этого, сир, отдайте его мне! – рыдала, вне себя от горя, Ида, ее карие глаза затуманились, словно темная вода. – Умоляю вас. Я умру!

Махелт положила руку на лоб Иде.

– Тсс, все в порядке. – Она сглотнула комок в горле. – Он вырос прекрасным мужчиной, и у него есть собственные дети… ваши внуки.

– Но я потеряла ребенка… – Ида пыталась сесть. – Мне нужно повидать короля. Я должна забрать Уильяма с собой, ведь я его мать!

Махелт вновь и вновь набегающим прибоем бормотала ласковые слова:

– Не волнуйтесь. Он придет к вам, все будет хорошо, все будет хорошо.

Ида бессильно упала обратно на подушки и закрыла глаза. Слезы проступили из-под век. Через несколько мгновений она заговорила о любовном переживании, которое разделила с мужем, – рассказала, как сидела у него на коленях и кормила его кусочками поджаренного хлеба. Махелт не могла представить Иду и графа в столь интимной обстановке. Чем-то подобным могли заниматься они с Гуго, и свекор нахмурился бы, увидев их. Ее глаза тоже обожгло горем.

– Как она? – заглянул в дверь Гуго.

– У нее жар и бред, – покачала головой Махелт. – Доктор пустил ей кровь и велел смачивать губы медом и водой, она должна поспать. Отец Ричард молится за графиню и просит о заступничестве святого Аделарда.

Гуго подошел к кровати.

– Мы слишком часто принимали ее старания как должное. – Он с тревогой посмотрел на мать, наклонился и ласково отвел седой пух с висков Иды. – Когда я был маленьким, ее волосы были темными, блестящими и надушенными мускатным орехом. Помню, как играл с ее косами, когда она держала меня на коленях.

Ида повернула голову к сыну и облизала пересохшие губы.

– Любимый, – прохрипела она, – любимый, дорогой.

– Ваш отец должен быть здесь, – резко заметила Махелт.

Гуго неловко поерзал.

– Он слишком занят, пытаясь за всем уследить.

– Граф слишком занят и потому избегает свою супругу, – возразила Махелт. – Он хочет, чтобы мы вели дом, решали проблемы и не беспокоили его. Ваша мать – его жена, а не стул или стол, который существует для его удобства.

Гуго потрясли ее слова.

– Отец так не думает. Ни в коем случае!

– Тогда где он? Заглянул мимоходом и только, а ваша матушка, несомненно, очень больна.

Гуго замер.

– Она… Она может… – Он проглотил зловещее слово, как бы надеясь отогнать его призрак.

– Не знаю. – Слезы обожгли глаза Махелт. – Она как холст, который вынесет любую непогоду, но сгниет, если убрать его в кладовую и забыть. Я сделаю для графини все, что смогу, она стала мне второй матерью.

– Я поговорю с отцом.

Махелт бросила на мужа сердитый взгляд:

– Не стоит. Он должен был прийти сюда по зову сердца.

– Возможно, он считает, что матушка в хороших руках, и не понимает, насколько она больна.

– Именно это я и имею в виду: он не замечает ее. – Махелт не просто переживала за Иду, она опасалась того, что́ будущее может готовить для нее и Гуго. «Ne vus sanz mei, ne mei sanz vus». А если это неправда?

– Я не был бы так уверен. Просто отец по-другому смотрит на мир. – Гуго сел на сундук у кровати. – Я побуду с ней, если у вас есть другие дела.

Махелт помедлила, но ей действительно нужно было устроить еще очень многое для королевского визита, поскольку приехать должен был не только король, но и вся его свита, и каждому следовало найти спальное место в соответствии с его положением. Она встала и указала на миску и ложку рядом с кроватью.

– Смачивайте ей губы медом и водой и позовите служанок, если понадобится.

Гуго выглядел слегка уязвленным.

– Полагаю, я справлюсь, – ответил он.

Махелт поцеловала мужа в макушку и отправилась по своим делам, первейшим из которых был разговор со свекром, как бы тот ни смотрел на мир. Она отыскала Роджера в его комнате. Граф увлеченно обсуждал вопросы безопасности замка со своим комендантом Уильямом Ленвейзом. При появлении невестки он умолк и вопросительно и нетерпеливо посмотрел на нее.

– Графиня зовет вас, милорд отец, – сказала Махелт, присев и приняв скромный вид, хотя ей хотелось затопать ногами.

– У меня есть дела поважнее, чем сидеть у кровати больной, – отмахнулся граф.

Махелт постаралась говорить рассудительно:

– Я знаю, что вы заняты, сир, но вы, конечно, сможете уделить ей минутку до ужина или после. Графиню очень ободрит ваш визит.

Свекор бросил на нее предупреждающий взгляд выцветших серых глаз:

– Вы указываете мне, что делать, дочка?

– Нет, отец. – Махелт вонзила ногти в ладони. – Я пришла к вам, ни на что не рассчитывая.

Роджер Биго потеребил поля шляпы и надвинул ее низко на лоб.

– Вряд ли она узнает меня, если бредит от жара.

– Графиня почувствует ваше присутствие, сир, ведь, я полагаю, она знает вас очень хорошо.

– Посмотрим, – хрюкнул он, – но ничего не обещаю.

Махелт присела и отправилась дальше. Она сделала, что смогла, остальное на совести графа. Махелт разозлилась бы на графа за равнодушие, если бы на мгновение его взгляд не стал невыразимо печальным и потерянным, прежде чем он надвинул шляпу на лоб и вернулся к своим занятиям.

* * *

Роджер мгновение помедлил у комнаты жены. Черт бы побрал девчонку! Некогда ему навещать больную. Он уже обеспечил Иде самый лучший уход, самое лучшее лечение знаменитого доктора и духовное утешение домашнего священника. Заботиться о ее благополучии издали означало не взваливать на себя еще и беспокойство о ней вдобавок ко всему остальному. Но Махелт сумела пробиться сквозь стену, которой он отгородился.

– У меня нет времени, – пробормотал граф себе под нос и вдруг осознал, что слова эти были проклятием его брака уже больше тридцати лет.

Глубоко вдохнув, он открыл дверь. Гуго глянул на отца, сидя у кровати.

– Твоя неугомонная жена заявила, что твоя мать звала меня, – прорычал Роджер, словно обвиняя, и неохотно приблизился к лежащей Иде.

– Я собирался сказать вам, но, очевидно, Махелт успела первой, – с печальным видом произнес Гуго. – Матушка сейчас спит, и жар, кажется, немного спал.