Отец Майкл стоял на коленях у кровати, пропустив четки между пальцев, и читал отходные молитвы звучным, но негромким голосом. Братья Гуго тихо вошли в комнату, но его отец так и не явился. Роджер и Гуго вошли в комнату с широко распахнутыми серьезными глазами и присоединились к родителям. Гуго собирался что-то спросить, но опомнился и прижал палец к губам. Ида шевельнула головой на подушке, и стало ясно, что она до сих пор в сознании, но слишком устала и ослабла, чтобы открывать глаза. Но она кое-что прошептала.

– Она хочет видеть дедушку, – громко произнес Гуго.

Махелт сидела рядом с Гуго, читая молитвы, и время от времени бормотала слова утешения. Услышав это, она встала и вышла из комнаты.

Она нашла свекра в его личных покоях: граф сидел в кресле и держал вышивку, над которой Ида работала, прежде чем болезнь помешала ей шить. Это была лента для шляпы с узором из зеленой листвы. Из-за листочка нахально выглядывал кролик.

– Сир, – произнесла Махелт. – Вам надлежит явиться. – Когда граф не ответил, она добавила: – Это ваш долг. Вы часто указывали мне, в чем состоит мой долг. Теперь я напоминаю вам о вашем.

Махелт увидела, как он стиснул челюсти.

– Я не могу, – произнес Роджер Биго.

– Графиня зовет вас. Неужели вы ее разочаруете?

Мгновение Махелт казалось, что свекор снова огрызнется на нее, но он встал и глубоко вдохнул:

– Вы правы, дочка. Это мой долг перед ней. Я могу досадовать на вас за это, но вы правы, что настоятельно напоминаете мне. – Шаркая ногами и спотыкаясь, граф вышел из своего убежища и направился в комнату жены.

Махелт шла рядом, чтобы проводить и поддержать его, и за эти краткие мгновения ей показалось, что она выросла, а он уменьшился.

Когда граф вошел в комнату, Гуго немедленно освободил место у кровати и предложил отцу занять его. Граф покачнулся, опустившись на складной стул, но удержался. Он медленно поднял руки и снял шляпу, обнажив редкие седые волосы. Наклонившись вперед, он взял Иду за руку.

– Жена моя, – произнес граф, – неужели вы оставите мне незаконченное шитье? – Он положил под другую ее руку ленту, которую сжимал.

Ида чуть слышно ахнула и повернула к нему голову. Ее рука сжала ткань.

– Я не хочу уходить, – прошептала она, – но если нить перерезана, вещь закончена, готова она или нет. Вам это должно быть известно. Простите, что не исполнила свой долг…

– Ида, вы всегда исполняли свой долг, и более того.

Графиня слабо и печально улыбнулась.

– Я полюбила вас с первого взгляда, – произнесла она и больше уже не говорила.

* * *

После смерти Иды повисла тишина в краткий миг, необходимый, чтобы осознать горе. Махелт сдерживала собственные чувства, понимая, что теперь она хозяйка дома, благополучие и стабильность которого зависят от нее. Иду следовало омыть, положить на стол, потом зашить в саван, отнести в церковь и устроить бдение.

Свекор Махелт по-прежнему сидел у кровати и держал жену за руку, с отчаянным, несчастным видом глядя на ее неподвижное лицо, как будто побуждал ее очнуться. Подойдя к нему, Махелт обняла его за плечи, желая утешить. Граф смахнул слезу, все еще сжимая вышитую ленту.

– Я любил ее, – произнес он сдавленным голосом.

Махелт задумалась, сколь глубоко уходят корни этого напряжения. Сожалеть уже поздно. Но на пути любви – она прекрасно знала – часто возникают преграды, а этот человек был частью одной из преград. Сейчас Махелт испытывала лишь грусть и жалость. Он мог расхаживать в мехах, держать в руках бразды правления, но сейчас был беззащитен и слаб, а силой обладала она.

– Идемте, – сказала Махелт. – Пусть служанки позаботятся о графине. Ее нужно омыть и подготовить надлежащим образом, и вы скоро сможете увидеть ее снова.

Граф встал, пошатываясь, как лунатик, и Махелт передала его на попечение Гуго. Лицо Гуго тоже избороздили морщины от горя, но он был собран и полностью владел собой. Их глаза на мгновение встретились, обещая сотрудничество и понимание, и хотя пока только хрупкое, начало было положено.

* * *

Начались приготовления, чтобы перевезти тело Иды в Тетфорд для похорон. В первую ночь бдение было устроено в церкви Святой Маргариты, недалеко от дома. Граф настоял на том, чтобы задрапировать гроб самой дорогой шелковой тканью, какую смогли найти, и собственноручно возложил на него знамена Тосни и Биго и наполовину вышитую ленту с аккуратно заткнутой на изнанке иглой, как будто ее владелица лишь на мгновение вышла из комнаты.

На рассвете, после службы, они позавтракали со слипающимися глазами, и мужчины надели доспехи. Траурный отряд выехал из Лондона, чтобы проводить гроб Иды за восемьдесят миль до Тетфорда. Ветер брызгал дождем, и затянутое тучами небо обещало еще худшую непогоду. Шелк под гробом был укрыт серой шерстяной тканью, а поверх настелено вощеное полотно для шатров. Махелт поцеловала на прощание сыновей и малышку, которые оставались в Лондоне с нянями и слугами, и села на свою кобылу. Граф замкнулся в рассеянном, потрясенном молчании, и тем, кто его окружал, приходилось направлять каждый его шаг. Махелт предполагала, что Гуго или его отец захотят оставить ее дома, но никто не попытался ей запретить. Но если бы они посмели, Махелт была готова сражаться и, несомненно, на этот раз одержала бы верх.

Глава 45

Тетфорд, октябрь 1216 года

Иду похоронили в хоре приората Тетфорда со всеми подобающими церемониями, пусть и без пышности, положенной на похоронах графини. В некотором роде похороны отразили ее жизнь, подумала Махелт. Ида никогда не обладала властью за пределами домашнего круга и не стремилась к ней. Ей уместно покоиться здесь в ожидании дня, когда муж присоединится к ней и они будут вечно спать бок о бок. После смерти жены граф словно заблудился в тумане, погрузился в сумерки между жизнью и смертью. По крайней мере, на время власть перестала его интересовать. Гуго взял командование на себя, решал, где переночевать, и заботился обо всех вопросах безопасности отряда.

Они остановились в гостевом доме приората, воспользовавшись гостеприимством отца Винсента. До сих пор Тетфорд избегал разграбления бесчисленными армиями, бродящими в округе, и настоятель не желал привлекать внимания к приорату Пресвятой Девы со стороны какой-либо партии. Он тепло поприветствовал своих покровителей, но в то же время вежливо осведомился, когда они намерены уехать.

– Завтра, – заверил его Гуго. – С первыми лучами солнца.

После этого настоятель расслабился, в свою очередь пообещав позаботиться о графине и ежедневно читать службы за упокой ее души.

– Невыносимо видеть, как страну снова раздирает на части, – произнес настоятель Винсент. – Мой дед рассказывал ужасные истории о войне между императрицей Матильдой и ее кузеном Стефаном за власть над Англией. Люди говорили, что Христос и его святые спят. И вот теперь все повторяется. Поля горят, мужчины убивают друг друга ради власти. Я каждый день молюсь о мире.

– Как и все мы, – откликнулся Гуго. – Но пока мы не добьемся справедливости, мир не наступит.

– В таком случае я молюсь и о справедливости.

– Аминь!

– И помилуй нас Господи.

Гуго вежливо кивнул в знак согласия. В последнее время он видел мало милости Господней, хотя в глубине души продолжал верить, что Господь милосерден, а безжалостные зверства – дело рук человеческих.

Он провел еще одну ночь в бдении у могилы матери, поддерживая отца, от которого осталась лишь внешняя оболочка, как будто Ида питала его душу. Граф отказался снимать доспехи и настоял на том, чтобы стоять у гроба в кольчуге, койфе[35] и шоссах.

– Я постоянно оставлял ее, – сказал он, сгорбившись под весом доспехов. – Всю жизнь мне нужно было уезжать, и жена ненавидела это. Наверное, ты помнишь эти времена… Головные боли и слезы. Ничего нельзя было поделать. Я должен был исполнять свой долг, но она так и не поняла. А теперь… – Он закрыл глаза. – Господи помилуй, теперь она оставила меня, и я не знаю, как это вынести… Но я должен вынести, потому что, как и у нее, выбора у меня нет. – Граф опустил голову и заплакал.

* * *

Утром Махелт пришла окончательно проститься со свекровью, пока их отряд готовился к возвращению в Лондон.

– Покойтесь с миром. – Она положила на могилу вечнозеленый венок. – Я буду навещать вас… Часто. Обещаю, вы не будете забыты.

Единственным ответом был мягкий стук дождя по кровельной дранке, шарканье ног монаха по плиточному полу и чувство глубокой грусти.

Через пять миль по дороге домой они ощутили запах дыма, а затем увидели темные клубы, поднимавшиеся от усадьбы неподалеку. Гуго приказал сомкнуть ряды и отправил разведчиков.

– Это не дым от угольной кучи или обычного огня, – с обеспокоенным видом произнес он и взялся за рукоять меча.

Встревоженная запахом, кобыла Махелт вскинула голову и пошла боком.

– Это не король, – сказала Махелт.

– Возможно, отряд фуражиров.

Один из разведчиков, посланных Гуго, вернулся галопом.

– Сожженная усадьба, милорд, – сообщил Джервас де Брейдфилд. – Зарезанные животные и несколько трупов. Остальные, по-видимому, сумели бежать. Лошадиный навоз еще свежий. Я бы сказал, они явились вскоре после рассвета. Около тридцати человек, судя по следам, но земля слишком взрыхлена.

В их отряде было примерно столько же людей, не считая графа и Махелт. Отряд такого размера означал, что фуражиры отделились от более крупной армии на расстояние удара, но где находится эта армия, которая сеяла разрушение на своем пути, Гуго не знал. Возможно, направляется в Кембридж или Питерборо, но точно сказать было нельзя. Он надеялся, что не в Тетфорд.

Они прибавили ходу, и в отдаленной деревне тревожно зазвонил церковный колокол. Махелт вздрогнула и порадовалась, что едет верхом по-мужски и может поспевать за остальными. Еще она была благодарна Господу, что дети в безопасности в Лондоне. Дождь полил сильнее. Гуго ехал рядом с женой, постоянно оглядываясь по сторонам и поглаживая рукоять меча. Они мало разговаривали и ехали быстрой рысью.

Внезапно из дождя выехал отряд вооруженных до зубов мужчин и преградил им путь. Махелт вцепилась в нож на поясе. Рыцари и сержанты Биго схватились за оружие.

– Спокойно, – предупредил Гуго, подняв правую руку. – Это союзники. Посмотрите на их щиты. На них эмблема Перша. Они служат Людовику… И кажется, граф Перш – ваш родственник?

– Дальний родственник по линии отца, – ответила Махелт, стараясь не выказывать беспокойства.

Гуго пустил Эбена вперед и поприветствовал их вожака, мужчину с жестким взглядом, сломанным носом и недостающим передним зубом.

– Мы не станем с вами ссориться, – произнес Гуго, – если вы нас не вынудите.

– Мы тоже не станем с вами ссориться, милорд Биго, – ответил вожак, выказав столь же хорошее знание геральдики. Его нахальный, бойкий взгляд упал на Махелт. – Как и с вами, родственница моего господина. Вы предоставите нам возможность ехать по своим делам, а мы позволим вам ехать по своим.

– И в чем же состоит ваше дело? – осведомился Гуго.

– В бывшем короле Англии. Наши разведчики утверждают, что он в Кембридже, милорд. Мы едем, чтобы захватить его.

– Вам понадобится больше людей.

– У нас достаточно людей, – ответил солдат. – Мы передовой отряд. Остальные следуют за нами.

– В таком случае берегитесь. В трех милях к востоку – разоренная ферма. Вы можете наткнуться на фуражиров короля.

– Благодарю за предупреждение, сир. Мы будем настороже.

Солдаты отступили на обочину, чтобы дать им проехать. Гуго отметил, что их вьючные животные нагружены кастрюлями, связками лука, горшками меда и курами со свернутыми шеями, из клюва одной из птиц сочились темные капли крови. Ему стало не по себе еще больше. Обернувшись, он встретил задумчивый взгляд жестких глаз рыцаря.

Следующая ферма, на которую они наткнулись, тоже была разорена. Старуха сидела на пне во дворе, выла и сквернословила, а за ее спиной ревело пламя в доме и сарае. Мертвый сторожевой пес распластался во дворе, из его рассеченного бока вывалились кишки. При виде вооруженных мужчин женщина попыталась убежать, но споткнулась и растянулась в грязи. Гуго начал было спускаться с коня, но отец внезапно опередил его, стряхнув оцепенение и преградив женщине путь.

– Мерзавцы, мерзавцы! – кричала она на английском, потрясая сучковатыми кулаками. – Французские сукины дети!

– Госпожа, мы не французы, мы англичане, – ответил граф на ее языке, которым владел вполне сносно.

– Англичане, французы, все вы одинаковы! – кричала она. – Вам на нас наплевать… Наплевать! Мой дом сгорел, мои куры передушены, запасы разграблены. Убейте меня прямо сейчас, потому что зиму я не переживу. Я все равно что мертва!

Старуха бессвязно поведала свою историю. Вчера явились солдаты, требуя еды и припасов. Они забрали коз и поросенка, которого она откармливала на убой, мешки с мукой и даже грибы, которые она собрала утром. Куры кормились во дворе, и солдаты поленились их ловить, но она лишилась своих гусей. А сегодня утром явился еще один отряд и забрал то, что оставил первый, – кастрюлю, кур и мед. Мародеры потребовали денег, и когда женщина сказала, что у нее ничего нет, подожгли дом в качестве прощального «подарка».