– Что ей было нужно от меня?

Гуго пристально посмотрел на отца:

– Только вы.

Роджер сел на табурет напротив Гуго и впервые за несколько дней по-настоящему посмотрел на жену. От борьбы с жаром ее лицо осунулось, и казалось, что на подушках лежит птичий скелетик. Когда-то она была яркой крохой-малиновкой и усердно занималась детьми, воспитывая и взращивая их. Теперь же она стала хрупкой, словно прошлогодние косточки в опустевшем гнезде. А где ее спутник? Ее спутника больше нет, потому что он перестал быть малиновкой и стал орлом. Граф заставил себя взять жену за руку и почувствовал, какая она тонкая и слабая. Будто птичья лапка. Ида пошевелилась и наморщила лоб.

– Я здесь, – сказал он. – Я у вас.

Глаза Иды оставались закрытыми, но она сжала руку мужа и прошептала его имя. Через некоторое время ее дыхание стало более глубоким, и она погрузилась в первый нормальный сон за все время болезни. Граф смотрел, как покрывала чуть заметно подымаются и опадают, а затем осторожно отнял руку.

– Я приду и повидаю вас еще раз, – пообещал он. – Когда вы проснетесь.

Роджер Биго вышел из комнаты, принуждая себя шагать размеренно, хотя ему хотелось бежать без оглядки. Оказавшись снаружи, он прислонился к стене и закрыл глаза, неровно дыша. Гуго последовал за отцом и коснулся его руки:

– Сир?

– Я не знал, что она так больна. – Граф с трудом ворочал языком. – В прошлом Ида часто болела, когда назревал кризис, и мне казалось, что порой ее нездоровье отдает притворством… Ты же знаешь, какой она бывает.

Гуго кивнул, но он понимал, что на этот раз у матери не просто приступ хандры.

– Махелт говорит, ей стало немного лучше.

Роджер поморщился:

– Я буду молиться за нее и велю устроить бдение. – Он повернулся к лестнице. Каждый шаг приносил облегчение, но был полон чувства вины. – Она будет не в состоянии принимать короля, – сказал он Гуго, который следовал за ним по пятам. – Это совершенно очевидно, даже если ей полегчает в ближайшие пару дней. – Граф снял шляпу и провел рукой по войлочным полям. – Ваша жена сумеет исполнить все, что необходимо? Мне нужно знать, можно ли на нее положиться.

Гуго выпрямился.

– Махелт не подведет вас, сир, – заверил он. – Знаю, что не подведет.

– Она из породы Маршалов, – нахмурился отец, – приказывать и наводить порядок у нее в крови. Но Махелт непредсказуема, и я не потерплю ни малейшего своеволия с ее стороны, пока король здесь. Он будет выискивать все, что можно истолковать как мятеж.

– Махелт знает, что́ поставлено на карту, – ответил Гуго. – Знает не хуже нас.

– Нам остается лишь надеяться, что это так, – мрачно посмотрел на сына Роджер.

* * *

Накануне приезда Иоанна Ида начала поправляться. Она оставалась слабой, как котенок, но жар спал, и она уже могла сидеть и принимать легкую пищу. Махелт навестила свекровь на рассвете дня приезда короля и проследила, чтобы та выпила кружку пахты и съела ломтик мягкого белого хлеба. Плечи Иды были укутаны поверх сорочки теплой шалью из зеленого шелка с бахромой, расчесанные и заплетенные волосы лежали на груди аккуратной жидкой косой.

– Мне так жаль, – произнесла Ида. – Я должна была сделать все то, что легло на твои плечи. Это бремя должна была нести я.

– Вам не о чем сожалеть, – твердо ответила Махелт. – Болезнь не выбирает удобного случая. Я исполнила все, что следовало, и способна позаботиться о себе.

– Ты стала мне доброй дочерью, – устало улыбнулась Ида, – пусть даже порой с тобой нелегко справиться. Но твоя сила духа – одно из лучших твоих качеств. – Она коснулась руки Махелт. – Я горжусь тобой – той, кем ты становишься… кем ты станешь, даже если мне не суждено этого увидеть.

У Махелт перехватило горло, и она наклонилась, чтобы поцеловать Иду в висок.

– Суждено, – пылко пообещала она.

– Что ж, на все воля Господня. – Ида потягивала пахту и наблюдала, как служанки разводят огонь и открывают ставни, чтобы позволить тусклому зимнему свету просочиться сквозь толстое оконное стекло. – Знаешь, граф тоже питает к тебе нежность. В своем роде.

Махелт разгладила подушку и дипломатично промолчала. «Нежность» – не слишком подходящее слово. Они терпели друг друга. Гуго рассказал ей, что свекор навестил жену только после ее подсказки, но сам граф об этом не говорил и отдалился еще больше. Если между ними и были какие-то теплые чувства, они были обращены на детей. Ведь Махелт родила двух здоровых, красивых мальчишек, чтобы обеспечить будущее графства. Лишь в их обществе сердце графа смягчалось. Он усаживал своего маленького тезку на колени и терпеливо учил завязывать какой-нибудь хитрый узел или показывал, как кормить лошадь с растопыренной ладони, чтобы та не покусала маленькие пальчики. Ее сыновья помогали им найти общий язык. Но Гуго оставался полем боя, поскольку граф и Махелт по-разному представляли себе добродетельное и подобающее поведение.

– Мне надо переодеться. – Махелт встала. Прежде чем уйти, она положила на кровать швейную корзинку Иды и взбила валики и подушки.

Ида порылась в корзинке и достала маленькую пару носков, над которой трудилась до болезни. Сплетенные из двух оттенков зеленого шелка, они предназначались для младшего внука, и работа не требовала особого внимания, а только повторения петель с помощью иглы и толстой нити.

– Желаю удачи, дочка, – сказала она. – Смотри, не теряй головы.

– О, что-что, а голову я сегодня не потеряю, можете не волноваться, – со стальной решимостью ответила Махелт. – Он не сможет меня превзойти.

Оставив Иду шить в ее теплой, светлой комнате, Махелт ощутила, как груз ответственности упал на ее плечи, подобно свинцовому плащу. Она была Биго и Маршал и должна была позаботиться о добром имени обеих семей. И все же она невольно представляла, как подливает яд в кубок Иоанна. Чтобы он остался здесь навсегда. Чтобы избавить всех от этого тирана. Усилием воли пришлось отогнать подобные мысли и сосредоточиться на том, чтобы разыграть идеальную хозяйку перед человеком, которого она ненавидела.

Лучшее платье Махелт было сшито из рубинового шелкового дамаста и прекрасно подчеркивало гибкие линии ее тела, оставаясь при этом скромным. Ей не нравились низкие вырезы французского двора, а огромные свисающие рукава были попросту неудобны, поэтому Махелт предпочла рукава умеренной длины, с контрастной синей отделкой, переплетенной гранатовыми бусинами и золотой нитью.

– На таком цвете кровь незаметна, – с изрядной долей иронии сказала Махелт, разгладив платье и повернувшись к Гуго.

В качестве заместительницы Иды она надела драгоценную диадему графини Норфолк и всем телом чувствовала силу, исходящую от золотой филиграни и сапфиров.

Гуго фыркнул и покачал головой:

– Король останется всего на одну ночь, если не будет снегопада. Молитесь, чтобы погода благоприятствовала путешествиям. – Он взглянул в окно, за растрепанными прядями облаков проглядывала синева.

Махелт попыталась прикусить язык, но не смогла, напряжение становилось чрезмерным.

– Я знаю, что наш долг – проявить гостеприимство, но надо обсудить несколько важных вопросов. Я понимаю, что нам оказана высокая честь, но король станет выискивать во всем недостатки, и мне невыносима мысль, что он будет шарить взглядом по сторонам, оценивая, велико ли наше богатство и что у нас можно отнять… оценивая также наши укрепления и прикидывая, как нас захватить. Я не хочу, чтобы он смотрел… смотрел на наших мальчиков.

– Я тоже не хочу, чтобы Иоанн приезжал, но это неизбежное зло… Вопрос политики, – ответил Гуго. Под его голубыми глазами лежали тени. Он заключил жену в объятия и поцеловал. – Не волнуйтесь. Я намерен спрятать детей подальше от его хищного взора. Король скоро уедет. – Он коснулся диадемы кончиками пальцев. – Вы чудесно выглядите.

– Приходится, – мрачно ответила она.

* * *

Стоя на крепостной стене, выходящей на озеро, Махелт наблюдала, как королевская кавалькада приближается к барбакану. Знамена хлопали на суровом зимнем ветру, пока кони попарно со звоном скакали по тропе. Копья были нацелены в небо, и на них сверкали серебристые искры. Наемники Иоанна блистали в своих коротких кольчугах и алых сюрко. Махелт глубоко вдохнула и постаралась не думать, сколь сильно эта процессия похожа на вражескую армию, а не на гостей в поисках приюта. Она представила, как ее родители справились бы с подобной ситуацией, представила спокойное лицо отца и попыталась придать своему лицу такое же выражение. Она должна надеть маску и спрятаться за фасадом любезности.

Ворота подняли, чтобы впустить войско: сначала герольдов в красной с золотом ливрее, дующих в трубы и рожки. Далее последовал эскорт из домашних рыцарей, также в королевских красных с золотом цветах, с Иоанном в середине, под надежной защитой со всех сторон, а за ним длинный кортеж всадников, похожий на толстую серебристую змею. Махелт преклонила колени вместе со всеми домочадцами Биго и опустила голову. Во рту у нее так пересохло, что она при всем желании не смогла бы плюнуть Иоанну в лицо. Она сосредоточилась на ощущении земли под ногами, на отдельных камешках, впивающихся в кожу, и напомнила себе, что каждое мгновение приближает отъезд короля.

Иоанн поприветствовал поцелуем мира сперва графа, затем Гуго. Махелт была следующей, и когда она поднялась, ей пришлось собраться с духом, чтобы вытерпеть прикосновение его губ. Она никогда не желала подобной близости с королем. Ей казалось даже, что он пустит в ход язык. Взгляд Иоанна стал насмешливым, как будто он мог читать мысли. Но Махелт исполнилась решимости не пускать короля в святилище своих мыслей и удерживала улыбку на лице, пока та не обратилась в камень.

– Итак, вы выбрали для приветствия нашу юную красавицу, – подняв брови, обратился Иоанн к графу Роджеру.

– Графине нездоровится, сир, – ответил граф, – но моя невестка приложит все усилия, чтобы вам понравилось во Фрамлингеме.

– Очень жаль, что графиня больна, – произнес Иоанн. – Мне всегда нравилось ее общество. – Голос короля был ровным, так что его слова можно было принять и за любезность, и за очень тонкое оскорбление. – Надеюсь, она не слишком больна.

– Прикована к постели, сир, но поправляется.

– В таком случае я буду поминать ее в своих молитвах и надеяться, что она скоро выздоровеет.

Длинный Меч, входивший в королевский отряд, поцеловал Махелт и, когда они шли к дому, тревожно спросил:

– Что с моей матерью?

– Тошнота и сильный жар, но она поправляется. Графиня захочет увидеться с вами.

Махелт проводила Иоанна в приготовленную для него гостевую комнату и показала его камердинерам, куда сложить вещи. Хотя она знала, что все в порядке, все же решила еще раз удостовериться, что слуги справились с работой. В подсвечниках стояли свечи из ароматного пчелиного воска, а в стенном шкафу лежали связки запасных, в подвесных светильниках горело чистое оливковое масло. Спинка скамьи была накрыта дорогим ковром Иды. Пушистые шкуры овец Махелт лежали на паре табуретов и по обе стороны кровати. У окна ждала шахматная доска с фигурами, а также арфа, лютня и псалтерион[20], на случай если королю захочется помузицировать. На маленьком столе, накрытом скатертью, стоял графин и подходящие к нему кубки. Также королю предоставлялся выбор из нескольких книг.

Иоанн взял одну из книг и расстегнул застежку, чтобы полистать страницы.

– «Ars Tactica»[21], – произнес он. – Как жаль, что ваш отец не умеет читать. Эта книга пришлась бы ему по душе и весьма пригодилась.

Махелт вонзила ногти в ладони и, мило улыбнувшись, попыталась ретироваться.

– Не желаете прилечь, сир? – предложила она.

– Смотря с кем, – взглянул на кровать Иоанн.

Он медленно осмотрел Махелт сверху вниз так, словно в мыслях ощупывал ее своими нетерпеливыми руками. Махелт сглотнула, радуясь, что не осталась наедине с королем. Слуги носили в комнату вещи, здесь также находились несколько придворных. Наемник грязно подмигнул Махелт. Гуго разговаривал за дверью с одним из камергеров Иоанна. Махелт слышала голос мужа, видела край его котты и скрещенные на груди руки.

– Прошу меня извинить – у меня еще много дел.

– О, не уходите, – взмолился Иоанн с блеском в глазах. – Я никогда еще не разговаривал с дочерью Уильяма Маршала. С его сыновьями – частенько, но со старшей дочерью – никогда. Останьтесь ненадолго и развлеките меня… – Он провел языком по щеке изнутри. – У вас глаза отца, но внешность матери. Вам это известно? Ваша мать замечательная и красивая женщина.

– Сир, прошу вашего позволения отлучиться. Поскольку графиня больна, у меня множество дополнительных обязанностей. Прошу вас о снисхождении… – Махелт говорила вежливым, бесстрастным тоном, но чувствовала, что слова дерут язык.

Как мог отец оставаться любезным с этим человеком? Хотелось схватить графин и вылить его содержимое королю на голову.